Литература и журналистика

[Iskander]

Он ещё слишком мал для её любви. Обворожительная, с ледяными глазами соседка не даёт покоя. Груди подобны двум только созревшим апельсинам, величественная талия, вьются ароматные волосы цвета соломы. Каждый раз пухлые створки кокетливо приоткрываются, обнажая кроличьи зубки, а с уст слетают слова: «Здравствуй, Миша».
-Тебе на седьмой? – Неумело заводит разговор коренастый малый.
Она отводит взгляд, виднеется едва заметная улыбка.
-Глупенький, - опускает «когтистую лапку» на плечо, - я же ещё никуда не переехала.
Но скоро должна. Во дворе, где все знают всех, слухи доносятся с ветром. Говорят, Аллочка вместе с нелюбимым отчимом переезжает в 25ый, соседний дом; а Саня, лучший друг Мишки, слыхал, что и на другой конец города. Подросток навостряет уши, как только слышит её прекрасное имя. Мысли о переезде возлюбленной больно колют неокрепшее сердце.
Он и сейчас помнит тот раз, когда богиня снизошла впервые. Новогоднее небо пестрило огнями, шампанское сладко пенилось в бокалах, а мальчик, ещё совсем маленький, болтал ногами на высоком стуле. Спустя мгновение появилась она, в ту пору угловатая и неокрепшая, с брелоком в виде сердца. Девчонка подарила безделушку, а Миша, сражённый красавицей, поклялся отдать душу. Ребёнок стал юношей, будущим мужчиной, когда девочка из гадкого утёнка выросла в прекрасную лебедь. У неё совсем другая жизнь, но для него всё по-прежнему. Пластмасса царапается о связку ключей, а сердце – о стеснение.
-Тебе нужно сходить к ней. – Сказал Саня, откинувшись на спинку кресла. – Расскажи ей всё.
Миша ёжится от одной мысли быть раскрытым, сигаретный дым обволакивает комнату, придавая особый антураж.
-Я боюсь.
Всегда импульсивный худосочный шатен сегодня на удивление спокоен.
-Признайся во всём. Тебе станет легче.
Миша нетрезво осклабляется, рука опирается о стол, непослушные ноги еле держат. Запахом алкоголя пропитано всё: пунцовая майка «Polo», спортивные брюки прямого покроя, кеды.
-Аллюсик… Я иду к тебе, солнышко…
Язык заплетается, в глазах всё двоится.
«Неужели всё так просто? Я признаюсь во всём, и она останется со мной.… Ну, Санька.… Ну, молодец!»
Лицо покрывается большими багровыми пятнами: толи от выпитого, толи от стыда. Держась за перила, он медленно спускается с восьмого на седьмой. К любимой.
Звонок в дверь.
-Миша?
Она перевязана белоснежным полотенцем, зрачки возбуждённо расширены. Он держится за дверной косяк, стараясь не повалиться с ног.
-Ты пьян?
-Алла… Аллочка... Аллюсик…
Точёное, как у лисички, лицо покрывается стыдливым румянцем.
-Миш, я не могу сейчас говорить.
-Алла… Алла! – голос достигает крещендо, а пьяное ручище хватает за предплечье.
-Миш, ты не понимаешь… Отпусти, Миша…
-Я люблю тебя!
В конце коридора появляется средних лет, совсем голый отчим со «стоячим» дружком. Одутловатая морщинистая рожа, чёрные птичьи глазки, мохнатые брови.
-Алла! Чё так долго-то?
Повисла гробовая тишина. Робко, почти шёпотом, Миша талдычит её имя, словно мантру.
-Алла, Алла…
-Прости. Ты ещё слишком мал, чтобы любить…
И он бежал, бежал так долго, чтобы забыть обо всём…