Литература и журналистика

[Ави]

Город цвета дождя.


Город цвета дождя… Безрадостный, угрюмый, промозглый. Тучи клубятся и толкутся, волокутся половой тряпкой по крышам, давят макушку. Иной раз разверзнутся, разойдутся, и сквозь мутные, полупрозрачные жилы посмотрит на город холодное, сморщенное солнце. Никто не узнает, не увидит – головы не поднять, а глаза пришиты к земле.
Тощие улицы жмутся к затосковавшим домам. Их стены набиты пылью, окна – пустые глазницы черепов. Иные разбиты, и страшные осколки торчат из рам смертоносным оскалом большой белой. В одном сломанным лебединым крылом бьется занавеска, другое бесстыдно обнажилось, отбросив ставни, но ничего не различить за плотными бельмами стекол.
Холод душит горло. Безжалостный ветер мечется по улицам. То вздымаясь, то падая он кружит пылевые вихри, чешет спутанные ветки сонных деревьев, зловеще посвистывая и завывая грызет рамы, бьет ставни и двери, от чего те отвечают больным скрипом разболтанных петель. Вот из узкой форточки на втором этаже высунулась чья-то иссохшая рука и щедрым жестом швырнула вон пачку исписанных листов. Они, покачиваясь и кувыркаясь, белыми перьями ложатся на тротуар, но, не успев опомниться, несутся, шурша, по земле, утаскиваемые беспечным жителем улиц. Чем бы не были они – неважно. Теперь это только добыча ветра и, наигравшись и натешившись, он оставит их, истертыми и смятыми, истлевать в яме, канаве или пыльном углу.
У низких бордюров спят горбатые, большеглазые автомобили. Двери заперты, стекла подняты, рябят засохшими каплями грязи. За кривой дворник зацепился и, прилипнув, распластался, невесть откуда взявшийся подгнивший кленовый лист.
Люди улыбаются вниз, ямочки с щек сползают на подбородок. Их глаза – запотевшее зеркало, их руки – дряблая вермишель. Бесцельно блуждающие тени, прячущиеся под шарфами и воротниками. Они могут остановиться посреди дороги, будто бы задумавшись, тупо развернуться и пойти обратно. Бессмысленны и безнадежны, тусклый блик жизни.
На церковных ступенях, сверкающих язвами отвалившейся известки, ссутулившись сидит мужчина. На голове – морской еж жестких волос, одежда светлеет под налетом седой пыли. Он – восковая фигура неизвестного мастера, недвижим, невозмутим. Лишь изредка, очнувшись, он поднимает понурую голову, неряшливо лезет в карман и подносит к глазам, черным от скорби, древний медальон.
Слабо, болезненно щелкнет замочек, отскочит в сторону резная крышечка и выглянет из овального окошечка потускневшее от времени лицо женщины. Печально посмотрит она на мужчину, тот вздрогнет и мучительно вздохнет, как незрячий еле-еле погладит любимый портрет. Ничего не почувствуют пальцы – ни колючего холода, ни легкого тепла, и от разлившейся гуашью пустоты, что-то кислым молоком свернется за дырявыми ребрами.
Он не сможет терпеть. Скукожится, изогнется. Судорога сведет ладонь. Она сомкнется, забыв про раскрытый медальон. Протестуя, тот врежется в мягкую кожу, лепестком розы рассечет линию сердца. Мужчина не почувствует, не поймет. Он не увидит, как из-под червяком свернувшегося мизинца сорвется и полетит смородинно-красная густая капля и, коснувшись мрачных ступеней рассыпится рубиновой горстью.
Вдруг треснут, порвутся ватные тучи. Сквозь дыры проскользнут удивленные лучи. Пробегут по стенам, желтыми пятнами упадут на дорогу, расползутся амебой и сольются под ногами остолбеневших прохожих.
Люди оживут, они поднимут мраморные лица и улыбнутся. Удавы шарфов ослабеют и мертвыми падут на освежившийся тротуар. Затрещат распахиваясь двери, и хмурые домоседы недоверчиво уставятся в небеса.
Где-то разольется смех и маленькие мальчик побежит между облитыми счастьем взрослыми за неугомонным солнечным зайцем.
На втором этаже откроются слепые окна, и девушка с хилыми косицами озадаченно проведет ладонью по грязным стеклам, оставив размашистый след.
Цветы в поддонах поднимут увядшие бутоны, засипит на почтальона бродячая псина. Весело он покатит позвякивающий велосипед по улицам, разбрасывая тугие рулоны газет. Закричат торговцы, забавляясь и подтрунивая друг над другом побегут студенты на занятия. Ударит колокол. Город пробудится.
И только на обшарпанных ступенях церкви будет сидеть мужчина, согнувшись, стиснув в руке медальон. Мир изменится, а он так и останется прежним – черно-белым фото в городе цвета солнца.