Литература и журналистика

[Заводной Апельсин]

Мое альтер эго живет во мне, словно диковинный паразит, питаясь моими соками и кровью, как ребенок, развивающийся в моей утробе. Моя жизнь больше мне не принадлежит. На нее, как на полотно киноэкрана, ложится другая, чужая жизнь, и впитывая в себя эти потоки флюидов, моя личность начинает меняться. Мой паразит растет и развивается, требуя все больше жизненных сил, все больше сопереживания. Я дышу, думаю и чувствую им. Он поглощает мои идеи, мечты и замыслы, преобразуя их в свои, и я духовно нищаю. Я уже почти не могу различить границу, где кончаюсь я и начинается он. Его личность прорастает сквозь хребет моего самосознания мечеподобными остриями бамбука, и все мое существо изгибается в экстазе.
Слияние и поглощение.
Я чувствую себя насекомым, выедаемым изнутри прожорливой осиной личинкой. Крепнущей личности нужно жизненное пространство. Теперь им руководит только одно: отчаянное желание жить. По ночам подсознательное грыжей вдавливается в сознательное, и я вижу его сны. Обнаженная девушка без лица подносит к своему горлу нож, и и он медленно входит в кожу. Крупным планом показано, как круглая капля крови цвета виноградного сока выдавливается из места соприкосновения лезвия с горлом, растет и потом, ломая свою форму, медленно скатывается по ножу, оставляя за собой темно-алый след. Черты лица размыты, но зубы стиснуты, и это видно хорошо. Сзади протягиваются руки и, обхватив голову, сворачивают ей шею. Девушка рассыпается на сотни металлических шариков и становится ясно, что это пули, какие были в ходу еще в средних веках. Ты пытаешься зарядить ими свой пистолет, тебе нужно, потому что сзади тебя настигает что-то темное и аморфное, но шарики не лезут в твою обойму, они вываливаются у тебя из рук, раскатываются по каменному полу. И тогда ты понимаешь, что задание провалено...
Я включаю лампу, и ее яркий свет выхватывает из тьмы сразу сотню миров. Я приближаю лицо к зеркалу и разглядываю себя. Моя внешность изменилась. Нос заострился, как у мертвеца, веки потяжелели, и потемневшие глаза - чужие глаза - заискивающе мерцают из провалов глазниц. В волосах моих появились светлые пряди. Они выглядывают проседью из каштановой гущи. Губы сами собой вытягиваются в кривую зловещую ухмылку. Я не бью зеркало, чтобы не травмировать мое альтер эго: оно самолюбиво и коварно. Я буду ждать, пока оно не сбросит мою истончившуюся и пожухлую оболочку, и не выйдет, как бабочка из подсохшего кокона, и тогда я спасу его от смерти.
Я берегу себя. Не перехожу на красный свет. Не встаю близко к канавам метрополитенных путей. Я беременна. Мое бремя нависает надо мной, как зреющий райский плод, мой дамоклов меч - мой инструмент для соития. Когда я закрываю глаза, я вижу сцены чужой, еще несостоявшейся жизни. Пока мой жестокий квартирант не поглотит меня полностью, я буду любить его. Я буду питать его своей любовью и, в конце концов, дам ему новую жизнь.