Литература и журналистика

[GGNB]

Апокалипсис вчера




И сотворил Бог человека по образу Своему,
по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.
Бытие

Судья Чоенг Ек, приказал двум пятнадцатилетним солдатам поднять бамбуковую решетку и вынуть из ямы человека. Вытащенным был мужчина в синих трусах - все его тело было покрыто грязью, запекшейся кровью и резаными ранами.

- Туол Сленг, уличен в произнесении французских и английских слов, а также в том, что, во время работы на рисовом поле, три раза падал от изнеможения. Эта мерзкая жаба сказала, что при предыдущем режиме, жить было намного хуже. Туол Сленг заявил, что ему не нравятся пропаганда и изучение коммунистических материалов по выходным. Типичный буржуазный выкормыш. Подлая гадина, не желающая перевоспитать свой усохший мозг. Ему была оставлена жизнь, но люди подобные этому злодею - Туолу Сленгу, не могут быть благодарными. Такие как Сленг живут и мечтают, как вкусно есть и хорошо одеваться на выращенный рис, вместо того, чтобы стать полезным инструментом в когтях организации.

- Да это так, - ответил обвиняемый, с трудом разлепив, слипшиеся от крови, губы, - единственное, о чем я жалею то, что не сделал этого раньше. Все то время, когда я гнул спину на ваш режим, мне хотелось бросить выращивание риса - которым расплачивались за автоматы и пули.

- Почему же ты именно вчера вечером на это решился? - перебил судья, почесывая, совсем недавно появившиеся, волоски на щеке.

- Почему? Смешно спрашивать: потому что осудил себя на смерть. Верите ли, что не телесные пытки одолели меня. О, это мучило, но не так; все же не так, как это проклятое сознание, что я наконец решил бросить вам помогать. Тысячи и тысячи расстрелянных, мне кажется, что в этом есть и моя вина. Быть может пуля, выпущенная в голову очередной жертве, была оплачена моим трудом?

- Не смей, буржуазный негодяй, приписывать себе подвиги, совершаемые красной властью, - закричал судья, сжав кулак.

Туол Сленг был бледен. Лицо его имело изможденный и измученный вид, он попытался возразить, но судья кинулся на бывшего учителя и, приподнявшись на цыпочки, с размаха ударил его кулаком в лицо.

- Объект S-21, - так звучал приговор.

По окончании судебного разбирательства все, кто был в яме предварительного заключения - пять мужчин и четыре женщины - были приговорены к отправлению на объект S-21. Вечером того же дня с территории объекта S-21, приехала, крытая тентом, телега с клетками. Тент сдвинулся вверх и из телеги, шлепая грязными босыми ногами, посыпались солдаты - крепкие молодые парни в заношенной камуфляжной форме, с нашивками охранных отрядов Кхмерской рабочей партии и мотыгами в руках.

Несчастных узников вытащили из ям и не очень сильно побили, загоняя в клетки. Один мужчина упал и слишком долго не мог подняться - конвойные проломили ему череп, потом разрезали живот и аккуратно изъяли печень и мочевой пузырь. Местные смотрели, на это, с завистью - они тоже хотели проглотить кусочки печенки, такой свежей и теплой. Но с ними никто не поделился, и поэтому местные солдаты вместо того, чтобы насытить желудок, усиленно вырабатывающий слюну, вешали на шею приговоренным таблички с надписью: "предатель революции".

Телеги поехали обратно, громыхая колесами, медленно, чтобы дать возможность людям, сидящим в клетках, позавидовать бывшему сокамернику. Тому самому, кровь которого, все еще была на губах палачей.

Чем ближе становился объект S-21, тем больше страшных картин, появлялись перед глазами новоприбывающих заключенных.

Было много курганов, из настолько красных черепов, что любой человек мог понять - кожу с черепов содрали совсем недавно.

Также было много трупов на кольях. А на обочине валялись куски человеческих тел - чаще страшное месиво из останков, реже просто отрезанные и отрубленные головы, руки, ноги...

В одном месте висели вниз головой шесть полутрупов, кожа на их головах, была полностью покрыта ожоговыми пузырями и волдырями, а под каждым висевшим, полуживым еще, человеком, на земле чернели остатки костров.

В другом месте, к дереву были прибиты штыком к дереву женщина и грудной ребенок.

Туол Сленг начал молиться. Тихо. Про себя. Он просил скорой смерти. Для себя. Для тех кто ехал в клетке рядом. Но бог не слышал слов, произнесенных бывшим преподавателем. Бог был мертв; из-за сострадания своего к людям умер Бог. И теперь судьба узников была полностью в руках человеческих.

Вдали показались стены объекта - высотой метра два, сооруженные из бамбука и лиан, с колючей проволокой натянутой между вышками, на которых находились два-три человека. Около ворот стояли несколько бульдозеров и тракторов.

Две створки ворот раскрылись, выпуская человека в камуфлированной форме, черных сапогах и кобурой у пояса. Он залез в один из бульдозеров и поехал навстречу телеге. Когда расстояние между бульдозером и телегой сократилось до десяти метров, мужчина в черных сапогах, громко прокричал, что лагерь переполнен и, что новоприбывшие не нужны.

Дальнейшие приказания были не нужны, конвоиры прекрасно поняли, что им нужно делать. Солдаты открыли клетки, выгнали наружу все девять жертв. После чего все несчастные узники были крепко связаны и уложены на обочине дороги, лицом наверх.

Закончив свое дело, конвойные стали разговаривать с бульдозеристом. Они спорили - бульдозерист хотел раздавить предателей революции металлическими гусеницами, а солдаты хотели изъять целые печень и мочевой пузырь, что стало бы невозможным, в случае раздавливания. Наконец солдаты пообещали поделиться добычей, добившись, таким образом, окончания спора.

Сленг начал опять молиться о быстрой смерти - он надеялся умереть после первого-второго удара. Но все произошло иначе - жертвам по очереди распороли животы и вырезали ценные органы, после чего забили до смерти мотыгами.

Все люди, приговоренные к смерти, умирали медленно, крича, дергаясь и плача, а дольше всех умирал учитель Туол Сленг. Ему пришлось увидеть, как умирают один за другим его собратья по несчастью.

А бульдозерист улыбался, закуривая сигарету. Зрелище получилось занимательным, а человеку приятно смотреть на радостные картины.
И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник,
которому имя Смерть; и ад следовал за ним
Откровение

[GGNB]

Храм





Рассказывают, что некогда в Бенаресе, стоял огромный и прекрасный Храм, посвященный Кали - черной шати, великого очистителя - Шивы. Там служили многие брамины и там же происходили различные чудеса. Слава о величественном храме распространялась повсюду. И вместе с тем стало широко известно и название храма - Сердце Тьмы.

Ежегодно тысячи и тысячи людей шли сюда, чтобы поклониться великой богине, в надежде на исполнение просьб и желаний. И никто еще не ушел недовольным.

Но вместе с тем стали появляться страшные легенды о Храма и его обитателях. Слухи появились вскоре после, явления первых чудес, и были небеспричинными. Дело в том, что стали исчезать люди - бывало такое зайдут в храм двое, а выйдет лишь один. Бродячие торговцы и музыканты стали обходить Бенарес стороной. Они утверждали, что многие из их товарищей исчезали вблизи этого места и, что другие вернувшиеся стали не похожими на себя самих.

В то же время в Нишанташи правил один раджа, по имени Айодхъи, и хоть было у него множество жен и наложниц, ни одна из них, не подарила ему сына. Шли годы и серебро появилось в волосах и бороде раджи, и он с каждым днем тяготился все более и более, от того, что у него нет наследника. Но вот слава Сердца Тьмы коснулась и его уха.

Услышав о Храме, где исполнились сокровенные желания многих, раджа решил, что это его последний шанс, на исполнение желания о наследнике, после чего немедленно призвал одного из кшатриев и отправил его в Бенарес, чтобы этот человек поговорил с браминами и узнал все подробности. Посланник должен был обернуться за семь дней, иначе он и его семья будут подвержены мучительной казни - так сказал раджа, добавив, что если посланник вернется вовремя с хорошими известьями, то будет вознагражден.

Все последующие шесть дней Айодхъи находился в страшном волнении. И вот утром седьмого дня явился, на взмыленном коне, изможденный посланник. Его тотчас привели к радже, нетерпеливо перебиравшего бронзовые четки. Самому посланнику брамины не сообщили ничего интересного, однако вручили пакет, запечатанный знаком с непонятными письменами, для раджи.

Айодхъи хлопнул в ладоши и приказал вошедшим стражникам отвести посланника к казначею для получения ста шестидесяти девяти рупий, после чего посмотрел на письмо. На кроваво-красном сургуче отпечатались буквы или цифры иного языка ۶۶۶. Раджа не знал что бы это могло значить и, не став гадать - сломал печать.

В письме, без обычных льстивых и затейливых приветствий, содержался список того, что должен предоставить раджа и указывалось, что его ждут, в Храме, в первый день следующего месяца. Немного покоробленный невежливостью браминов и содержанием письма, раджа все же очень сильно обрадовался, ибо жрецы обещали ему рождение сына, при соблюдении определенных условий.

В день и час, указанный в письме, раджа выехал из города, в сопровождении двадцати преданных воинов. Отдельный отряд сопровождал сундук с золотом. Еще один отряд сопровождал трех наложниц - молодых женщин, взятых в гарем, из благородных семей. В специальных походных повозках ехали многочисленные слуги. В самом конце процессии везли в клетке рабыню девственницу, юношу-раба и евнуха, чтобы не пачкать взгляд владыки дасью.

В назначенный день процессия прибыла в Бенарес. Впереди ехал раджа на огромном слоне, на его голове важно сидела чалма из золоченой парчи, украшенная топазами и страусовыми перьями, на поясе висел меч - шедевр ювелирного искусства. На верхушке меча сидел круглый сверкающий рубин, а рукоять, длиной в пять ангул, была сплошь украшена нешлифованной бирюзой, так что держать ее было очень удобно. Ниже был нефритовый ободок, а кругом него шел узор из цветов, только листья были изумрудные, а цветы - рубины, вделанные в прохладный зеленый камень.

Однако, ни колокола, ни трубы, ни барабаны, не возвещали жителям, о появлении раджи, который был научен с раннего детства, что его приезд должен быть заметен и восприниматься, как великий праздник. Это было очень неприятно, но пришлось смириться - ведь впереди была более важная цель.

Вскоре к процессии подъехал всадник. От него, казалось веяло чем-то древним, ужасным и жестоким. Его лицо закрывал черный кожаный капюшон, такой же была и одежда, полностью скрывающая тело, на шее висели бусы из костей. А под седлом хрипел гнедой конь.

'Следуйте за мной.' И ничего больше. Всадник развернул коня и поехал. Процессия по знаку раджи последовала за брамином в черном... Вот оно, что... Именно поэтому святой брамин показался ужасным - его одеяние было сделано из прекрасно выдубленной человечьей кожи...

Процессия пересекла город и остановилась перед огромным ущельем. На другой стороне было видно строение - это и был Храм. Через бездну вел узкий веревочный мост. Мост заканчивался возле ступенек, ведущих к Сердцу Тьмы. Брамины сами сплели его, из своих волос и деревянных перекладин, и он, протянутый над страшной пропастью, был единственным путем к Храму. Брахман слез с коня и обернувшись, сообщил: 'По этому мосту можно пройти только пешком. Для проведения церемонии должны перейти раджа, рабыня, раб, евнух и три наложницы. Остальные должны ожидать на этой стороне'.

На противоположной стороне их ожидал человек - старый брамин в белом хитоне. Он показал на три двери, к каждой из которых были прибиты бронзовые картины изображавшие парвати. На левой двери были изображены Шива обнимающий Кали в облике Парвати. На средней - Кали была представлена, как восседающая на тигре Дурга - с десятью руками, в которых держала анкус, трезубец, лук и стрелу, метательный диск, меч, щит, булаву, доспехи и топор. На правой двери Кали была изображена в виде голой женщины, с бусами из черепов, с высунутым языком и четырьмя руками.

'Радже в левую, наложницам во вторую' - проговорил брахман. Дасью он конечно не удостоил никаких слов, но они и так поняли, что им следует войти в третью дверь.

Когда раджа затворил за собой дверь, то очутился в лабиринте тускло освещаенном черными свечами, пол коридора был устлан сплошь мерзкими тварями - жабы, богомолы, пауки, змеи. Несмотря на отвращение раджа шел дальше и дальше, пока наконец ему не показался яркий свет. Сделав несколько шагов, правитель Нишанташи оказался в огромной зале.

Первым что бросилось в глаза - огромная статуя Кали, с огромными желтыми алмазами, вправленными в глазницы. Идол словно "танцевал", а под ногами богини лежал труп евнуха, в одной из рук Кали сжимала окровавленный клинок, вторая рука держала за волосы отрезанную голову раба, третья держала петлю, а на четвертой пульсировало еще живое сердце.

Перед статуей же стоял деревянный алтарь - черный от пропитавшей его крови. И лицом к статуе стояли тринадцать браминов.

Раджа оцепенел и в этот миг к нему обернулся брамин и сделал знак молчать и не шевелиться. Страх объял душу правителя, но он попытался его загнать в дальний уголок сознания: 'Ну что, в самом деле, может мне угрожать? Ничего плохого со мной пока здесь не случилось'.

В этот же момент два молодых брамина в белых одеждах, перепачканных кровью, втащили рыдающую рабыню и положили на алтарь. Стоявшие полукругом начали петь песню на непонятном языке. Один из жрецов раздвинул девушке ноги и проверив, что рабыня была, словно необъезженная другим кобылица. И он уничтожил ее девственность и насытился ее юностью.

Брахманы все это время пели - правда Айодъи, не мог понять смысла песни, ибо ее пели на неизвестном радже языке. Лишь отдельные слова - Гашшарва, Диюй, мог различит правитель Нишанташи, но их смысл оставался для него загадкой. Сразу же покончании совокупления, брамины, а один из них подошел к алтарю. В его руке был кинжал, которым он тотчас пронзил сердце рабыни. После чего, жрецы повесили труп в петле, которую держала третья рука страшной богини.

Пораженный раджа подумал было об окончании ужасной церемонии, совсем забыв о трех наложницах, в тот самый момент, когда они начали появляться в зале. Наложниц, прикованных к решеткам, затащили люди в черных капюшонах. Оставив возле алтаря решетки, люди в капюшонах исчезли, кроме троих державших в руках закрытые колпаками чаши, каждый из колпаков был сделан в форме раскрытой пасти нага.

Вновь послышалось пение, в котором можно было лишь расслышать незнакомые слова: Дуад, Хйоль, Гашшарва, Шеол, Диюй, Лимб. Жрец с ножом подошел к первой жертве и перерезал ей горло - тотчас служитель в капюшоне подставил чашу под льющуюся кровь, затем они проделали то же самое с остальными женщинами. После этого чаши, полные горячей крови, были поставлены на алтарь, а радже приказали подойти и сделать глоток из каждой чаши.

Внутренний голос попытался, было воспротивиться, но быстро умолк, словно пламя, задутое темным ветром. Желание родить сына, затмевало глаза Айодхъи, он подошел к алтарю и отпил крови из каждой чаши.

После третьего глотка, чьи-то сильные руки схватили раджу сзади, а брамин кинжалом перерезал ему горло и начал жадно пить кровь, прямо из ужасной раны на шее злосчастного правителя, постепенно принимая его облик. Последним, что увидели глаза раджи, была надпись на потолке: Древней Я всякой твари, в мире сущей - оставь надежду чрез Меня идущий.

Но смысл этих слов не дошел до умирающего мозга Айодъи, раджа так и не понял когда встретил смерть.

Утром брамин внешне преобразившейся в раджу вышел из ворот Сердца Тьмы, прошел по веревочному мосту, был радостно встречен воинами и слугами. Спустя девять месяцев одна из жен правителя родила мальчика. Брамины выполнили то, что обещали. Правда не так, как об этом мечтал раджа.

[GGNB]

The Corral





Сейчас это ИСКУССТВО схватило тебя
за яйца, понимаешь? Оно дало тебе в
поддых и запорошило тебе глаза.
Уильям Берроуз



Незадолго до того, как Косой умер от неоперабельной опухоли мозга, мы невольно приняли участие в одном бескультурном мероприятии. Мы часто спорили потом, что было причиной того происшествия. Герман считал, что все началось, когда Ален врубил "Коррозию", Барабан считал, что все было определено тем, что забыл дома пентаграмму. Михалыч и Градус полагали, что все началось, когда Крюгер проехал по улицам города на байке, в косухе, с длинными седыми волосами и создал первый клуб для любителей тяжелека.

Впрочем, и нынешний "The Corral"принадлежал Крюгеру. Мы называли клуб, Терминатором.

Пока не забыл, я считаю, что события того вечера были определены Джимми Хендриксом, когда тот взял в руки электрогитару, что в свою очередь было предопределено... в общем просто предопределено, тогда, когда мы еще не вылезли из влагалища, маленькие, уродливые, вонючие и совершенно безмозглые.

А начиналось все так. Когда у нас было свободное время мы всегда шли в Терминатор, там всегда было чем себя развлечь и главное музыка true - Death, Slayer, Ария, Therion, Sammael, Napalm Death, Paradise Lost. Правда Крюгер иногда позволял себе расслабиться врубая что-то из своей давно поседевшей молодости. Black Sabbath, Led Zeppelin - старье, но признаюсь и некоторым нашим оно нравилось. Михалыч вообще тащился и пытался заплетающимся языком объяснить, что это суперветераны, а мы щеглы ни хрена не понимаем. Быть может он прав.

Но все же на экране, висящем у барной стойки, чаще горели пентаграммы Anathema и звучали песни вроде Once upon a cross. Мы пили, пьянели, трахали мокрощелок в сортире, дрались и блевали, так рок-культурно проходила большая часть нашего времени. Иногда в клубе играли и настоящие музыканты, тогда здесь собирались толпы народа, Крюгер закупал портвейн, а наутро дворники матерясь убирали груды пустых банок, разбитых бутылок и чьи-то зубы.

Но в тот день не было сейшена, я и Чума, как всегда притащили свои задницы, чтобы выпить "ерша" и пьянея, рассказывать о своих новых изысках в сатанинской и языческой космологии и философии.

Только мы вышли, как сразу почуствовали что-то странное. Сначала мы не поняли, потому что подвалил трезвый не как стекло Михалыч, тыча пальцем в новый балахон Sepultura и огромных размеров перевернутый крест, но через минуту все было ясно - из динамики неслись омерзительные вопли Каракурта, отстойник отечественного трэша. На экране прыгали великовозрастные тетеньки с отвисшыми сиськами, их лапал явно датый Мишкин-Муссолини, а Каракурт брынчал убогую музычку и из динамика неслось:
"Ку-Клукс-Клан девственный мясник, Ку-Клукс-Клан белый антрацит..."

Возле бара стояли трое абсолютно незнакомых молодых мужчин. Все они были бритыми. Они медленно пили, а я их начал внимательно разглядывать. Первый был накаченным мужиком, на лице был шрам, пересекавший левую щеку от виска до скулы, аккуратная бородка, на тяжелой челюсти, и два больших черных колючих глаза. Одет был он странно, к нам в таком прикиде никто не приходил. Весь в черным - вроде бы ниче, свой цвет, но кожаный пиджак с железным крестом выглядел по-меньшей мере дебильно. Второй, как раз вылазил из сортира, застегивая на ходу ремень с пентаграммой - в СССРе такие для солдат выпускали, майка с белым бульдогом, надпись "White pride". Второй стоял ко мне спиной, глотая пиво, его затылок украшал Totenkopf, кельтский крест и мартенсы, подсказывали, что он тоже был поклонником Алоизыча. Ну и хер с ними, подумал я, падая за змею из столиков, на которых разместились человек пятнадцать наших.

Водка, пиво, непонятно зачем бутылка кагора. Все уже нажрались, Калдырь и Михалыч мирно захрапели - с утра, наверняка квасят. Датчанка налила мне штрафную, я проглотил водку через тяг, даже не ощутив. Я налил себе еще. И начал, как всегда с анекдота про попов.
- Апостол Пётр попросил Иисуса на время подменить его возле врат Рая. Стоит Иисус и видит, как чья-то душа хочет пройти в рай. Он её спрашивает:
- Ты кто?
- Я был простым плотником. Я ничем не знаменит, но когда я уже был стариком, у меня родился сын. Он появился необычным способом. Мой сын был ни на кого не похож. Он ходил по миру и творил добро, прошел через великие испытания и сейчас он известен всему миру!
- Папа?
- Пиноккио?

Хохот, Бурый подавился сигаретным дымом, Калдырь приоткрыл глаз и тут же вновь провалился во временное небытие. В это время дверь сортира открылась и из недр уборной, вылез Градус, в обнимку со своей телкой. Клеопатра так мы насмешливо называли ее за "прекрасный" шрам на носе, сама же она любила, чтобы ее называли Тиамат, подобное наглое желание, игнорировалось всеми, включая и самого Градуса. Лысый жлоб с бородкой что-то насмешливо бросил, Клеопатра пошла к нам, а Градус подойдя поближе к нацикам громко, перекрикивая Каракурта, сказал:
"Пошли отсюда на хуй".
Вместе с этим раздался голос Крюгера:
- Кто включил эту хрень, бля? - он только, что подъехал, как и всегда по вечерам.


Следующим звуком был звук удара, бритый с Totenkompf"ом на черепом, ударил Градуса кружкой по черепу. Героин постоянно циркулирующий в венах, позволил не обратить внимание на боль и удар бывшего кмс по боксу, размазал нос бритоголового по веснушчатому хлебальнику. Кожаный пиджак отпрыгнул назад и ударил гриндером в живот нашего, Градус отлетел к стене.
Почти сразу же Крюгер двумя лапами схватил за лицо Totenkompf"а и впечатал затылком в барную стойку. А через секунду мы уже были на ногах.
Whitepride выхватил пряху и попытался вдарить Крюгеру, забыв про нашего бармена, а он, как всегда в нужном месте.
Хряпс... Кий висевший на флаге штата Джорджия, оказался в руках бармена. Пряха ударила Крюгера в плечо, а ее обладатель упал на колени.
Казачок рок-ветерана ударил парня по яйцам, вернув осмысленность лицу.
Кожаный пиджак отступил к стене, достал из рукава металлический прут.
Первым, побежавшим на него, был Чума, потому и отлетел с огромной рваной раной на черепе, из которой лилась краска.
Но это, герой с железный крестом, сделал зря.
Через несколько минут его полуживое тело вынесли из клуба и под хохот засунули головой в помойный бак.
Whitepride ушел, а точнее был выкинут пинком на улицу, только после того, как озверевший от беспредела Крюгер излил на него свою нужду.
Totenkopf не подавал признаков жизни, я сунул ему палец под нос. Дышит.
Отнесли его вслед за кожаным пиджаком.

P.S. Спустя примерно полгода, хотя может и через год, выяснилось, что ребяты не были скинами, решили поприкалываться. Мудаки. И то хорошо, что никого замочили. Но у Градуса навсегда остался на лбу шрам, Чуме потребовалась пластическая операция. А тем троим придуркам еще больше не повезло - Крюгеру пришлось утрясать дела с мусорами. И какое-то время люди в форме неприятного цвета за нами пасли

[GGNB]

http://zhurnal.lib.ru/o/osip_d/bonch.shtml

Йумор