Генри Миллер
Добавлено: Пт июл 20, 2007 9:45 amК этому автору все относятся по-разному. Мне приходилось встречать людей, которые говорили: "Генри Миллер? Фу! Пошляк, порнограф". А когда я интересовалась, что же они читали, выяснялось, что только "Тропик Рака" и, в лучшем случае, "Тихие дни в Клиши". Хочется напомнить, что у Миллера есть не только "Тропик Рака", "Тропик Козерога" (которые, кстати, по-своему хороши) и "Черная весна", но и "Колосс Маруссийский", "Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха", "Книга о друзьях", автобиографическая трилогия "Распятие Розы" ("Сексус", "Плексус", "Нексус"), сборник рассказов и эссе "Улыбка у подножия лестницы".
И наконец, может ли пошляк и порнограф быть автором таких, к примеру, строк:
"Мы привыкли считать себя огромным демократическим организмом, скрепленным прочными связями крови и языка, объединенным при помощи всех доступных средств связи; мы носим одинаковую одежду, едим одинаковую пищу, читаем одни и те же газеты, похожи во всем, кроме имен, веса и даты рождения; мы - самые коллективизированные люди в мире, за исключением некоторых первобытных народов, которых считаем отставшими в развитии. И все же, несмотря на все внешние признаки тесных, соседских, доброжелательных, полезных, добродушных, почти братских отношений, мы - одинокие люди, болезненное сумасшедшее стадо, мечущееся в рьяном неистовстве, пытающееся забыть то, что мы не есть те люди, которыми себя считаем, вовсе не единые, вовсе не заботящиеся друг о друге, вовсе не слушающие друг друга, вовсе никакие, что мы всего лишь цифры, написанные некой невидимой рукой. Иногда кто-то просыпается, выбирается из этой липучки, к которой мы все прилеплены - вздора, называемого нами повседневной жизнью, но это не жизнь, а трансоподобное висение над великой рекой жизни - и этот кто-то, потому что он более не попадает под привычный рисунок бытия, кажется нам немного сумасшедшим, но обнаруживает в себе загадочные, почти пугающие способности, понимает, что может повести за собой несчетное множество людей, снять их с якорных стоянок, образумить, наполнить радостью или безумием, заставить забыть об их семьях, отречься, изменить характер, черты лица, даже душу. И в чем же суть такого могущественного соблазна, "временного психического расстройства", как мы любим это называть? Что же еще, как не надежда обрести покой и радость?"
Или вот таких: "Когда меня спрашивали, существовал ли кто-то, к кому я мысленно обращался, записывая свои вещи, я говорил "нет", но на самом деле у меня перед глазами стоял образ безликой толпы, в которой, тем не менее, проглядывало иногда дружественное лицо: в толпе этой различалось медленно назревающее, кипучее тепло, означавшее когда-то один-единственный образ. Он расширялся, обрастал языками пламени и, наконец, превращался во всемирный пожар. Единственный момент, когда писатель получает настоящую награду, это когда к нему приходит некто, опаленный этим пламенем, которое он, в миг одиночества, старается остудить. Самая искренняя критика - не более, чем пустой звук: мы хотим только одного - необузданной страсти. Мы хотим огня ради самого огня". ("Распятие Розы", книга первая "Сексус").
Так вот, я и есть тот самый "некто, опаленный пламенем" Генри Миллера, и знаю, что таких много. Кто еще хочет высказаться?
И наконец, может ли пошляк и порнограф быть автором таких, к примеру, строк:
"Мы привыкли считать себя огромным демократическим организмом, скрепленным прочными связями крови и языка, объединенным при помощи всех доступных средств связи; мы носим одинаковую одежду, едим одинаковую пищу, читаем одни и те же газеты, похожи во всем, кроме имен, веса и даты рождения; мы - самые коллективизированные люди в мире, за исключением некоторых первобытных народов, которых считаем отставшими в развитии. И все же, несмотря на все внешние признаки тесных, соседских, доброжелательных, полезных, добродушных, почти братских отношений, мы - одинокие люди, болезненное сумасшедшее стадо, мечущееся в рьяном неистовстве, пытающееся забыть то, что мы не есть те люди, которыми себя считаем, вовсе не единые, вовсе не заботящиеся друг о друге, вовсе не слушающие друг друга, вовсе никакие, что мы всего лишь цифры, написанные некой невидимой рукой. Иногда кто-то просыпается, выбирается из этой липучки, к которой мы все прилеплены - вздора, называемого нами повседневной жизнью, но это не жизнь, а трансоподобное висение над великой рекой жизни - и этот кто-то, потому что он более не попадает под привычный рисунок бытия, кажется нам немного сумасшедшим, но обнаруживает в себе загадочные, почти пугающие способности, понимает, что может повести за собой несчетное множество людей, снять их с якорных стоянок, образумить, наполнить радостью или безумием, заставить забыть об их семьях, отречься, изменить характер, черты лица, даже душу. И в чем же суть такого могущественного соблазна, "временного психического расстройства", как мы любим это называть? Что же еще, как не надежда обрести покой и радость?"
Или вот таких: "Когда меня спрашивали, существовал ли кто-то, к кому я мысленно обращался, записывая свои вещи, я говорил "нет", но на самом деле у меня перед глазами стоял образ безликой толпы, в которой, тем не менее, проглядывало иногда дружественное лицо: в толпе этой различалось медленно назревающее, кипучее тепло, означавшее когда-то один-единственный образ. Он расширялся, обрастал языками пламени и, наконец, превращался во всемирный пожар. Единственный момент, когда писатель получает настоящую награду, это когда к нему приходит некто, опаленный этим пламенем, которое он, в миг одиночества, старается остудить. Самая искренняя критика - не более, чем пустой звук: мы хотим только одного - необузданной страсти. Мы хотим огня ради самого огня". ("Распятие Розы", книга первая "Сексус").
Так вот, я и есть тот самый "некто, опаленный пламенем" Генри Миллера, и знаю, что таких много. Кто еще хочет высказаться?
