Литература и журналистика

Мэтр.
Так, продолжайте, это очаровательно, ваша история близка мне. Знаете, я настаиваю, на том, чтобы вы приходили и дальше на мои лекции. И правда, наивность вашего восприятия неподдельна, сейчас я бы многое отдал за вашу веру в идеалы, я уже стар и не оставил себе ни одной сложной конструкции, в которой был бы уверен до конца. Тяжело ни во что не верить, ещё тяжелее расставаться с иллюзиями, амбивалентность взглядов вызывает столько противоречий, ох, говорят это один из признаков шизофрении, но я могу себе это позволить. Вы посредственный писатель, примите это как факт, не смотрите на меня так, более того, проза абсолютно не ваш стиль, не слышу благодарности, только что я сэкономил десять лет вашей жизни, проведенной за бесплодным занятием. Вы бы и без меня пришли к этому, вам повезло, обычно я не даю подобных советов, и даже позволяю некоторым умереть в беспробудной нищете, не вмешиваюсь в процесс гибели, приходящей для моих подопечных между очередным запоем и осознанием своей никчёмности. Год за годом ко мне приходят самоуверенные, артистичные, амбициозные юнцы, требующие оценки своего гения, каждый из них, заходя в мой кабинет, декламирует свои работы, поглядывая на выражение моего лица. Принеся мне свою писанину, каждый претендует на мое одобрение, они высоко оценивают мой талант, что означает заведомо высокое мнение и о своем творчестве. Согласитесь, ведь торговец протухшей рыбой, не стал бы её показывать продавцу утреннего улова. Большинство из них считают меня мэтром, но с учётом поправки на возраст, в целом они ставят меня на один уровень с собой, они действительно так считают. Вам интересно, что происходит дальше? Вы не спешите? Тогда присядьте, только, как вы обычно делаете, на краюшек стула. Так вот, поставив меня в один ряд с собой, они автоматически лишают меня права на критическую оценку, ведь равный не имеет морального права осуждать, вы согласны? Я этого и не делаю, дослушав до конца очередного литературного воздыхателя, причём большая часть, из которых напрочь бездарна, я оставляю им самые хвалебные отзывы, склоняю оставить всё ради своего творчества и веду себя очень доброжелательно. Уверовав в свой талант, бросив всё ради литературы, они постепенно опускаются на самое дно, проводя страшные бессонные ночи в ожидании муз, которые никогда не прилетят в их обветшалый дом. Вредные привычки и одиночество закончат этот процесс разложения. Вы считаете это подлым? Я не думаю, во-первых, не всех ждёт такой финал, некоторым хватает капли разума, через несколько лет понять, что литература не их дар, останется только чувство невыполненного долга перед собой и злость на себя, ведь они не исполнили возложенных на них ожиданий. Во-вторых - это месть, моя месть. Как за что? За снобизм, неоправданный эгоцентризм и за то унижение, которое они причинили мне, посчитав свои каракули, достойными моего времени и ушей. Я избавил этот и так безумный мир от 30-50 засорителей книжных полок, и заметьте, не требую медали от министерства культуры. В столетие рождается не более десятка гениев от искусства, а то и меньше, налейте мне чаю с жасмином. Спасибо, вы очень любезны, вы ещё не полностью во мне разочаровались? Очень жаль, что нет, придётся рассказать о себе ещё кое-что. Я вам говорил про месть и немного лукавил. Местью я камуфлировал презрение к новому поколению. Месть не является такой омерзительной, просто потому что это - ответная реакция на совершенное в вашу сторону злодеяние. Творчество должно быть выстрадано, выголодано и овеяно свободой. А тех горе писак, о которых вы переживаете, не затронуло сопротивление, восемь из десяти из них прошли одинаковые головомойки, это либо дипломы журналистов, либо учителя русского языка и литературы. Знаете, почему я стал знаменит? Потому что мой пьяный отец, он был сапожником, избивал меня ногами до полусмерти, когда находил меня за чтением книг, а когда они с матерью нашли спрятанную тетрадку, с моими первыми стихами, две недели держали в подполе, каждый день выбивали из меня всё живое, всё детское, что во мне оставалось. В подполе у меня была свеча, я нашёл кусок угля и продолжил писать на деревянных ящиках с картофелем. Когда и это было обнаружено, мой папа приколотил мою ладонь к двери гвоздём. И всё почему? Потому что я не хотел латать грязные, пропахшие бедностью сапоги. Я прожил очень тяжёлую жизнь, полную лишений и скитаний, вы, наверное, знакомы с моей биографией, там нет и трети пережитого мною. Борьба с обществом, нравами, самим собой, с сущностью человеческой, прибавим пылкость ума, тягу к знаниям, собственное мнение и талант. Имея всё это, вы получите один шанс из ста создать что-то действительно великое. Я получил признание, смог пройти через это, стал известен в литературных кругах и ко мне стали обращаться молодые литераторы, что ж подумал я, у меня есть шанс помочь им, поддержать в начинании, ранние публикации должны были сделать их жизнь не такой замкнутой, как моя. И что вы думаете? Я брал подопечного, критиковал, наставлял, чем больше я лез с помощью, тем хуже становилось: если я договаривался с издателем, мой бушующий до этого пламенем протеже, тут же становился вялым и отказывался издаваться, только я договаривался о большой статье с каким-нибудь журналом, ученик за несколько месяцев и строчки не мог написать. А я отбирал лучших из лучших. Понимаете? Искусственно вмешиваясь, я нарушал целостность становления, больше я не брал ни над кем шефства. Напротив, я стал самым острым, нетерпимым критиком. Я разбивал в прах каждое предложение, каждую строчку, выгонял из кабинета с позором за неправильно поставленную запятую, открыто насмехался над их работами и идеями, вне зависимости от собственного мнения о них. Ни один не удостоился даже намёка на одобрение, мне не было их жаль, честное слово. Это приносило мне удовольствие, к вопросам унижения я подходил творчески и старался не повторяться в своих критических экзекуциях. У одного рывком вырвал листы, не дослушав и десяти строк, и выбросил их в окно, извергая пламенные ругательства в его адрес. Второго молча дослушал до конца, затачивая при этом карандаш, затем поднял трубку телефона, позвонил на пост охраны и приказал вышвырнуть его из здания и никогда сюда не впускать, и продолжил заточку карандаша, не взглянув на него и не проронив ни слова. Я пытался их подстегнуть, я хотел, чтобы они бросили вызов мне. Кто я для них? Правильно мой друг, представитель академических кругов, а что такое академическое искусство для молодого писателя? Враг. Молодость кипит и не терпит ограничений, а академизм - всегда рамка, и я хотел поставить эти рамки, обрезать рудиментарные отростки, чтобы на их месте выросли крылья. И опять провал. Все оставили литературу, понимаете? Я ждал ненависти, сопротивления, а увидел покорность в глазах и опущенные головы. Достойны они сожаления? Я уверен, что нет. Я напомню вам одну из историй, зарождение импрессионизма, когда в Париже, на выставке отверженных, вокруг ранних работ Эдуарда Мане, Клода Моне и других выставлялось заграждение от толпы, стремящейся оплевать и изорвать их труды. Они были освистаны, унижены, но не сдались. И это не исключение, а правило. К сожалению, искусство мельчает и изживает себя. Сейчас это не призвание, а работа, доступ к шампанскому, ничегонеделанию и женщинам. Я уже решил уйти со своей должности. Занимал я её, лишь с той целью, чтобы она не досталась какому-нибудь государственному мужу. У меня была цель оградить таланты от государства, я пробрался сюда обманом, чтобы выдёргивать их из комитетного пекла, отдал бы жизнь, чтобы защитить действительно стоящих людей от цензуры, которую им бы здесь навязывали. Я сидел и ждал новую волну вольнодумцев, циников, бунтовщиков, угроз общественности и лживой морали. А кто ко мне приходил, что мне приносили: патриотические оды, любовные стишки, мелко проблемные эссе, дешёвую беллетристику. Я пытался работать, с чем есть, но вы видите, что из этого вышло. Теперь я всех их хвалю, вне зависимости от дарования Что вы имеете в виду? Ну конечно среди них есть более одарённые, но это касается только техники письма, а не глубины мысли и важности доносимого. Буквально вчера я читал неплохо написанное эссе, стилистически верное, с интересными оборотами, но в нём не было души, только желание показать свою лояльность власти и восторженная усреднённость.
Жду критики, если вам понравится, буду выкладывать продолжение.