Литература и журналистика

Вот уже с неделю, как наступил последний летний месяц и по ночам стало заметно прохладней. Начались дожди, облака-тучи затянули всё небо, оно стало серым и пустым. Деревья, достигшие своей зрелости, стояли ссутулившись, отрешённо опустив поникшие ветви. Природа ждала света и тепла, чтобы дорасти, доокрепнуть, доналить плоды, чего она не успела сделать за такое короткое лето... Кот Баян одиноко сидел в заросшем садике и отчего-то снова грустил. На его чёрную спину падали невесомые капли уже начавшего редеть дождя. Баян пытался разжечь костёр, что, впрочем, у него плохо получалось. "Жаль, лето заканчивается. Настя уедет в город, пойдёт в школу. И не посидишь вот так с нею у тёплого огонька. А потом прийдёт холод..." - Бррр, Баян поёжился, при одной только мысли об этом. И эта мысль вытащила на свет воспоминание из прошлой жизни. Был Баян тогда молодым...

"...Свистела по безлюдным и холодным улицам метель, выстужая все уголки и закоулочки, так манившие к себе своей прохладцей знойным летом. Баян, дрожа от холода и голода крался вдоль кирпичных стен обшарпанных домов. За стенами сидели люди, разговаривали, пили и ели. И никому не было дела до тех, кто оказался на улице, а уж тем более, до какого-то облезлого кота. Баян крался, гонимый голодом, смотрел себе под ноги и неожиданно услышал, как метель стала ему что-то нашёптывать. Какие-то непонятные слоги повторялись и повторялись в этой стылой кутерьме. Они кружились вокруг, стучались о стены, обрывались и вновь появлялись. И вдруг он споткнулся обо что-то. Баян остановился, опустил свой взгляд и увидел замёрзшее слово. Человеческое слово. Кто-то попользовался этим словом и выкинул его на мороз умирать. Баян подобрал его, прижал к своей груди и понёс к себе в подвал. Там он забился в самый дальний тёмный угол, устроился поуютней на ржавых трубах и, зажав слово в своих тёплых лапках, стал дышать на него. И, о какое чудо!, слово стало оттаивать и вскоре в ответ тоже стало греть Баяна. Потом они долго лежали, согревая друг друга теплом. Баяну стало больно за это слово, и он оставил жить его у себя. В доме своей Души. И слово обрело своего хозяина, оно вновь обрело потерянный смысл. Он запомнил это слово, он поклялся себе, что никогда его не забудет. И он понял, как это прекрасно - быть богом, богом своего слова...С тех пор, как у него появлялось свободное от насущных проблем время, он устраивался поудобней в своём уголке, брал в руки кусочек зеркальца и смотрел на своё отражение, придавая выражением глаз этому слову различные оттенки. Это его очень увлекало, жаль только, что никого не было рядом, чтобы он смог кому-либо показать это слово глазами.
Но слово не может быть одно, и Баян стал ходить по переулкам в поисках новых слов. И он их находил! Слова встречались в совершенно неожиданных местах. Например, ему понравилось искать слова под скамейками. К тому же под ними можно было ещё и подкрепиться крошками, либо даже целыми кусочками съестного. Но подскамеечные слова были какими-то угловатыми, чужими, даже странными. Несмотря на это Баян собирал их все и таскал к себе в уголок. Ещё слова приносила улица, порядком их встречалось по обочинам дорог. Здесь они часто были неполными, громкими и грязными. Некоторые были грязные настолько, что ему приходилось их долго вылизывать, прежде чем оставлять у себя. А ещё Баян по ночам ходил к одному окну. Оно было на первом этаже старой двухэтажки и выходило совсем не во двор - на другую сторону. Окно смотрело на покосившиеся сарайчики, что стояли в ряд перед ним. За сарайчиками был забор и военная часть. Здесь Баян чувствовал себя в безопасности, лёжа в темноте он подолгу прислушивался к раскрытой форточке и ждал, когда оттуда выпорхнет слово. На это окно Баян наткнулся неожиданно. Он ходил здесь часто, преимущественно по темноте, промышляя чего-нибудь съестного, периодически при этом натыкаясь на слова. Слова здесь были приятней, чем на обочинах дорог, они были размеренными и тихими. Но особенно тёплые он всегда находил именно под Этим окном. Как он радовался, когда находил здесь слово! Тогда он сразу бежал к себе и выучивал его, отводя для него уголок в своей Душе. К себе в Душу он пускал не все слова, а только те, которые... Которые были похожи на самое первое найденное слово..."

"Приветик, Баянчик!" - Баян от неожиданности аж вздрогнул. Ах, это ты, Настя... Настя уселась на корточки перед тлеющим костерком и стала его раздувать. Дунув от души раза три она отпрянула от дыма и закашлялась. И костёр загорелся. Ведь всё было сделано для этого: и под низ подложены тоненькие веточки, и повыше потолще, и трава сухая подоткнута. Не хватало толчка, вдохновения, которое принесла с собой эта девочка. В последнее время Настя всё больше стала пропадать со сверстницами. Баян их видел, и сердце его грел тот факт, что они были не такие, как все. Уж что-что, а таких людей он давно научился распознавать среди огромной толпы. Ведь для этого достаточно всего лишь ОДНОГО мимолётного взгляда. Баян уже рассказывал Насте про то, как он стал собирать слова. Но про то, как постиг их смысл, Настя ещё не знала. Рассказа про это она с нетерпением ждала, ибо прошлой ночью они слишком замечтались под полной Луной и Баян не успел рассказать до конца свою историю. Баян совсем не спешил с рассказом, он деловито стал причёсываться красивым гребешком, похожим на какую-то невиданную ракушку с множеством выступающих отростков. Дождь-то кончился! Вот, воистину, чудная девчонка. И огонь разгорелся, и дождь прекратился, ещё бы просохнуть и чаю горячего... Ну ничего, сейчас всё будет. Баян деловито подвесил котелок, налил туда из бутылки волшебной воды. Настя, уже не зная, как подмылится к котофею с просьбой, чтобы он побыстрее начинал свой сказ, решила задобрить его добрым делом. Прытко подскочив, она побежала ломать ветки на дрова. Глаза Баяна блестели озорным дьявольским огнём, и он продолжал свою неторопливую игру. Вот уже Настя принесла три больших охапки веток. Вот и вода в котелке забурлила... Баян достал из мешочка травы и бросил в кипяток. Затем неторопливо набил свою трубку, доставшуюся ему от доброго мохнатого дедушки Бабу, "чудесной махрой" и закурил. Лицо его прояснилось и расплылось в блаженной улыбке. "Суета сует, всё суета..." - медленно растянул слова Баян, и Настя не выдержала. Вскочив, она подбоченилась, нахмурила брови и метнула колкий взгляд на Баяна. Баян прыснул. "Ах вот ты как!" - воскликнула Настя и кинулась на баламута. Не ожидавший такого Баян аж выронил трубку. "Всё-всё, сдаюсь!" - закричал он, но сам быстро влился в шутливую потасовку и стал бороться с Настей. А нужно сказать, что Баян был большой кот, размером с небольшую дворняжку, на такого не каждая собака отважится нападать. Он поддался, и Настя оказалась наверху. "А ну давай рассказывай продолжение!" - сказала с лёгкой угрозой Настя, держа кота "на лопатках". Они задержали друг на друге взгляд чуть дольше обычного, и от этого им вдруг стало неловко. "Мда, Настя-то повзрослела." - мелькнула мысль в голове Баяна, но он не подал виду. Они медленно поднялись, стали оттряхиваться. Скорей не для того, чтобы смахнуть пыль, а для того, чтобы скрыть свою неловкость. "Чёрт побери, да что же это?" - подумал Баян и как можно более весело и беспечно сказал: "А чай чего ж не наливаешь?" И всё сразу стало на свои места. Настя налила чаю в две старые солдатские кружки, Баян присел на скамейку, что-то собрал в своей голове, задымил и неспешно повёл свой рассказ...

"У каждого города есть своя река. Река и город неразделимы. И какой характер этой реки, такой и города. Городу без реки тяжело, ведь тёмная вода забирает плохую энергию, она чистит нас... Тяжело тому городу, который стоит не на реке. Твоему и моему городу повезло - оба они стоят на одной реке, но никак не сойдутся - река их делит пополам. У реки этой тёмная вода...
С детства я любил бродить по берегу этой реки, особенно я любил делать это по ночам. Просто ходил, слушая тёмную воду. Собирал улиток, ковырялся в траве, рассматривал следы на песке. Как-то раз я вот также неспеша брёл по песку, смотря на мерцание лунной дорожки на поверхности воды, и услышал тихий говор, доносившийся из-за небольшого куста. Кто-то тихо разговаривал. Я подкрался к кусту и потихоньку выглянул из-за него. Я увидел русалку, сидящую на камне, она тихо разговаривала сама с собой, смотря куда-то вдаль. Я притаился и стал за нею наблюдать. И тут вдруг она запела. Я такого ещё никогда не слышал, я стоял, как зачарованный и боялся пошевельнуться. Её песня была печальна, и я, даже не зная слов, почему-то понял её смысл. Конечно, это была песня о разлуке. Песня закончилась, русалка достала гребешок и стала расчёсывать свои длинные волосы. Я слышал, как она часто вздыхала и всё время смотрела на воду. Затем она соскользнула в тёмную гладь реки и исчезла. Я подкрался к месту, где она сидела и увидел гребешок, лежащий на камне. Просидел тогда я там до утра, ожидая её, но она так больше и не появилась. С тех пор я постоянно думал об этой встрече. Я знал, что русалки выходят на берег только в полную Луну. И вот, дождавшись следующей Луны, прихватив гребешок, я отправился на то же самое место караулить русалку. Где-то в полночь, действительно, из воды вынырнула русалочка и забралась на камень. Она расстеряно водила головой по сторонам, как-будто что-то ища. Но вскоре оставила эту затею и стала бить по воде хвостом, поднимая брызги. Но я-то знал, что она искала, и я решился. Я молча вышел из куста с гребешком в руке, чтобы отдать его русалочке. Она, услышав шум в кустах, резко обернулась. От охватившего меня тогда смущения, я опустил свой взгляд. В воздухе повисла пауза и я, наконец, робко посмотрел ей в лицо. Русалка настолько была заинтересованна моей персоной, что перестала на какое-то время следить за собой. Она машинально продолжала хлюпать хвостом по воде, но только движения её уже были несколько замедленными. Рот же её приоткрылся, остановившись на полуслове, да так и замер. Я подошёл к ней и протянул то, что она потеряла. С благодарностью приняв из моих рук гребешок, наконец, она сказала: "Ну, что же ты молчишь? Давай знакомиться, как же тебя зовут?". Уж что-что, а имя своё я умел произносить. Я ответил: "Баян". "А ты умеешь разговаривать? Чёрные коты должны это делать, особенно в полнолуние." - спросила она. Я начал говорить. Лицо русалки вытянулось, глаза сделались круглыми, затем она не выдержала и звонко рассмеялась. Её смех оказался настолько заразительным, что и я стал смеяться сам над собой. "Это где ж ты, таких слов понабрался, котик?" - спросила она. Я красноречиво молчал. Я хотел сказать, что не так уж и важно, какие слова ты говоришь, гораздо важнее интонация и взгляд, в-общем, КАК они сказаны. Но, видимо, в мире людей этого уже недостаточно... Да и в мире русалок тоже...
"Ты добрый кот, хочешь, я научу тебя говорить?" - спросила, приблизившись ко мне, русалка. "Конечно" - сказал я глазами, не зря ведь я так долго по крупицам собирал эти самые слова. К тому же, первое, найденное мной слово, оно было не такое, как все. Я очень хотел узнать его смысл. Ну ничего, я дойду и до этого...

Мы как-то сразу подружились. Я стал приходить по ночам на "камни", так мы условно стали называть это место. И для того, чтобы увидеться вновь, русалка в конце каждой нашей встречи отдавала мне свой гребешок, для того, чтобы я его принёс в следующий раз и мы снова встретились. Это стало нашим поверьем. Она учила меня словам, объясняла, показывала, что они обозначают. Оказалось, что те слова, которые я подбирал, конечно, были словами, только я их привязывал совсем не к тем предметам и явлениям, к которым они были привязанны на самом деле. Вскоре мы уже понемногу стали разговаривать. Русалочка рассказывала мне о людях моря, об их плавучих домах-кораблях. И что нужно их остерегаться, даже бояться. И что есть у них сети, опасные винты, и много ещё чего страшного...

Как-то раз русалочка решила показать мне ночную реку. Мы сидели тогда на камне и слушали ночь, и если говорили что-либо друг другу, то шёпотом. Вдруг она соскользнула в воду и предложила взобраться на её спину. Я осторожно оседлал её, ухватившись за длинные волосы. Она оттолкнулась от камня, и мы медленно поплыли. Я до сих пор помню своё чувство восторга при этом. Мы плыли по тихим тёмным водам, всё дальше и дальше удаляясь от горящих огней города. И вот наступила какая-то грань, когда город превратился в какую-то ширму для спектакля, в котором главные актёры были мы, и больше никого. От этой ширмы на реку лилось множество огней, делая её ещё более таинственной. Мы выплыли на середину реки, и отдавшись её воле, поплыли к большому каменному мосту, по которому сновали автомобили. Помню, что навели своим появлением там большую суматоху. Люди на мосту останавливались, махали руками и что-то кричали, заметив нас. Но вот и мост оказался позади, нас понесло дальше. Вскоре впереди появился остров, и мы направились к нему. Он делился сетью проток на множество безымянных островков. Русалочка со мной на спине направилась в одну из этих проток, затем она повернула в более узкую, затем ещё в более узкую и заросшую. Я понял, что без русалкиной помощи уже не выберусь отсюда. Когда ветви прибрежных ив уже касались моей головы, русалка подплыла к берегу. Я спрыгнул на песок, что получилось довольно громко, но ещё громче оказалось хлопанье крыльев какой-то большой птицы, поднявшейся в воздух из кустов.
"Не бойся, это старая цапля Зара, она всегда ночует здесь." - сказала мне русалочка. Я сразу успокоился. Мы легли на песок и стали любоваться звёздным ковром, раскинувшимся у нас над головой. Было тихо-тихо, и я вдруг отчётливо осознал, как давно не смотрел на звёзды, не лежал вот так, с близким по душе чудесным созданием. Да никогда ещё такого со мной не было, я был счастлив...

"Хочешь, погуляем по ночному городу?" - вдруг прошептала русалочка. И я удивлённо посмотрел на неё.
"Говорить немного ты научился, на задних лапах ходить умеешь, а почему бы и нет? - она мне подмигнула - приметил, откуда взлетела Зара? - я кивнул - так вот, она там по ночам не просто так сидит, она сторожит волшебные цветки, они розовые такие. Сорви один и принеси, но только один, не больше, не надо обижать старую цаплю." - сказала она.
Я пошёл сквозь заросли к тому месту, откуда взлетела Зара. Выйдя на небольшую полянку, я сразу нашёл эти цветки. Их трудно было не заметить - каждый цветок светился всем своим нежно-розовым соцветием, испуская при этом мерцающий, ни с чем не сравнимый аромат. Сорвав один, я быстро пошёл назад. Русалочка ждала меня там же, бережно взяв из моих рук цветок, она вплела его себе в волосы, затем взглядом пригласила меня к себе на спину. Я взобрался на неё, ухватился за волосы и мы поплыли к большой воде. На реке нас подхватило течением и понесло вниз, к городу, к самому его центру. Найдя местечко потише, мы подплыли к берегу. Я соскочил на гальку. Мы оказались под стеной высокой каменной набережной. Русалочка попросила меня отвернуться побыстрее. Я отвернулся. Какое-то время было тихо, затем я услышал звук шагов. "Подожди ещё немного." - сказала она. Ещё бы, ведь стоящая за моей спиной девушка была совершенно нага. Подойдя к стене, она не без усилий вытащила из кладки камень, за ним оказалась спрятанная одежда. Русалочка достала джинсы, торопливо натянула их прямо на мокрое, голое тело. Затем последовала чёрная футболка, которая была явно ей велика, затем на свои босые ножки она натянула кеды, крепко их зашнуровав. Вот и всё.
"Ну, теперь можешь поворачиваться" - услышал я её голос. Я повернулся и обомлел - передо мной стояла... нет, не принцесса в вечернем бальном платье, а обычная озорная девчонка с растрёпанными, рыжими волосами. Её тело ещё подёргивалось от недавно произошедшего с нею волшебства.
"Видишь, теперь я могу делать так - и она несколько раз лихо подпрыгнула - теперь ты должен придумать мне имя, на эту ночь".
Я опешил, никакое имя мне не шло в голову. Наконец я сказал: "Может быть, Маша?". "Фи, не хочу человеческое - русалочка поморщилась - давай какой-нибудь ник." Что такое ник я не знал, и решил её назвать Белкой, ибо похожа она была именно на этого шебутного зверька. Русалочке понравилось такое ник-имя. Она взяла меня за руку (теперь-то я смею так называть свою лапу) и мы пошли вверх по лестнице, на освещённую набережную. Чувства, охватившие меня тогда, невозможно передать словами. Они были как пожар, цунами, сметающие всё на своём пути, которые происходят здесь и сейчас, а что будет дальше, совершенно не важно. Я держался за тёплую ручку Белки и пытался идти рядом с ней как можно более спокойно и непринуждённо. Она же, в свою очередь, шла в шаг со мною, с напыщенной важностью, изображая солидную даму, что плохо ей шло, но таковы были условия нашей игры. Своим видом мы повергали редких встречных прохожих в шок, который, кстати, очень полезен спящим людям. Затем Белка устроила мне целую экскурсию по побережью, она шла, не прекращая что-то щебеча и объясняя. Но я струхнул и ушёл в себя, мне было тяжело научиться не обращать внимания на ошеломлённые взгляды людей, идущих нам навстречу. После третьего прохожего, кинувшегося с криками от нас в реку, Белка, посмотрев на меня, и видя мою робость, предложила пойти немного расслабиться. На что я сразу согласился. Мы зашли в тёмную подворотню, и она предложила мне посмотреть наверх и рассказать, что я там увижу. Я посмотрел наверх и увидел там темноту. Всего лишь темноту, которая давила на меня и не давала дышать спокойно. Я рассказал Белке об этом. "М-да, проблемный ты парень, нервы ни к чёрту, впрочем, как и у меня, - сказала Белка, чего-то засыпая в пустую папиросу, - открывай рот и вдыхай потихоньку, как почувствуешь, что хватит, маякуй. "Я открыл рот и стал засасывать выпускаемую струйку дыма. Вобрать в себя получилось совсем немного, я закашлялся. Ну ничего, во второй раз всё прошло гораздо успешнее. Мне сразу стало легче, отпали все наросты, все лишние тревоги, страх, всё исчезло, остался только я, Белка и счастье, помноженное на вечность... Через какой-то промежуток времени Белка предложила мне посмотреть наверх и передать, что я ТАМ увижу. Я закинул голову и не смог оторваться - там была Бесконечность! Она сверкала мириадами звёзд, и все они двигались к чему-то очень-очень далёкому и, я был уверен на все сто, безгранично светлому и счастливому. К большой-пребольшой улыбке, такому смайлику с бесконечным количеством закрытых скобочек. Я упал, и надо мной склонилась Белка, она тоже улыбаалаааассь...

Потом мы вышли на улицу и сели в подоспевший трамвай, у трамвая не было водителя, да и вообще, мы были в нём одни. Он куда-то ехал. Странно? Нам совершенно так не показалось. Нам было совершенно не важно, куда мы едем, нам просто было необходимо движение без остановок. Мы сидели и смотрели в окно. За стеклом медленно ползли дома, фонари, машины. На углу здания стояла девушка-светофор, я показал её Белке и она тоже сказала, что видит девушку-светофор. Мы засмеялись и долго не могли прекратить свой безудержный смех. Ещё нам изредка попадались женщины-попугаихи и мужчины-сморчки. При виде их мы буквально валялись под сиденьями, держась за животы. Но вскоре люди исчезли, равно как и всё живое. Всё погрузилось в сон. За окном потянулась длинная череда старинных зданий, они были серыми и облупленными. В трамвае стал ощущаться запах плесени. Всё реже и реже стали попадаться горящие фонари. Но даже если бы они и горели, они уже ничего не смогли бы исправить в сегодняшней цепочке последовательностей, которую перебирала в своих тонких пальчиках Белка.

Трамвай остановился около ворот с надписью ДЕПО, открылись двери, мы вежливо поклонились неизвестному водителю и вышли. "О! Я узнаю это место!" - воскликнула Белка и потащила меня за собой. Она привела меня к злачному заведению с надписью "Бермуды", располагающемся в подвале хрущёвки. Мы спустились по лестницам и вошли в него. Был поздний час и за столиками не было никого, за исключением дальнего, на котором спал перебравший клиент. Белка предложила мне сесть недалеко от выхода, я так и сделал. Она пошла к стойке и вскоре принесла бутылку какой-то адской дряни и два стакана. Я посмотрел на бармена - у него было какое-то странное выпуклое лицо с круглыми глазами. Мы чокнулись, потом ещё чокнулись. И без того блестящие глаза Белки стали блестеть ещё больше. Мы стали болтать обо всём на свете, Белка оказалась удивительной болтуньей. Она рассказывала мне про море, про то, какое оно огромное, глубокое и синее, про то, какие в нём живут существа. И я вдруг понял, что обязательно должен там побывать. Белка при этом... лузгала кедровые орешки, доставая их из карманов. Я смотрел на неё, и всё моё нутро содрогалось от смеха, такими уморительными были её мимика и жесты. Дошло до того, что она взялась учить меня непристойным словам. Мы катались со смеху, когда она пыталась объяснить смысл этих слов жестами, потом пальцами, показывая на своё тело и на тело бледного бармена. Иногда в заведение входили нетрезвые посетители, но они, увидев нашу весёлую компанию, извинялись и, осторожно оглядываясь, уходили побыстрее прочь. Белка заказала ещё бутылку, и сделала так, чтобы бармен принёс нам её по всем правилам, налил всем, включая и себя, и выпил с нами. Что он и сделал, отодвинувшись от меня подальше. А как она добилась этого? Она просто его перед этим поцеловала. В губы, по-настоящему. Я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил.
Помню, потом она рассказывала мне про подземное озеро с островом посередине, которое находилось прямо под этим трактиром, что туда можно добраться только через старый колодец, находящийся во дворе последней в этом районе избушки, но этого никто не знает, кроме самой Белки и столетней бабки - хозяйки избушки. Под землёй есть пустота, и поэтому, там можно дышать. Но главное, что простому человеку туда не добраться. Ему не хватит задержки дыхания и сердце его не выдержит. Но русалки иногда посещают это озеро. И могут доставить на себе людей, сильно захотевших его увидеть. Таким образом она отвезла туда уже троих парней, ибо они этого очень хотели, и оставила их там, отрезав у них языки. Я спросил её, зачем она это сделала. На что она вдруг резко взглянула на меня, во взгляде её была разбушевавшаяся бестия, и сказала всего одно слово: "Любовь". Я чуть не упал со стула, я сказал ей, что это именно то слово, которое я нашёл первым. Первое Моё Слово! С него всё и началось! Но Белка меня не слышала, она с горечью смотрела куда-то сквозь меня. Потом из глаз её потекли слёзы. Ох, какое же это загадочное слово... Потом мы помолчали, допили и я осторожно спросил её, зачем же она отрезала у них языки. "Чтобы не говорили ПРОСТО ТАК это слово..." - сказала заплетающимся языком Белка, и крикнула бармену, не отводящего теперь от неё взгляда, - четвёртым будешь?" Не дождавшись бармена, и, как помнится, не рассчитавшись, мы поднялись по ступенькам и вышли в город. Нас никто не остановил.

Потом мы ходили по центру проезжей части, горланя песни и это, я скажу, у нас неплохо получалось, ибо некоторые мне оказались знакомы, хотя я не мог припомнить, где я их слышал. Редкие машины шарахались от нас, как от прокажённых. Вдруг Белка остановилась на полуслове и сказала: "Бежим, Баянчик!" - и мы со всех ног понеслись под горку. "Что случилось?" -спросил я на бегу Белку. "Время! Оно существует! Нужно успеть!" - и она показала на восток, который начал светлеть. Мы добежали до набережной, потом до того самого места, куда подплывали. Белка на ходу стала скидывать с себя одежду, кеды, и наконец, раздевшись, влетела в тёплую ночную воду. "Баянчик, спрячь быстрее туда" - и она показала мне на вытянутый камень из стены набережной. Я собрал её вещи и запрятал как следует. "Поплыли быстрей"- крикнула теперь уже русалочка-Белка, и я взобрался к ней на спину. Мы отправились в обратный путь. Белка и я медленно продвигались вдоль берега, над водой было зябко, поэтому я посильнее прижался к русалочке, погрузившись вместе с ней в воду. Нам было тепло. Небо светлело всё больше и больше, но город ещё досыпал эту Ночь. Ночь, которая стала одной из самых удивительных ночей в жизни двух сердец, плывущих в водах тёмной реки..." - Баян смолк. Голова Насти лежала у него на коленях, глаза её были закрыты и на лице застыла улыбка.
"Суета сует, всё суета..." - подумал Баян, вздохнул и затянулся...

(с) Кондратюк Роман.