Литература и журналистика

Колонка в газете. (Первое упоминание).

Открыв газету 24 октября N года, Вы могли прочитать шокирующую новость, произошедшую в ночь до выхода газеты. Статья, написанная журналистам, носила повествующий характер, раскрывая суть произошедшей трагедии, с довольно жуткими фотографиями с места убийства. Осмелюсь привести отрывок здесь, ибо в наше время не многие читают, и слишком много людей избегают подобных событий, дабы не быть вовлеченными в состояние стресса, стресса который способен усугубить и так не очень радостную жизнь в нашем городке.
«Этой ночью на улице «Свободы» был найдено тело девушки. Ее обнаружил хозяин близ стоящего ресторана г-н Эдуард Ривера. Согласно его словам это произошло в 3 часа ночи, когда он по обыкновению закрыл свое заведение, направился к машине, собираясь выкинуть мешок мусора. Подойдя к контейнерам, он заметил женскую сумочку лежавшую в близи на асфальте. С виду, она была довольно новая, и как человек практичный он немедленно осмотрел ее для определения возможности в виде подарка своей дочери. Да, да именно так. (Вам не следует удивляться такой мелочности со стороны г-н Э. Ривера, ибо он слыл в нашем городе как человек уж слишком жадным, но порой и на него находило небывалое расточительство, но это лишь в минуты слабости перед глазами общественности.). При осмотре сумочки среди прочего девичьего барахла, он обнаружил записку, в которой говорилось «Я Миранда Рельгос, прошу Вас, сообщить матери о моей смерти» Г-н. Э. Ривера не принял всерьез написанное и направился к машине, обойдя мусору, он увидел окровавленное тело. Это была она, автор странной записки, которую все еще сжимал в руках г-н Ривера, он ее знал.

По данным экспертизы девушка скончалась насильственной смертью в связи с большой потерей крови, от многочисленных ножевых ранений в область брюшной полости. Также сообщалось, что ее тело было расположено в языческой пиктограмме, а ее собственное сердце было зажато в левой руке. По поводу найденной г-н Риверой пророческой записки, представители полиции не могли дать ясных объяснений»

Это ужасающее событие, произошедшее в нашем городке, однако, ни как не отразилось на жизни простых жителей. Более того, было такое ощущение, что это вообще ни кого не волновало, и лишь один г. Э. Ривера, в это прекрасное последнее теплое и не дождливое утро сидел в комнате матери, исполняя последнюю просьбу ее дочери.

Мне довелось знать Миранду, она слыла довольно странной личностью в нашем городке. Первая встреча с ней произошла в институте кинематографии, где мы вместе слушали курс «истории Театра» преподаваемым довольно известным историком г-н Реконти. Ей было с виду лет 20, длинные черные волосы струились по ее загорелым плечам, напоминающие темные воды горных водопадов. Большие выразительные глаза, скулы подчеркивали изящества ее фигуры, и довольно смелые наряды для нашего городка. В тот день мы обменялись любезностями в адрес друг другу, и более ни чего знаменательно не произошло. Но однажды после очередной лекции она подошла ко мне и попросила помочь ей поработать над одним заданием, я не мог отказать, ибо испытывал некоторую симпатию к ее личности. Так мне довелось узнать ее намного ближе. Но об этом позже мой уважаемый читатель, позже.

Теперь же я направлялся к дому г-жи Рельгос выразить свои соболезнования по поводу убийства ее дочери и подбирал слова. Я знал, что она была единственным ребенком в семье, ее очень любили и видели в ней большой потенциал. Как все же трагично разрушаются наши амбиции, как быстры и скоротечны наши желания, как непредсказуема жизнь пред ликом смерти. Сколь много недосказанных и, не решенных проблем. И как одно маленькое происшествие с точки зрения жизни и столь большое в плане человека событие разрушает смысл беспрерывности бытия. Размышляя о вечных вопросах нашей суеты, я незаметно подошло к дому Миранды. Стоит ли заходить, и чем я могу помочь, как выбрать слова, что бы утешить безутешную мать, и сколь много должно пролиться слез из ее лона, дабы на веке похоронить память о погибшей Миранде. Похоронить ли? Или просто сделать вид, что уже не так больно и не так грустно и, что скоро совсем скоро и ей надобно будет присоединиться и стать опять столь близкой и столь нужной своей дочери. Размышления не спеша окутывали мое сознание туманом не найденных ответов, и я понимал отчетливо, что нам дан с выше великий дар размышления, и сострадания к тем кто на веке утратил способность жить.

Я стоял у двери, звонить не имело смысла, ибо дверь была приоткрыта, собравшись духом, я преступил черту порога и оказался в гостиной дома г-жи Рельгос. В комнате стояла тишина, я не любил эту странную и столь липкую тишину траурного унынья. Еще тогда в детстве мне довелось впервые испытать это чувство ужасного одиночества, сопровождающего мучительным скованным безмолвием в глазах окружающих людей. Я видел участие и безучастие в происходящем, и теперь погруженный в воспоминания, перемешенных с привкусом действительности, я выбирал правильную интонацию поведения и действий, оглядываясь по сторонам оценивая комнату. Она имела овальную форму и была довольно бедно убрана. Стены были выкрашены желтой краской, на окнах висели занавески, из мебели наблюдались только стулья, в середине комнаты стоял стол. Помимо меня и г-жи Рельгос, в комнате сидел г-н Э. Ривера. Безмолвно я принес свои соболезнования, попросил прощения и удалился вон.

Боже, как же мучительно находиться одновременно среди живых и мертвых, разделять горечь утраты. Как тяжело оставаться соучастным, и в то же время отстраняться от всех и вся кто пытался залезть в душу своими надутыми мнениями о происходящем, дать оценку, найти ответ, обвинить невиновного и воздать хвалу убийце. Как тяжело понять происходящее, осознать силу смерти, величие перемен. Как тяжело представить жизнь тех людей, что остались еще на борту, которым заново нужно будет научиться существовать в этом мире, научиться перестать видеть во снах ушедших, научиться плакать без слез. Может когда-нибудь человечеству будет дан великий рецепт цинизма, цинизма который навсегда перечеркнет горечь утрат, и даст силу принять это как факт, а не как фатальную случайность, принять как судьбу, а не как момент не справедливости по отношению к умершему. И мы навсегда перестанем ощущать влажный вкус слез на щеках наших друзей, родственников, просто прохожих, по неволе втянутых в тяжелый обряд сострадания. И навсегда закроет дверь размышлений о смерти.

Я закурил, на улице пошел дождь. Быть может это ангелы оплакивают столь юную и столь чистую душу Миранды. Они пропитанные жестокостью и тонким даром сострадания грустно озирают землю и не могут понять смысла нашего пребывания в этом мире. Не могут осознать всю трагедию пустого нахождения, надутого счастья, тщетных попыток быть лучше, быть искреннее. Им давно видимо, нет дело до нас, и лишь великая сила причастности заставляет их следить за каждым нашим вздохом. И проливать слезы как в это осеннее утро. Продолжение на web-dk.narod.ru/buk.htm