Литература и журналистика

Моя жизнь в этом году складывалась вполне нормально. Я бы даже сказала, что она была отличной. Все свои четыре экзамена я сдала на четверки, чем очень гордилась. Учитывая, как нас всех пугали этой новой формой сдачи экзаменов под аббревиатурой ГИА (что означает государственная итоговая аттестация), о большем мечтать было просто невозможно.
Итак, девятый класс оказался для меня, четырнадцатилетней Лизы Карповой, позади. И слава Богу! Время летело со скоростью света и больше всего я ждала, когда же наконец закончу одиннадцатый класс и смогу больше никогда не возвращаться в эту ненавистную для меня школу.
Я невзлюбила ее сразу, как только приехала сюда в две тысячи пятом году. Все здешние ученики оказались пошлыми и грубыми, выпивающими или состоящими в какой-то сатанинской секте подростками. Совсем маленькие дети оказались жутко наглыми. Они залезали в чужой двор, воровали яблоки посреди бела дня, швыряли в прохожих (даже в старушек) камни и умирали со смеху от своих шуток. С первого же дня меня это все шокировало и оттолкнуло. Я отлично поняла, что завести друзей я здесь не смогу. Во-первых, мне никто не нравился, а во-вторых, все смеялись над моими интересами и увлечениями. Я и представить не могла, что мое увлечение классической музыкой, любовь к чтению и интерес к учебе могут вызвать в классе взрыв гогота.
С учителями у меня первое время были неплохие отношения, но и они испортились. Причем я в этом абсолютно не была виновата. Я никогда не провоцировала кого-либо на конфликт, прилежно училась, ездила на все олимпиады, участвовала в школьных мероприятиях. А меня обвиняли в отсутствии инициативности, и в том, что я сдружилась с плохой компанией и по ночам с ними вместе швыряю камни в окна своей учительницы английского. Она даже заявила, что ясно видела меня. Чушь полная! Я вообще не гуляю со своими одноклассниками, тем более по ночам и возле ее дома. С тех пор отношения наши стали враждебными. Если быть точнее, я возненавидела Ингу Яковлевну, хотя это чувство никогда не было мне сродни. Меня не очень задевали ее обвинения, но бесило ее лицемерие. Она могла назвать меня лгуньей, пустым местом, а на следующий день обращалась ко мне «Лиза, солнышко мое» и спрашивала «Правда чудесная погода?».
Инга Яковлевна была женщиной немолодой и одинокой. У нее не было ни мужа, ни друзей, зато было высокое, очень высокое самомнение. Она сама не раз заявляла, что мы все (ученики) по сравнению с ней ничто, и она нас презирает, хвасталась, какой была красавицей в молодости, и как все в деревне ей завидуют и перешептываются у нее за спиной, говоря гадости. А чему удивляться? Если ты гадюка, то терпи, что все хотят тебя пришибить.
В общем, моя школьная жизнь была не самой сладкой. В ад же она превратилась, когда я узнала, что мне еще предстоит пережить выпускной. И, как будто в наказание, организовывать это мероприятие будет… как вы уже догадались, Инга Яковлевна, наш классный руководитель. От этой новости мне сразу захотелось умереть. Я не из тех, кто боится трудностей и пасует перед преградами, просто в жизни каждого есть что-то такое, что он не в силах преодолеть. Все мои попытки отвертеться не увенчались никаким успехом, и под давлением учителей и родителей мне пришлось согласиться.
Инга Яковлевна вела себя со мной премило. Называла не иначе, как «малышка», «Лизочка» и «котеночек». Признаюсь, меня от этого тошнило, но я не могла ничего сказать. Я была способна дать отпор и поругаться с кем угодно, но не с ней, ее я боялась. Несмотря на эту напускную доброжелательность я была на сто процентов уверена, что вскоре разразиться буря и терпеливо ее ожидала.

В понедельник была очередная репетиция. Я с трудом встала, оделась и пошла в школу. На моем лице ясно читалось «Мне очень плохо. Будьте людьми – отвалите поскорее». Но моим мечтам не суждено было сбыться. Только войдя в актовый зал, я была атакована Вовой и Никитой (своими одноклассниками).
-Почему ты не хочешь идти на выпускной? – Вова уселся на стул, к которому я направлялась и сейчас смеялся, глядя мне в лицо.
-С чего ты взял, что я не хочу? – я присела на батарею и сделала удивленный вид.
-Приснилось.
-Значит, тебя снятся кошмары. – Грубо сказала я. Я вовсе не собиралась отвечать серьезно или вообще отвечать, в каждом вопросе таился подвох, но сегодня я решила, что никому не позволю над собой смеяться.
-Молодец, Лиза! – Никита оказался необычайно доволен моим ответом. Ему всегда нравилось, когда я ставила его друзей на место. Наверное, потому, что он был, по сути, моим другом. Если быть более точной, он считал, что я – его друг. Раньше я думала, что это одно и тоже, но на самом деле – две абсолютно разные вещи. Именно поэтому он с легкостью приходил ко мне часа в два ночи, чтобы что-то спросить или поведать мне о своих проблемах, которых, как он думал, у него море. И я была вынуждена стоять на морозе, по крайней мере, не меньше часа, и слушать его болтовню. Но я не сержусь на него. Никита все же был вполне милым парнем, веселым и добрым, так что мне ни разу не приходила в голову мысль послать его куда подальше.
Чтобы избавить себя от дальнейшего разговора я закрыла лицо руками и скрючилась, будто бы от боли (я всегда считала, что из меня бы получилась неплохая актриса, если бы я не мечтала стать писательницей).
-Ты что отдыхаешь? – спросил Вова, подходя ко мне.
-Нет, я сдыхаю. Вы что, не видите, мне плохо.
-Ууу, - Вова был необычайно доволен услышанным, - хочешь я в этом тебе помогу? – не дождавшись моего ответа, он продолжил, - Что тебе сначала сломать? Может руки, или ноги? А давай мы тебя битой изобьем, ну как? Слушай, Никит, - обратился он к другу, - а давай, мы ей темную устроим? Мигом в гробу окажешься! – он хотел взять меня за руку, но я мигом отдернула ее.
-Да пошел ты! – терпение мое было на пределе, и, увы, я была в бешенстве. Увы, потому, что проиграла эту словесную дуэль. Уже четыре года мы вели поединки, заключавшиеся в том, кто кого покруче сделает. Лично я никогда не пользовалась запретными приемами (правда, запретными они были лишь для меня), поэтому всегда и проигрывала. Но сейчас мне было на это глубоко плевать. Так что, в душе я испытывала торжество.
Справедливости ради, замечу, что эти парни не были такими уж отморозками, какими можно их себе представить по нашему разговору, они бы в жизни меня не избили. Просто им нравилось строить из себя крутых пацанов, они вызывали у меня насмешку, хотя и заставляли порой взбеситься. Короче, они были глупыми шестнадцатилетними детьми.

-Ну, как репетиция прошла? – спросила меня Настя, моя старшая сестра. В прошлом году у нее тоже был кошмарный выпускной, похоже, она передала его мне по наследству. Настя была красивой семнадцатилетней голубоглазой девушкой. И она была блондинка. Если признаться честно, я всегда завидовала ее цвету волос, их шелковистости и блеску. Хотя сама я тоже была вполне симпатичной и обладала самыми разными талантами (например, писательским).
-Отвратительно! Ты бы слышала это ее «котенок»! Я думала, пошлю ее. Я вообще не понимаю, откуда такие люди берутся, черствые, жестокие, двуличные и самовлюбленные.
-Не обращай на нее внимания и все.
-Легко сказать. Меня один вид ее бесит!
-Да? Какие страсти! – голов у сестры был такой, что давал понять, что ей жаль, но вовсе не хочется сейчас меня слушать.
-Еще бы. Ладно, забыли. – Я решила не донимать ее, в конце концов – это была моя проблема. Правда, я все же разозлилась немного, но это чувство довольно быстро прошло. Мы были всегда хорошими подругами, хотя очень часто ругались, а иногда даже и дрались. Когда мне было лет пять-шесть, она все время умудрялась прищемить мне пальцы дверью. А когда мы ложились спать, то всегда обнимались. Такие вот отношения.
-Ну, скажи что-нибудь! – попросила я, садясь на лавочку возле дома и глядя, как Настя вешает только что постиранное белье.
-Ты знаешь, что вместо Филиппе Масса в Феррари будет выступать Михаэль Шумахер? – Настя была спортивным болельщиком, как и наш отец, так что нечего было удивляться, что она сказала мне именно это.
-Серьезно? Круто. – Эта новость мне действительно понравилась. Я спортом не увлекалась, но Шумахера уважала, во-первых, зато, что он немец (как и мой отец), а во-вторых, за то, что он классный гонщик. Весть о том, что он уходит из Формулы 1, расстроила не только папу и Настю, но и меня.
-А знаешь, когда у него будет первый заезд? – она продолжила, даже не ожидая ответа, так как прекрасно знала, что я ей его не дам, - Двадцать третьего августа, в Ваш Happy birthday, мой друг! Мы редко называли друг друга по именам, лишь в школе. Дома же мы были «мой друг», «mo sher», или «Чип и Дейл спешат на помощь».
-Надеюсь, это хороший знак! – пожалуй я сказала это, чтобы хоть как-то утешить себя. Двадцать третье августа будет ровно через два месяца после моего выпускного, а я была уверена, что он перепортит мне настроение, по меньшей мере, на весь будущий год, а то и на всю оставшуюся жизнь.
Эта мысль не оставляла меня весь день, да и ночь, впрочем, тоже. Мне снилась, как ястреб клюет мой череп. Я проснулась вся в поту, уже готовая закричать. Теперь я точно знала, что-то будет.
Следующий день пролетел удивительно быстро. Да летом всегда было так. Уже часов с одиннадцати на улице было ужасно жарко, так что все сидели дома и отдыхали. Я, например, смотрела телевизор. На канале ТВ3 шел мой любимый сериал «Кости». Лично мне, как и моей сестре, всегда нравилось смотреть детективы, причем самые разные: фильмы с обворожительным бельгийцем Эркюлем Пуаро, немного чокнутым частным детективом Монком, умеющим читать человеческие лица доктором Лайтманом, антропологом Темпранс Бреннан и крутым агентом ФБР Силли Бут и многие другие. И я бы с удовольствием стала работать на страже закона, если бы уже несколько лет назад твердо не решила стать писательницей. Мир литературы манил меня, человеческая мысль создавала прекрасные события и места, а герои были не просто вымышленными персонажами, они были реальны.
-Солнышко! Коровы идут! – я услышала с улицы крик мамы и, выключив телевизор, вышла на улицу.
Коровы еще только спускались с бугра и можно было не торопиться.
Увидев шагах в тридцати от себя свою биологичку Ольгу Федоровну, я прибавила шаг, надеясь проскочить мимо нее, но, увы, сегодня явно был не мой день. Заметив меня на горизонте Ольга Федоровна без лишних плутания направилась в мою сторону.
-Здравствуй, Лизочка.
-Здравствуйте, Ольга Федоровна, - вежливо ответила я.
-Какая ты худенькая, не заболела?
-Да нет, что вы, просто с этими экзаменами совершенно замоталась. Не спала почти, а уж есть тем более времени не было. Вот сейчас отхожу потихоньку.
-Ну, молодец, это правильно. Ничего, скоро выпускной, повеселитесь.
-Хм, да уж, - сказала я с сомнением и Ольга Федоровна это явно заметила.
-Не хочешь идти, да?
Вообще, я откровенничать не собиралась, ни с ней, ни с кем бы то ни било еще, но тут меня вдруг прорвало:
-Нет, не хочу. Мне будет противно там находиться, понимаете. Я точно знаю, как я буду себя неловко чувствовать, так зачем идти? Меня тошнит только от того уже, что туда придется идти.
-Как бы трудно не было, это же тебе нужно. Время пройдет, будешь потом вспоминать, как хорошо было.
-Да никогда! – уж что-что, а это было нереально. Я могла вспоминать свое детство, поездки с родителями на рыбалку, походы в гости, даже, как мне аппендицит вырезали (как никак, а тоже значимое событие!), но точно не свой выпускной. НИ ЗА ЧТО!
-Я тебя прошу, Лиза, ты сделай над собой усилие, просто улыбайся и все.
-Не могу, простите. Я и так огромнейшее, вы даже не представляете какое, усилие сделаю, что просто приду туда, а на улыбки меня уже не хватит.
-Все хорошо будет, я уверена!
А вот я в этом сильно сомневалась. Самый ужасный день за всю мою четырнадцатилетнюю жизнь приближался слишком быстро. Как будто мне было мало проблем, так мама вместе с Настей тоже решили сходить и посмотреть этот цирк, который там устроят. В школу я шла как можно медленнее, будто бы надеясь таким образом отсрочить неизбежное. К празднику уже все было готово: стулья расставлены, сцена украшена, гости собрались, ученики пришли.
-Лиз, а где твоя мама? – спросила у меня Анна Сергеевна, ведущая этого мероприятия.
-А, что, еще не пришли? Странно. Наверное, немного опаздывают, - на самом деле, я искренне надеялась, чтобы они вообще сюда не пришли. Во-первых, я и так чувствовала себя, как обезьянка в цирке, над которой все смеются, во-вторых, и в сотый раз повторяю, я была уверена, что хорошо это не кончится, и, увы, я не ошиблась.
Весь процесс (я имею в виду выпускной) оказался жутко занудным. Мы вдесятером вышли на сцену, получили аттестаты, и стали читать глупые стишки по две строчки каждый, потому что Инга Яковлевна посчитала, что нашего интеллекта на большее не хватит. После этого учителя-предметники стали нас поздравлять и тоже прочли нам стихи.
Я в свой адрес услышала следующее:
Анисимовой Елизавете
Умная и нежная,
Смотришь ты с иронией.
Очень аккуратная,
Милая и скромная.
Ты в любой компании
Приносишь радость всем
И помогаешь всем друзьям
В решении проблем.
Умеешь всех ты убедить,
Всегда красивой можешь быть
И танцуешь лучше всех.
Лизу ждет во всем успех!
Тот, кого она полюбит,
Очень счастлив в жизни будет!

Я и так была раздражена, а это был уже перебор. Я совершенно необщительна, танцую я так же, как моя корова Луна катается на коньках (то есть помереть со смеху можно), мне нравится беспорядок, и я совсем не верю в любовь. Короче, стишок оказался неудачным, в довесок к нему нам вручали медальки. Лично мне досталась с надписью «Труд сделает из вас человека» и картинкой, на которой был кентавр. Интересный подтекст, не правда ли? При первой же возможности я сплавила ее Насте (моя мечта не осуществилась, и они с мамой все же пришли), и отправилась петь песню «Колыбельная Умки». Тут все и началось. Возле рояля устроили мизансцену, где нам и полагалось петь. Сцена эта состояла из плюшевых игрушек и трех стульев, на которых должны были сидеть первоклассницы. Это было обговорено заранее, так что я и не собиралась присаживаться.
-Лиза, сядь на стул, - обратилась ко мне Инга Яковлевна.
-Я не хочу, мне и так нормально.
-Сядь пожалуйста!
-Здесь малыши сядут, я то тут при чем.
-Что ты упрямишься, садись, что стул будет пустой стоять! – она схватила меня за руку и потянула к этому чертову стулу, - Не смей мне портить праздник! Но я была полна решимости не сдаваться, и выиграть эту маленькую битву. Я вырвала руку: «Я не сяду». Она окинула меня полным призрения взглядом и отступила.
«Ну вот, неприятность случилась» - подумала я. Однако, на этом все не закончилось. Мы все должны были пригласить своих родителей к сцене, вручить им ленты с надписью «Родитель года», и станцевать родительский вальс. Я знала, что мама не выйдет, причина у нее была уважительная, но распространяться на этот счет я не стану.
Так вот, когда Инга Яковлевна увидела, что я все еще торчу у сцены с этой лентой, она спросила, где мама.
-Она не может выйти, я ей потом отдам, - спокойно ответила я, указывая на голубенькую ленту, которую я держала в руках.
-Это еще почему она не может? Что, твоей мама так трудно сделать пару шагов, чтобы выползти сюда?– вопрос был задан таким пренебрежительным и высокомерным тоном, что у меня внутри все от ярости закипело.
-Вы же знаете, что она больная женщина! Она ходит с трудом! И даже ради вашего удовольствия, я не стану ее просить выйти!
-Господи, какая жалась! – произнесла она писклявым голосом, даже не пытаясь скрыть своей иронии.
-Это вообще не ваше дело! – терпение у меня было уже на исходе. Еще слово и я не сомневалась, что пошлю ее по одному довольно отдаленному адресу.
-Хватит! Успокойся, истеричка! – процедила она, улыбаясь, сквозь зубы, чтобы никто не понял, что мы ругаемся.
«Иди ты к черту!» - подумала я про себя. Затесавшись за чужими спинами я отошла к окну и села на подоконник. По щекам покатились слезы. Жаркий июньский ветер тут же стирал их следы, но они все текли и текли.
-Солнышко, что случилось? – спросила, поглаживая меня по руке мама. При виде того, как она хромая, шла ко мне через весь зал, я разревелась еще сильнее. Было ощущение, что на меня вылили ведро помоев. Когда говорили гадости обо мне, то я плевала на это. Но, когда оскорбляли мою мать, это задевало меня за сердце. Мне было ужасно больно за моего любимого человека. Человека, который, преодолевая боль, пришел ко мне, чтобы поддержать.
-Ничего, мамуль. Просто с Ингой поругалась, не страшно. Ты садись, - всхлипывая, ответила я.
-Не плачь, Лиза, а то будут все радоваться, что довели тебя. Не надо.
-Да, ты права. Не буду, честно. Сейчас успокоюсь, ладно, - я вытерла лицо рукавом, - Я очень люблю тебя, мама!
Не дожидаясь, когда этот «праздник» кончится, мы покинули зал. И хорошо, а то бы у меня истерика началась. Я и так шла, то и дело всхлипывая от подступавших слез.
-Что случилось, Лиз? – спросила мама, когда мы вышли на нашу улицу, до дома оставалось совсем немного.
-Пожалуйста, не спрашивай, - я говорила с трудом, причем тихим и сдавленным голосом, - если я скажу, то точно заплачу, а я не хочу плакать. Когда-нибудь, я расскажу.
-Да что тут спрашивать, - вмешалась Настя, - все и так ясно. Эта Инга стерва и су… ну, не будем продолжать, короче, она опять сказала ей какую-то гадость, я не сомневаюсь.
Ответить я не могла, поэтому просто кивнула в знак согласия. Дальше мы шли в полном молчании. Хоть я ничего им не сказала, но и мама и Настя почувствовали мое состояние и пытались успокоиться, так же как и я.
-Ну, как сходили, солнышки? – спросил папа, когда мы разулись и зашли в зал, где он смотрел телевизор.
-Омерзительно! – сообщила Настя, указывая на мой заплаканный вид, - можете догадаться, что случилось.
Чтобы меня развлечь мы вчетвером решили поиграть в карты. Это была наша маленькая традиция – в дождливые вечера играть в шестьдесят шесть. Мы смеялись, вспоминали что-нибудь веселое и ели шоколадные конфеты. Очередной момент, из которого я опять убедилась, как мы все друг друга любим, хоть и не очень часто говорим об этом.
Мы очень поздно легли, поэтому я была удивлена, что меня кто-то стал тормошить в пять утра, говоря, что горит Берлин.
«Берлин? Мы что в Германии?» - подумала я, нехотя вставая с кровати и подходя к окну, - Когда мы успели переехать? Меня же всегда укачивает в самолете? А?»
Спросонья я все еще ничего не могла понять. Что горит? Какой Берлин? Я упрямо вглядывалась в утренний туман уже пятнадцать минут, но глаза закрывались, и меня тянуло спать. Наконец, летнее солнце озарило землю, и моим глазам предстало, не ужасное, не стану излишне драматизировать, но все же неприятное зрелище. Берлин действительно горел. Столбы черного дыма валили из-под крыши, а из окон второго этажа вырывались яркие языки янтарного пламени. Странно было наблюдать все это. Сотни раз я проходила мимо старого общежития, когда шла за хлебом, в школу или просто гуляла. В итоге он стал моей главной ассоциацией с этой деревней. Цепочка Красногорье - Берлин прочно сидела в моем мозгу уже не один год.
Прошло уже немало времени, но спать так никто и не лег, хотя было еще только шесть утра. (А я, признаться, вообще встаю не раньше десяти). Мы уже не стояли, прилепившись к окну, но все-таки каждые минут десять кто-нибудь из нас ходил и смотрел, что творится. Мы почти не говорили о пожаре, но каждый думал в этот момент о чем-то своем, личном, недоступном никому.
Я, конечно, не любитель пофилософствовать, но сгоревший Берлин показался мне символом жизни – порушенной, но гордой.
Я вспомнила вчерашний вечер и вновь побагровела от злости и подступивших слез. Было самое время сделать вывод. У Берлина остались стены, и он продолжает стоять. А у меня есть любящая семья, значит и я буду жить, ни что не сможет меня разрушить.

ЭПИЛОГ

Двенадцатого августа в небесной канцелярии разыгралось потрясающее зрелище. Звездопад – это, конечно, не такое уж редкое событие, но, наблюдая его, все же испытываешь некое волнение и при этом душевное наслаждение.
Несмотря на очень яркую Луну, небо было, как на ладони. Не видно было, правда, Млечного пути. А жаль. Первая упавшая звезда, которую я видела, прочертила золотистую линию возле ковша Медведицы (пожалуй, это единственное созвездие, которое я могу найти). Рядом сияла самая яркая Полярная звезда, как незбиваемая стрелка компаса для заплутавших странников, вечно указывающая на север.
Это, на самом деле, такое счастье слушать песню сверчка, ощущать колыхание ветра, стоять под этим прекрасным небом, наслаждаясь великолепием Вселенной. Именно в такие минуты понимаешь, что видишь не просто оболочку, а лицезреешь саму суть.
Советую почаще глядеть на ночное небо. Главное верить, ведь кто знает, возможно, это ваша звезда упала к вашим ногам. Не знаю, как вы, а я уже загадала желание. Одно, но самое заветное.

Мозер Анна

Трудно, больно и смешно
Я иду через страданья
Слышно только: «Загадай желанье,
И звезда покатится с небес»
Луны сиянием объята,
Полна серебряных чудес,
Она рождает мне мир мага,
Где все прекрасно спору нет.
Там счастье, там любовь,
Там нету места расставанью,
Но только вот мое желанье:
Пусть будет мир таков,
Чтоб люди в нем учиться жили,
Чтоб не жалели о былом,
Напрасно слезы лили.
В нем вера и терпенье
Даруют нежность, доброту,
Покой душевный, сердцем гордый,
Хранящий сладкую мечту…

P.S. Оставляйте, пожалуйста, свои комментарии