Литература и журналистика

Выкладываю свои наработки - прошу откритиковать, желательно во всех деталях).

Ловец чувств


Над уединившимся среди трех долин городом опускалась ночь. Мертвая луна коснувшись своим холодным светом крыш небольших домов, пробежала по пыльной улочке вслед за путником, запрыгнув за спущенный капюшон его плаща.
Старая дубовая дверь трактира открылась, и на пороге показалась высокая закутанная в старый плащ фигура. Путник был строен, его лицо несло на себе тень тяжелых лет и многих испытаний. Глаза словно пытались прикрыть пеленой тоски всю глубину чувств таившихся в душе незнакомца.
- Добрый вечер. - поприветствовал гостя толстенький трактирщик, - что привело тебя в столь отдаленный уголок северных прерий?
Ответом была тишина. Путник сдернул плащ, сбросил с плеча ремень, на котором красовалась черная катана, и, повесив их на старый чугунный крюк у двери медленно опустился на стул напротив окна с видом человека, что привык получать удовольствие от маленьких вещей в пекле огромных проблем.
Немного посидев в молчании, гость заговорил.
- Сегодня странная ночь. Будто прерия просит того, что небеса ей дать не в силах.
Витоль (а именно так звали трактирщика) удивленно поднял брови.
- А вам что нибудь требуется, - от непонятного образа путника ему стало не посебе. - неплохого пива, например? Оно относительно свежее, на прошлой неделе из столичного города завоз был. Иль кипятку с травами? Баранину могу согреть, сочную - только сегодня забили.
Вмиг трактир снова погрузился в тишину, что лишь периодически нарушалась потрескиваньем щепок в камине. Витолю показалось, что воздух згустился и начал давить ему на виски. Более таинственного человека чем этот он за свою провинциальную жизнь никогда не видел.
- Подай, пожалуйста, пару кусков хлеба с голубятиной; можно и пивка в чистом стакане.
Трактирщик с облегчением вздохнул. Возникло такое впечатление, что чертоги тишины были разрушены и теперь он спокойно может выполнять те обязанности, к которым успел привыкнуть за долгих тридцать лет.
Незнакомец тем временем отвернулся от окна и принялся рассеянно наблюдать за работой Витоля. Тот, в свою очередь, уловив на себе взгляд гостя, стал нервно протирать стакан, будто извиняясь за свое существование.
- Эта ночь действительно необычная. Прошло много дней с тех пор, как я ел в трактире. Да и вам, я вижу, видеть у себя такого как я в новинку. Но хочу вас успокоить. Я не принадлежу к секте Фанатиков, не яшкаюсь с Варягами. Мой род занятий благороден и низок одновременно. Я ловец чувств.
Стакан выскользнул из дрогнувших рук трактирщика и отскочив от прилавка рассыпался по полу тысячей блестящих осколков.
Среди людей бродило множество слухов про ловцов чувств. Одни считали их спасителями и благородными мудрецами, другие видели в них врагов и разбойников. Но все без исключения почитали мастерство этих таинственных людей без прошлого, благоговея перед их умением совладать с самыми опасными и могущественными врагами рода людского.
- А ты знаешь, почему нас называют ловцами чувств? - спокойный тихий голос ветерком шепота вырывался из уст незнакомца.
Единственное что смог сделать Витоль, это неловко мотнуть головой.
- Ты когда нибуть сравнивал свой внутренний мир и мир что тебя окружает? Бьюсь об заклад, что нет. Так знай, что все, что ты видишь вокруг себя ты сам и создаешь.
Онемение трактирщика стало понемногу проходить.
- Хэ, э... А как это вас понимать?
- Вот так и понимай. Каждый из нас смотрит на одинаковые вещи по-разному. Для кого-то дождь напоминает шепот любимой, кому-то он навевает тоску, а кого-то просто раздражает. Так и весь окружающий мир - он един, но благодаря человеку с его способностью тонко ощущать все то что его окружает, мир дробится и становится разнообразней. Но, как ты понимаешь, все мы неидеальны, и существует огромное количество людей, что попросту не в состоянии создать в своей душе что то прекрасное. Мы не вправе винить их за это, ибо не виним же мы муравья за то что он не рисует пейзажи. - по бледному лицу незнакомца пробежала слабая улыбка. - Но такие люди безвредны. Ужаснее всего когда творческая, чувствительная личность начинает загнивать в собственных чувствах, и не видя иного выхода воплощает в мире ужасные вещи. Она материализирует всю гряз чкопившуюся в его душе. Именно в такую гряз превращаются такие прекрасные афекты как любовь, чистая страсть, мечта, вера. Не мир убивает их в нем, но он сам, позволяя им умереть, лелеет в себе демонов, с которыми я когда то поклялся боротся.
Вот так

* * *

Три пустые кружки выстроились перед задумчивым взглядом путника.
- Пиво у тебя действительно неплохое. Последний раз я пил такое три года назат в районе Западного Побережья. Там ночи красивые. Не в пору вашим - луна над морем не такая мертвая, да и море постоянно дышит бризом, утешает боль, заглаживает раны. Дает силу жить дальше.
- Я многое о вас слышал, - Витоль окончательно успокоился и даже стал себя ловить на мысли что гость ему симпатичен. - но после встречи с тобой понял что многоие росказни лживы.
- Как можешь ты судить о всех через одного? В этом твой недостаток. Мировоззрение твое настолько узко, что ты не всилах отличить похожие вещи друг от друга. Все люди разные. ВСЕ.
- Прости - обескуражено промямлил трактирщик. - я думал вы все такие.
Незнакомец лишь устало отмахнулся.
- По тебе видно, что видел ты в своей жизни мало. Мало чего пережил. Ну да ладно, не об этом речь. Я шел в вашу деревню всю предыдущую жизнь, и ты не удивляйся, это действительно так. Естли ты знаешь такое понятие как судьба, то сможешь понять, что каждый последующий поступок мы совершаем как следствие предыдущих. Посему скажу тебе. Я приехал к вам чтобы умереть.
Витоль ощутил как пол стал уходить у него ис под ног. Слишком многое он увидел и узнал за один вечер, и его привыкшая к спокойствию душа окончательно сдала.
- Не удивляйся. К утру меня уже сдесь не будет. Я уйду в пустыню чтобы умалить свое существование. Но перед тем как навеки исчезнуть в пустошах я расскажу тебе маленькую историю. Когда то я любил. Да да, я умел это делать. Любил я одну прекрасную девушку с черными как сердце ночи волосами и кожей белизны слоновой кости. Она была настолько прекрасна, что я готов был поклонятся ей как идолу, как символу женской прелести. И тогда я поимел себе самого страшного врага. Имя ему - страх. И совершил я тогда единственную ошибку, но и ее оказалось достаточно. Я не стал с ним сражатся. Есть люди, которые говорят что в насилии не найти правды. Да, там ее нет, там есть лишь победа. Своей же пасивностью я обрек на гибель не только себя и свои чувства. Прежде всего умерла ее душа. Я не оправдал чаянья своего идеала. Она желала того же что и я, но страх не дал мне это увидеть. И она умерла, но имела при жизни еще большее горе. Двадцать лет ей пришлось жить без души, которую когда то я сам и убил.
Слишком позно пришел ко мне ответ. Даже все мое могущество Ловца Чувств не могло спасти ее ибо была она уже мертва физически. С той поры я сражаюсь только со страхом. Не со всяким, лишь со страхом признатся в своих чувствах миру... Не згнобить их в себе...
За окном забрезжил рассвет. Восходящее солнце темной кляксой вырвало из сумрака силуэт путника, идущего в пустыню.
Витоль стоял молча. На какой то момент он понял зачем живет. На какой то... В мире существуют сотни страхов, но самый великий в каждом человеке находится. Это страх собственных чувств.
Маленький упитанный человек набросил себе на плечи плащ, и сжав пухлой рукой черную кожу ножен японской катаны закрыл дверь. На окраине деревни он подошел к неприглядному дому и сжал кулак чтоб постучать... Но так и не смог.
Легкой рассветной пылью припали следы двоих путников, что скрылись в пустыне. Их историю теперь можно услышать из уст каждого человека, не нашедшего в себе сил признатся... Признатся себе самому...

Маленькой девушке с огромной душой посвящается

Серебряным блюдцем над ночной прерией правила луна. Мягким светом озаряла она ее холодные пески и покрытые рыжей травой скалы. Словно грязные пятна среди этого унылого пейзажа были разбросаны несколько автомобильных покрышек и проржавевший кузов «Порша», который, видимо, в свое время был их владельцем. До самого горизонта простирались гладкие как стол пески, лишь изредка оттеняясь россаднями кустарника.
Прерия была мертва. Уж не было никого, кто бы мог оживить ее своими мыслями, одиноким шепотом, или же воплем жаждущего. Никто не пользовался старым шоссе, уже почти полностью укрытым неумолимо надвигающимся покровом песка. Лишь пару перекошенных дорожных знаков молчаливо напоминали о нем. Да и напоминали они лишь холодным скалам, одинокой грядой занявшим северный край горизонта. Но мертвому камню было все безразлично. Даже когда еще проезжали машины, шурша колесами по раскаленному асфальту, даже когда яркая вспышка озарила эти места, возвестив о начале новой эпохи. Эпохи без маленьких существ, когда то сновавших по этой планете, и смевших называть себя таким гордым словом: «человек».
Слабый огонек озарил золотистым светом одинокий утес, нависший над условной дорогой. Темная фигура, закутанная в длинный плащ потревожила вечный покой этих мест. Если бы здесь был еще кто то, то он бы, скорее всего, не заметил, откуда взялся одинокий путник в этих местах. Даже незримое око автора пропустило этот момент, что сразу наводит на мысль о призраке. Кем бы мог быть этот путник, как не тенью некогда великой расы людей. Выдавая себя лишь силуэтом, он стоял неподвижно, словно ища в посеребренной луной горизонте ответы на давно забытые вопросы.
Спустя пару минут путник тряхнул головой, и, сбросив с плеча винтовку, подсел к огню. Пламя уже достаточно разгорелось, и, растворив тьму, вырвало из ее призрачных обьятий бледное лицо молодой девушки. Пусть не спрашивает читатель, что делает она в полном одиночестве среди этих мертвых земель. Ответ на этот вопрос давно забыт, естли и вообще его кто-то помнил.
Девушка стряхнула пыль с заплечной сумки, и порывшись, достала несколько консерв, этикетки которых давно выцвели от времени. Скудный ужин несколько скрасил хмурость тонких бровей, и она, улегшись на спину, и, совершенно беззаботно скрестив под головой руки, принялась всматриваться в ночное небо.
Легкое мерцание одиноких звезд, с росчерками падающих астероидов медленно обволакивали сладостной дремотой. Проблем дня словно и не было. Привычная рутина переставала угнетать а одиночество… Оно превращалось в прекрасного попутчика, который своим тактом не тревожил спокойный ход ее мыслей.
Слабый ветерок коснулся ее запыленных волос, поиграл ресницами и пустился вниз, срывая с кромки утеса горсти песка. Луна уже почти скрылась за горизонтом, как ночную тишь потревожили чьи то легкие шаги. Несколько бесформенных теней приближалось к тлеющим углям стоянки. За пол сотни метров, привыкшая к абсолютной тишине, девушка их услышала. Чересчур чутка была она к агрессии, чересчур жесток был мир, окружавший ее, чтобы позволить своим снам стать роковыми. Вороненая сталь легла в руку, длинный ствол с косым газокомпенсатором поравнялся с горизонтом. Палец любовно погладил отполированный временем курок. Всего несколько выстрелов. Три. Один за другим. Нарушая все законы и обычаи мертвой прерии, разорвали ночь. Три бесформенные фигуры, словно три ночных кошмара упали в песок, озаренные первыми лучами забрезжившего рассвета.
Ствол. Медленный дымок, клубясь мистической змейкой, завораживал. Девушка спрятала глаза. Словно в этой пустыне нашелся тот, кто увидел бы ее слезы. Она давно ответила на вопрос «зачем». Жизнь – привычка. Лишь ночь в ней –смысл. Лишь она несет прелесть в бесформенное пекло дня, оживляя прерию и сглаживая горизонт.
Она верила что еще есть люди. Что когда-нибудь она их найдет. А пока с ней всегда будет идти Дорога, рассказывать истории Ветерок, а Винтовка… Девушка слегка улыбнулась.
Над пустынной прерией загорелся еще один день.

Предел мечтаний

Мечты. Кто они? Сущности, призваные к жизни воспаленным молодостью чувств разумом, или высшие плоды духовной деятельности? Вопрос подобный никогда не рождается у мечтающего. Так почему им задался я?
Укутанная полумраком комната, казалось застыла во времени. Тишину нарушал лишь размеренный стук часов да едва различимый шорох пера по желтой бумаге. Полумрак рассеивало лишь пламя стоящей на столе свечи, вырывая из его обьятий дубовый письменный стол да призрачные силуэты книжных полок. За окном уж давно наступила ночь, кутаясь в танцующую на ветру шаль снегопада. Стрелки на часах показывали полночь.
За столом сидел мужчина. На вид ему можно было дать около сорока, но длинный коричневый фрак и легкая сутулость немного старили нагнувшегося над бумагой писателя.
«Сплетаясь в комок, наши чувства могут превратится в змей, жалящих нас изнутри, а могут и стать прекрасными ангелами, что будто бы снисходят на нас в моменты высшего наслаждения. Возможно именно этот факт когда то отвратил меня от жизни эмоциями. Они могут предать. Могут внести в нашу жизнь незаслуженный хаос, и разбив легкие оковы воли, нарушить размеренный ход мыслей. Набирая обороты, этот процесс может привести в охваченный пламенем эмоций разум к состоянию аффективного оцепенения, и тот, будто подверженный дикому страху, начнет судорожно цеплятся за остатки рационального, будто бы барахтаясь в уже разыгравшемся океане. Не проще ли каждому, кого посещают такие напасти, стать выше этого интеллектуального плебса, отгородившись охраной прагматизма и возведя стены дисциплины. Это действенно, но опасно. Не раз феодала сбрасывала чернь, и не раз человек погибал духовно, понижая значение чувств до уровня рефлексов. Это не выход.»
Пролетающие за окном снежинки, словно маленькие звездочки отражали свет от ровного пламени белой свечки. Они кружили, закручивались в танце с веселым зимним ветром и исчезали, уступая все новым и новым мягкий золотистый свет. Высокое сводчатое окно будто стало сценой для играющего снегопада, а занавесью ему была темнота. Лишь изредка из-за плотного покрывала туч выглядывала луна, озаряя Вершины деревьев раскинувшегося вдалеке леса. Эта картина завораживала, приковывала к себе на долгие минуты, в тиши которых иногда хочется просидеть всю жизнь.
Черное перо медленно погрузилось в чернильницу. Писатель сложил руки, отвлеченно вглядываясь в свод окна. Будто сраженная стрелою охотника птица, слетел с невидимой крыши лапоть снега, вырывая разум из сладостного оцепенения.
Низкий, спокойный голос растворил безмолвие комнаты.
«Человек такое сложное сознанье. Он всегда стремится к большему, и лишь сравнивая способен ценить то, что ему даровано. Он как бы постоянно стремится к лучшему, даже если в этом «лучшем» совершенно нету необходимости. Он эгоист, он – крайность. Лишь возраст или несчастье способно его образумить. Это его и слабость и сила одновременно. Спокойствие не по нему, а жажда удовольствий – его второе я. Мысленно он представляет себе то, чего хочет достигнуть, но в этих сладостных мечтаниях забывает о том, что окружающий мир не всегда готов утолить его жажду. И когда это происходит, он вступает в заведомо проигранный бой, в конце которого обретает просветление, и смерть.»
Легкий сквозняк потревожил пламя свечи и на корешках старинных книг зашевелился поток света, нарушая ночной покой кабинета. Мягким серебристым светом из-за туч выглянула луна. Перо подхваченное решительным взмахом руки вновь зашуршало по бумаге.
«Когда же закончится комедия, под таким пафосным названием: Жизнь? Как долго люди смогут спекулировать на ней, списывая с ее слащавых губ свои поэмы, песни, романы и повести? Мы прикрываем под маской творчества не более чем собственные наблюдения и воспоминания, что в какой то миг неожиданно стали «лично нами выдуманными». А не далико ли заходим? Не много ли на себя берем, коли функция Бога здесь умаляется до простого воображения»
- Сложно.
Фраза сорвалась с губ, словно стон. Тысячи снежинок идей роились сейчас в уголках неосвещенного желтоватым светом свечи, сознания, острыми краями задевая такие нежные струны воспоминаний. Но ответы… Ответы на столь многие вопросы уже неслыханно близко. И вскорости можно ожидать столь долгожданной… Столь долгожданной и ненавистной встречи.
Человек действительно сложное создание…
«Но ведь куда в таком случае деть поколения твердившие о постоянном самосовершенствовании? Куда засунуть от сторонних глаз тысячи произведений, коих общество считает своим бесценным достоянием? Нет, даже совершенно отвлеченный разум не позволил бы себе мысль о саморазрушении через отрицание того, что породило его самого. Не способен он на все сто процентов на такой шаг. При всей тотальности, что-то останется. Обязательно останется…
Но где тогда выход… Банально сказано. Вход в предвечный чертог понимания сути процесса воспроизведения сентенции «опыт – мысль» в контексте всего спетого, написанного, нарисованного и много-много чего еще сделанного? Мы можем долго дискутировать, словно милетские мудрецы, о ангеловместимости кончика британской булавки индийского производства, да так и не прийти ни к единому теологическому стандарту…»
Сложно!
Словно молния посреди ночного покоя смялся клочек исписанного пергамента.
Знамение кона потока мыслей… Сознание что так и не будет даровано миру.
Треснувшая свеча, сбитое порывом безвыходности пламя упало во тьму и растворилось на фоне мирриадов танцующих в лунном свете, снежинок. Ночь окончательно овладела инкурстированым красным деревом кабинетом. Лишь призрачно качнувшийся рукав устало потирающей лоб руки.
- В этом все же, есть какой-то смысл. – выдохнутая на одном дыхании фраза позволила очертить характер голоса. Слегка скрипуч, но моложав, хоть это и скрыто недюжей усталостью, он отличался незримым спокойствием и четко очерченной характерностью, коя бывает лишь у людей, привыкших к дисциплине. И хоть все недавно написанное на бумаге может быть тому опровержением, что то все же заставило этого человека вновь взяться за перо.
«Допустим человек – есть создание духовное. Допустим, его интеллект лишь олицетворяет возвышенность духовного начала, что при первом условии, является высшим. Доказательства – здесь не существенны. Все сходится опять к одному… Зачем?!
Зачем мы идем, когда нам в общем то и не особо нужно, зачем мы с раннего детства к чему – то стремимся, хоть общество и статус и так нас всем необходимым с биологической точки зрения, обеспечит? Инстинкты? Интересное название, за которое привыкли скрываться ученые - материалисты в виду его простоты и непринужденности… Или же наоборот – безумного принуждения разума втиснуть себя в рамки, что создал пускай не один, так бригада разумов! К чему все идет? Где конец? В конце науки? Когда все будет известно и стремится будет уже не к чему? Исходя из исторических реалий подобное мышление годится разве что к «Золотомы веку Альбиона», но не как к современности.
Человек один во все века? Я бы так не говорил, коли учесть сентенцию о том, что в одну реку уже не войдешь дважды.
Итак, что же вышло…»
Серебряный кончик пера хищно блеснул в лунном свете, который нынче служил писателю свечкой.
Сверкнул росчерк заглавной буквы, лесной пущей по горизонтам пергамента протянулись строки, уходя где – то в глубины сумрака, где уже не существовало никого кроме водоворота мыслей, идей и прелюдий. Вот оно, оно уже близко! И пусть свидетелем завершения этой битвы станут лишь снежинки, облепившие стекла сводчатого окна после закончившегося снегопада, да дым от потухших свечек, едва струящийся под ровными потоками лунного сияния. Пусть фанфарами станет мерный удар хрустального часового колокольчика, пробившего первый час… Но росчерк пера уже довел последний завиток в строке. Рассеянно погладив краешек листа рукой, писатель отложил перо в сторону, поднялся из-за стола, словно срывая с себя тяжелые оковы многолетних сомнений и подошев к окну, распахнул его.
Кабинет тут же наполнился хрустально чистыми потоками горного воздуха, в одеяле из звезд сверкнула серебряным боком выщербленная луна, вырвав из объятий разума усталый дух писателя.
А внизу, под высокой, увитой плющем стеной, длинным ручьем за горизонт вела дорога, мифическим змеем рождаясь из уютно примостившегося у подножья холма, городка.
И долгой вереницей на запад пыли вечным потоком тучи, подгоняемые легким серебристым светом - порождением седой ночи. Свершилось.

И еще одна - довольно большая и категоричная - кому симпатичен Перумов, а также - кто против тупого комедийного фэнтези, прошу не четать
Не закончено...


От автора
Для тех немногих кто читает это этот раздел книги
Значит так… Не привыкли к такому началу? Привыкайте, я ведь не профессиональный писатель, и денег мне за эту мазню никто не даст, то и буду писать то что мне вздумается. Это раз. Второе… Нет – нет. Так нельзя начинать повесть, какой бы она не была. В общем – давным-давно, во времена далекой–предалекой молодости автора, последним была прочитана одна книга. Она называлась… Нуу, в общем – кто читал ее тот поймет, а кто не читал – прочитайте. Не люблю говорить загадками, но этого от меня требует неотъемлемая пафосность данного жанра. Дак вот, я прочитал эту книженцию русского (эх, не удиржалси), писателя, и она мне так безумно понравился, так проникся я ее уникальным, как переливы голоса Кипелова почти не отличимые от визжания электрогитары, стилем, так вдохновился я сюжетом, сложным словно промежуток между первой и последней серией «Бедной розы», что в великом том восторге забросил я ее в самый дальний угол своего балкона, и где она, видимо, и истлела. Больше я ее не видел. Но хоть и решил я для себя решительно – не брать ее более в руки иначе смерть меня постигнет страшная, на «павэр-мэтале» без таких слов как: хонэр, павэр оф стиил, соулс оф блейд, замешанная, душу мою терзал бес со страниц той книги слетевший. И дабы сразить беса того, должен буду я написать книгу ту из памяти своей, и еже без помощи какой либо письменной, иль печатной , деяние сие свершу, снизойдет на меня благость великая, и будет радость и добро Русской Земле на долгие века. Аминь.
Как вы уже поняли, я хочу написать пародию. Одним словом – меня задолбало, что какие-то слюни наезжают на реальных пацанов с окружной, ну вы их знаете: Джокер Рома-Рума Толкун с братвой нормальных мужиков. Там акробаты всякие пытаются сейчас под его мазой ходить, типа втирая че они папашу Рома-Руму знают, но вы таким хачам не верьте – мелочь сопливая. Братву только он нормальную собирает, да не все че с ним ходят сейчас в мазе полной. Многие условно – не будет Джокера – не будет мазы. Крышу после папашки продадут не тому – и все. Еще есть такие че ваще страх потеряли – говорят, мы будем по своему работать. Схемы странные придумывают, играть с верхушкой пытаются, хоть в натуре они – гавно. Ничтожество дворовое че решило корчить из себя реальных воров в законе, хоть до этого им – как из села Новолоховка до Вашингтона. Вот про таких лохов базар вести будем.
Итак, книга: не книга, а повесть: точнее насмешка над повестью что именуется книгой, а еще точнее – именуется не просто книгой а книгой фэнтези, и к тому же очень даже не… (эх, цензура вездесуща) очень даже неплохой.
Кныга
Меч железный, офигезный
(Последнее слово в названии было несколько изменено из-за цензуры)
Глава первая
Гы, гы. Здрасте. Меня в Западных пределах… Гы, а вы незнаете чего это – Западные пределы. Ведь вам плевать – западные они, или восточные – вы все равно не знаете. Да будь они даже Фенруилуаном – вам ведь будет наплевать, вы ведь не знаете! Вы вообще еще нифига не отстреливаете, да вы никто! Вы слышите меня?! Вы никто!!! И то что меня зовут в этих чертовых Западных пределах Шпротом вуо Мусле вам тоже не известно, и это лишь подтверждает вашу низость!!! - вдруг профессор остановил свою тираду и кисло сощурил физиономию, - эй ты, сопля на задней скамье! Ты кизяк коровий! Тебе что-то в моей речи показалось смешным?! Чет ты трясешься, че т ы трясешсья?!!! Тебе смешно то, как я говорю?!!! Или… - мина профессора стала настолько кислой, что часть учеников пустила ветры не сдержавшись, а многие и того хуже, - Или тебе показалось смешным мое имя…?
В пыльной и вонючей от извергнутых из тощих желудков спудейства газиков аудитории, зависла зловещая тишина. Она была настолько зловещей, что даже влюбленные на задних партах прекратили заниматься развратом. Ничто, казалось не в силах разрушить оковы, сковавшие звук в древних чертогах кафедры истории имперского университета магии как тут…
- Издохниии!!! – завизжал во всей своей зловещей кислости профессор. На месте оптимистически настроенной физиономии жаждущего знаний студента возникло вызженое фаерболом отверстие.
Но это не остановило кровожадность Мусле. Подскочив к телу бывшего ученика он схватил его за краи обнажившегося черепа, прокричал ужасное заклинание Разрыва. Как и следовало ожидать, тело разорвалось. Радостные лица студентов, убежденных в истинности увещеваний доброго старичка Шпрота, были теперь переполнены не только рвением и верой в светлое будущее, но и гадких внутренностей их неудачливого товарища.
Великий магистр исторических наук и маг первой категории Второй Гильдии Восьмого Колена с конца Ветви Огня Творящего Высокой Школы Магических Искусств Шпруот вуо Мусле тут же успокоился, видя в глазах студентов доказательство неопровержимости своих аргументов про абсолютное отсутствие какого либо юмора в его фамилии.
- Так вот, приступим к усвоению материала, – вуо Мусле заклинанием стряхнул с себя остатки потрохов, - как вам известно, в древние времена эти земли заселяли разные племена грязных и немытых дикарей, что различаются, мистер на третьей парте с лева – прекратите ловить и есть тараканов, от них будут колики, эти дикари не только своей грязностью, но и физиологически, и даже, представте себе… А ну, быстро напрягли свои атрофированные развращенностью времен и нравов мозги и представляем!!! – помня о горьком и поучительном опыте трудновыводимости крови с бархата студентских накидок, все усиленно начали фантазировать, - Представьте себе, они отличаются фи-зи-о-ло-ги-чес-ки. Так вот – нас интересует не этот самый, хм, - слово явно давалось Шпроту с трудом, - фи-зи-о-ло-ги-чес-кий, а именно – культурно – антропологишный подход. Преступим же к изучению каждой из рас этих примитивно-грязных созданий.
Профессор развернул заклинанием старую заплесневелую карту. От освободившейся пыли и зловония первый ряд упал будто сраженный гушковыми какашклорами.
- Как мы видим на этой карте рельеф нынешней Империи серьезно отличается от того, что творилось здесь до введения справедливой диктатуры и угнетения слабых сильными. – при этих словах многие переполненные чувством студенты пустили слезу, - Материки преобразились, реки стали правильными, леса исчезли, дабы уступить дорогу прогрессу, а примитивные рудники гномов были заменены новыми сверхсовременными шахтами с гномами – рабами вместо автоматов. Как понимаете, такой новаторский подход позволяет не только развивать новейшие технологии рабовладельчества, но и сократить затраты на постройку новых шахт и машин – автоматов для них. Зачем платить больше, выбирайте инвестиции Надувойл! – заиграла магическая музыка под которую Шпрот скорчился в пацаватой улыбке. Но про шахты и гномов потом. Данки. Очень интересная раса. Названа в честь садомазахиста – хироманта Данко, чьи почки горели, как известно, не так ярко, как печень. Он был их древним предводителем, и поскольку в финале их все – таки никуда не привел, народ данков так и остался жить в лесу, в котором заблудился. Нация отличается тошнотворным пацифизмом и ужасающей дикостью. Отличительные черты – приятные на внешность и на ощюпь, - профессор едва успел скрыть вспыхнувший румянец, - и не только…, - румянец становился все сильнее, - но берегитесь, - румянец исчез, - они коварны. Распространяя свои закостенелые пацифитические идеи, они сводят вас с истинного пути веры, правды, добра, гуманизма, справедливости, заменяя все это сопливыми россказнями о деревьях кустах и плесени, которой они пользуются вместо тампаксов. – последнее предложение он произнес с особой брезгливостью, кою подтвердил многократным плевком отвращения в сторону галерки. Посему в данный момент данки занимают воистину справедливое место в нашем обществе. Они угнетены. Да, как всем нам хорошо известно каждый гражданин Империи обязан раз в год поугнетать минимум пятерых данков. Посему данки так привыкли к постоянному угнетению, что в часы редкого отсутствия угнетателей угнетают себя сами, причем эффективность их самоугнетения растет с каждым днем и в скорости достигнет своего пика. Что будет тогда – науке пока еще не известно, но как только этот самый пик наступит, об этом узнает не только наука. А пока я рекомендую вам «Гнетоданкомного» - лидера в подборе объектов угнетения для каждого гражданина! «Гнетоданкомного» - вы угнетаете – мы подбираем! «Гнетоданкомного» - только самые угнетенные!
Вторая раса, которую нам сегодня предстоит рассмотреть – гномы. Их еще называют карликами, малыми, короткими, или просто – gnomus primus terras socialis. Это ужастно отвратительные гуманоидальные животные с унизительно – низменным нравом и примитивно-деградативными привычками жить под землей и не брить волосы на теле. Ужасные, вонючие, они распространяли свой омерзительный род в недрах этих земель всюду вырывая вентиляционные шахты, распространяющие жуткое зловоние. Потными волосатыми ручищами гномы столетиями ковали железо без всякой на то инвистиционно-выгодной причины, цепляясь за устаревшие экономические модели натурального обмена с гоблинами. Плодили детей они в ужасных условиях подземелий, что не давало потомству потенций к развитию, обрекая на вечную, тьму, грязь, смрад и слизь. Но пришла наша Великая Империя, светом правды и гуманизма озаряющая. Очистила она норы гномские правдивым пламенем, поработила она население гномское и отправила в рудники руду свинцовую и урановую добывать, подарив тем самым светлое будущее и надежду.
Профессор с благоговением взглянул на весящий над аудиторией имперский орел. Будто что-то вспомнив он круто развернулсяЮ и протопал к огромному закрытому стенду.
- Теперь немного практических занятий. – уверенной рукой пыльное полотнище, прикрывающее стенд було сдернуто, обнажив две огромные банки, с заспиртованными в них данком и гномом. Банки, как и подобает, испускали жутчайшее зловоние. – Перед собой вы видите два типичных экземпляра приведенных мною отродий. Как можно заметить, данки ужасно отвратительны. Особо примечательно то, что даже после обработки спиртом эта тварь пытается нас оскорбить! – профессор брезгливо показал на скрученную в пошлом жесте руку данка. – Мы как ярые имперцы и патриоты не можем выдержать подобного, и должны достойно ответить этому мерзавцу!!!
Не успели студенты моргнуть, как раскатистое заклинание взорвало банку, и спустя миг студенты были покрыты ровным слоем замешанных на спирту потрохов. Профессор с умилением потирал руки.
- О да! Я вижу в ваших глазах праведный гнев. Я вижу как вы трепещите в ненависти к сей твари, посмевшей оскорбить вас во время интереснейшего занятия. Да! Да! Ненавидьте его! Выше поднимайте руки в желании стереть те жалкие остатки, что напоминают вам о присутствии этого неблагодарного отродья, что было удостоино высокой чести быть заспиртованным напоказ! Да, сплетайте самые мощные заклинания что знаете, и уничтожьте! Уничтожьте!!!
Сотня разноцветных снарядов осветила зал и смела отчаянное тельце профессора, размазав его о противоположную стену. Успокоенная видом кровавой лепешки вместо того, что раньше называлось Шпротом вуо Мусле, аудитория начала расходится.

Глава вторая
Спокойный свет свечей, разлившийся по забитому книжными полками и всевозможной магической утварью кабинету верховного мага, был нарушен. Воронье крыло черного плаща Маргариторекса восемнадцатого, верховного чародея – кудесника Империи, рухнуло на сверкающий чистотой пол. Пожалуй, то был единственный не заплеванный пол во всей Академии Чародейств.
- Мне не нравится как вы работаете! Темные знаки и предзнаменования, коровы, летающие по небу, куры несущиеся черной икрой, а теперь еще и восстание студентов против бедняги Сардина! Это возмутительно!!!
- Й-я прошу прощения… - трепещущим голосом залепетал кафедралий академии, -н-не Ссардин а Шпротт.
Последнее слово старик промямлил, чуть-было не разрыдавшись.
- Да какая разница! – Маргариторекс смачно харкнул на пол. – Главное – были забрызганы вековые стены нашего университета, а студенты надолго лишены статуса самых чистых жителей Столицы Империи!!! Это просто ужасно! До меня даже здесь доносится зловоние исторического корпуса! – еще один смачный плевок устремился в сторону начищенного паркета, - Нет-нет! Это возмутительно, я с этим покончу. Начнем с вас, Вормиус!
У старого кафедралия окончательно сдали нервы. Упав на пол он принялся в истерике визжать. Слабые старческие руки отчаянно колотили по полу…
- Не стоит, Вормиус, чего же так убиватся! Уедите на море, в санаторий, отдохнете, развеетесь. Ну чего вы. Я вам красавиц выпишу, и кефир бесплатный. А хотите плавленых сырков для потенции? Я слышал, помогают! – архимаг принялся усиенно гладить ревущего кафедралия по косматой седине. – Я вовсе не имел ввиду ничего плохого. Хотел, чтобы вы отдохнули, а товсем в роботе себя не чаите.
Маленький старичок продолжал хныкать…
Тем временем в комнату постучали.
Войдите! – по-хозяйски бросил архимаг.
В комнату ворвался сноп искр, раздались громкие фанфары и из дыма возникла фигура пошло одетой женщины.
- Ах, здравствуй, моя дорогая! – воскликнул Маргариторекс, отшвырнув в угол плаксу – подчиненного, - как ты после вчерашнего, я был не сильно страстным?
- Мартик, тут же посторонние! – покраснела архиведьма Блядисия, эротично отряхивая магическую пыль с упругих форм своего полуобнаженного тела, - я вообще-то по приказу его суперцуперультракосмо превосходительства, батюшки Императора.
Легким напряжением воли Блядисия вышвырнула Вормиуса из окна, продолжая:
- Он просит вас немедленно прибыть к нему во дворец по делу государственной важности. А меня, - округлое бедро сексуально колыхнулось, - сопроводить вас.
Два мага покинули помещение, неторопливо шаркая по заплеванному паркету.

Цирк шапито медленно двигался по разбитому тракту. Старые колеса поскрипывали, убаюкивая кунявшего на козлах гоблина. На главной повозке красовалась сюрреалистичная реклама, изображающая коряво намазанное создание, смахивающее на слона и отвратительно – улыбающегося клоуна, видимо срисованного с какого-нибудь древнего бога смерти. Цирк состоял из трех повозок, которые тянули шесть отборных вонючих кляч.
Из последней повозки показалась фигурка девочки – данки. Ее маленькое личико было исщерплено множеством веснушек, а стройная шейка изуродована ужасным шрамом. Бросалась в глаза несоразмерно – большая грудь, как для такого миниатюрного тельца. Два огромных арбуза, казалось, заносят девушку на поворотах, и это подозрение (и не только подозрение) еще больше возбуждало выражение усердия, с каким данка перевалилась через борт и вывалилась наружу. Ей нужно было бежать – дорога шла сквозь пущу, где среди древних деревьев – остатков великих лесов, есть такая штуковина, что может возродить былое величие племени данко. Что это за фигня и как она освободит угнетенный народ – неизвестно пока и самому автору.
Девушка впопыхах заторопилась к лесу. Ее грузные шаги не услышал никто – храп хозяина цирка был суров и всезаглушающь. Покачивающаяся фигурка вскоре совершенно слилась среди зеленой листвы.
Она должна, должна это сделать! Непременно – ведь теперь все племя данков смотрит на нее – свою будущую спасительницу и избавительницу. Ведь именно так ее до этого называли пьяные матросы в порту гавани Реальных Ветров, залезая под платье сальными пальцами.
Данка побежала. Ее бедная одежда оказалась вмиг разорванной похотливыми ветками, а волосы спутаны падающими на голову шишками. Босые ноги скользили по покрытому слизью мху, то и дело, спотыкаясь о вульгарно раскаряченые корневища, но ничто не могло остановить ее. Данка бежала, пока не врезалась грудью в огромное дерево. Старый силуэт, покрученный профиль и раскидистая крона повергали девушку в священный трепет. Несколько минут она молча смотрела. Казалось, все вокруг замерло в ожидании чуда. И как ему полагается, чудо возникло.
Земля затряслась. Стаи птиц взмыли ввысь, потревоженные трепетом вековых деревьев. Спустя миг сноп зеленого пламени обагрил ствол Великого Дерева, обнажая лоно, в котором таилось оружие отмщения.
Штыриона – именно так звали нашу героиню – использовав грудь как противовес, взвалила на спину вывалившийся из дерева мешок ганджубаса. Но не обманула ли ее природа? Действительно этот мешок – именно то, о чем сказано в пророчестве? Штыриона отсыпала пятку…
Вот оно! Свершилось! Отныне не будет угнетений, не задавят данков комплексы неполноценности и психоблоки неудачливости. Теперь они займут достойное место в эволюционном процессе гуманотидальных существ, что своим урбанизированным контекстом порождает множество альтернатив, одной из которых и является этнобиосоциальная группа данков…
Ганджубас оказался фантастическим!


Столица Империи. Как прекрасны ее величественные стены, как играют на заходящем солнце башни Департамента Магии. Словно волны прибоя расходятся перед статуей Бога – Императора вычурные фасады имперского дворца. А низу, под всем этим великолепием прозябают в нищете, грязи и голоде, подданные, за кошт которых все это и построено.
- Боэ… - фасоль явно не пошла. Сухопарый крестьянин нагнулся к канаве.
- Джонни, ты чего? – его товарищ, смахивающий на комок грязи и отходов, скорчил гримасу сострадания, - я купил самую свежую!
- У кого…? – едва выдавил из себя Джонни, цепляясь за стену Внутренней Столицы, - небось у жида Этгеля?
- А у кого же еще можно купить пол кило фасоли за три копейки?
- Все мне понятно… - жертва фасоли разразился кашлем, - он ее из коровьего помета делает, а потом продает. «Свежая соя, свежая соя! От настоящей не отличишь!», - кривляясь, размазал по лицу содержимое желудка Джонни.
- Прости дружище, просто ничего более позволить ни себе, ни тебе я не могу. Уж больно высок налог – из пятисот обещанных серебряников я должен заплатить триста в налоговую, сто в общество престарелых инвалидов постройки Алкомор – Канала, а еще пятьдесят – службе газа!
- А службе газа то зачем? – Джонни по немногу отходил, -у нас же нет газа…
- Вот поэтому то и нет! – отрезал собеседник.
Друзья замолчали, видимо представляя, что бы с ними стало, если бы не дай бог появился газ.
Неожиданно внутренние ворота распахнулись, и на улицу выскочил контрастирующий своей чистотой с окружающим пейзажем, всадник. Властно осмотрев по сторонам, он узрел двух нищих, валяющихся в грязи.
- Ты кто? – брезгливо бросил в сторону Джонни сияющий чистотой всадник.
- А ты хто такой?
- Нехорошо отвечать вопросом на вопрос, это ведет к загрязнению!
Всадник выхватил меч.
На, словно молния, блеснувшем в солнечном свете клинке нищие только и успели прочесть: «Меч великих правителей Империи, что принимал участие в трехсот битвах и сразил восемьсот восемьдесят девять врагов ныне именем покойного императора его сыну, императору Импереториксу. 28 – го июля 30547 – го со дня сотворения Империи и до самой его смерти, да отдалят ее боги»
- А чего, Джузеппе, перед нами сам император Империторикс? – бросил Джонни своему приятелю, пытаясь уклонтся от устремившегося в его сторону меча.
- Да вроде того, гравировка явно Данковская, а сталь – хорошая Марсопехотская. Работа вроде была произведена у северных рудников, а такие топазы, как в этой гарде, встречаются лишь в лучших ювелирных лавках Реальной Гавани.
- Та ты ведь город никогда не покидал. Ты же нищий!
- Кто тебе такое сказал. Ах да, я совершенно забыл, - Джузеппе в напряжении потер лоб, - поскольку мы сейчас умрем, я хочу тебе кое в чем признаться. Я из Лиги Наций. Да –да, и не бледней ты так – из той самой, что в свое время была создана для того, чтобы все жили дружно и не воевали. Но, как видишь, у нас это не очень выходит, и войны гремят почти постоянно. Но я все- же верю, что настанет день, когда треснут щиты, и заживут люди, гномы, данки, эльфы, полу эльфы, гномы, дварфы, демоны, полудемоны и зомби одной дружной семьей, и все будет хорошо!
Друзья с умилением взглянули в глаза друг другу.
- Но Джузеппе, ты забыл о хафлингах, карликах и болотных пластунах. Ведь биологически они тоже являются звеньями одной эволюционной цепи антропоморфирования. А ведь это немаловажно с точки зрения консервативного гуманизма.
- Лига наций никогда не была консервативной. Или ты хочешь совратить меня с истинного пути своими невежественными речами? – вскипел Джузеппе, - Я всегда подозревал, что такой мерзавец как ты все же попытается сбить меня с истинного пути и…
Оба вдруг замерли. Конечно – ведь чересчур долго летел до них меч императора, и теперь все это утратило смысл. Две грязные головы плюхнулись в канаву, и император, гордый этой великой победой, направился дальше.

Глава Третья
Потный гном шел по улицам столицы. Зрелище, скажу я вам, это было не из приятных – гном сильно нервничал, и от этого поминутно нюхал свои волосатые подмышки. Он явно что-то искал. Тумаков и оплеух многочисленной толпы он почти не замечал – естественно, ведь его ждала (угадайте с трех раз) великая миссия – он должен был найти оружие отмщения. Все глупо и банально, но не отвлекаемся.
Гном пробирался вглубь города. Но не в сторону центрального универмага, куда зачастую спешили все гномы столицы. Нет-нет, он спешил в самые жуткие и зловонные кварталы города – в Трущобы Восемнадцати Клоак. Когда город был еще совсем юным, имперцы уже предвидели его стремительное разрастание, и по этому всерьез занялись проблемой системы канализаций и способов утилизации отходов жизнедеятельности. Тогда и был предложен проект, «биозона», разработанный, как ни странно, представителем жидовтсва. Старый жид предложил всем более –менее состоятельным горожанам выбрать район, где бы жили самые – присамые нищие люди. Они бы и выступали естественными утилизаторами. Вот так и были основаны Трущобы Восемнадцати Клоак.
Гном торопливо шлепал волосатыми ногами по измазанной отвратительной слизью мостовой. Всюду высились ужасные горы мусора, сложенные в виде домов, а меж ними, в поисках хоть какого–нибудь пропитания шныряли похожие на огромных слизняков люди. Воздух был настолько смраден, что неподготовленный человек попросту издох бы, захлебнувшись собственной блевотиной, но наш приятель был не из слабого десятка. Закаленный многолетней жизнью в переполненный немытыми гномьими телами бараке, он почти не чувствовал окружающей вони.
- Бил, а почему это мы вынуждены жрать отходы? – просило существо, похожее на парня, своего не менее отвратительного собеседника.
- Так написано в книге судеб. – не думая прочавкал тот, не переставая при этом жевать какую – то гадость.
- Это вас, слизняки, обрекли на эту ужасную участь ваши же боги. - ввязался в разговор наш знакомый, - А гномы скоро сбросят оковы несправедливости. Вот увидите! Вы, имперские свиньи! Сколь просто вы навязываете другим свою волю! Сколь просто вы обрекаете целые цивилизации на ужасное существование! Но нет, есть в мире справедливость! Вас скоро всех уничтожит оружие отмщения!
Недоросток затряс над головой увесистым кулаком.
- Вообще-то мы эльфы…
- А, ну извините. – заторопившись уйти стыдливо бросил через плече гном.
Наконец дорога недоростка привела его к месту назначения. Как и было написано на кусочке засаленного пергамента, видимо использованного когда-то в качестве туалетной бумаги, трактир назывался болотная лужа.
- Чересчур романтично как для такого места. – ворчливо буркнул себе под нос гном.
Переступив порог, он тут–же окликнул хозяина.
- Эй шеф, дай винца подороже, а и комнатки почище не найдется?
- Вина подороже? – трактирщик задумчиво почесал свою лысую репу огромной ручищей, - у нас спирт есть, в воде разведенный. А подороже хочешь – могу свеклой подкрасить. Чем больше выпьешь, тем менее различий от вина почувствуешь. А комнату почище. Хм, ну тут у меня есть комната с привидением. Оно всем жутко спать мешает – постояльцы там редки, и потому куча говна в углу меньше чем в остальных.
Гном ошарашено потерял дар речи.
- А чего за куч-ча? – только и смог выдавить он из себя.
- Туалетов нет, все в угол. Так берешь иль как?! Еды и спанья лучше нашего тебе все равно не найти.
Поняв весь ужас превратностей судьбы, гном плюхнул на стол пару монет. Ну, хоть цены здесь соответствуют обслуживанию. В центре булку не купишь, а в Клоаке – лучший отель…
Обосновавшись в номере Хрюборг (а именно так звали нашего приятеля), извлек из недр своего засаленного кафтана маленький мешочек. Тот мешочек был совсем не простой, а просто фантастически – грязный. С виду – кожаный, а в действительности весь тряпичный, лишь отполированной грязью и прочей дрянью покрытый в виду частого использования. Не побрезговав, гном любовно погладил черную поверхность в прошлом белоснежного сукна, и, развязав шнуровку, вытряхнул содержимое. Ним же оказались пару камней, косточка какого-то супермегадревнего предка (не спрашивайте откуда у автора такая информация), а завершал этот длинный список кусок эльфийской жевательной резинки, что в силу своей дороговизны жевалась как правило многими поколениями.
Оккуратно ссыпав в кулак все это богатство, гном принялся за чародейство. Выглядело действо это, скажу прямо, не особенно привлекательно. Взяв в рот древнюю жвачку он принялся ее усиленно разжевывать, тряся при этом сжатыми в кулаке камнями и косточкой. Прошло несколько минут – жвачка наконец разжевалась и наш приятель смог смачно прочавкать пару магических слов ,видимо служивших заклинанием. В следствии этой дилетантской, как бы ее назвал архимаг, ворожбы, что – то треснуло шваркнуло - перднуло, и в отвратительно пахнущем дыму, как раз посреди пресловутой выгребной кучи появилось создание. Скажем, выглядело оно не ахти (я бы посмотрел на вас, окажысь вы посреди кучи говна в районе шестнадцати клоак).
- Че те надо, короткий? – взвизгнул инкуб, пытаясь отряхнуть свои прерастные одежды от результата жизнедеятельности прежних постояльцев.
- О Великий Повелитель Темных Сил, я осмелился призвать тебя в сей бренный мир дабы выведать у тебя истину местонахождения оружия отмщения моей угнетенной расы!
- Чего? – отчаявшись вывести с одежд нечистоты, инкуб безучастно в них сел, - Во-первых, я не повелитель темных сил, и не великий уж точно. Вообще – то я у себя на родине дворником промышляю. Но уж в этом деле помочь тебе смогу. Есть у нас реалити-шоу такое: «Лошаршир» называется. Прямая трансляция из вашего мира специально для этого и созданного. Вт уж сорокатысячный сезон смотрю – делать все равно нечего. Твоя фигня находится в горах, где вы поживали до появления людей. Их кстати то ввели для поднятия рейтинга, а то с вашими постоянными данко – гномскими войнами была тоска смертная.
- Благодарю тебя, о Великий! – Гном плюхулся на колени и стал отсчитывать тысячу поклонов.
Тем временем из просвета в стенной панели вылезло жалкое на вид привидение, и принялось жутко жаждать мести. Инкуб был явно обрадован его появлением, ведь все лучше чем смотреть на бестолковые пресмыкания гнусных букашек – статистов.

Маг – карабинер периферийной адептуры столицы, Милиций Сержантоторикс летел со всех ног. Его грязная борода черными соплями шлепала мага по обвислым щекам. О да, спешить было куда – впервые в районе 13-ти клоак блеснул призрак магического огонька. Это маленький позывчик мог перерасти в серьезный гемморй, особенно если считать месное население грубой помесью рассовонеполноценных, с просто, неполноценными. А ведь так оно и было. К чему может привести халатное и нелегальное, тем более – нелегальное использование магии в условиях местной фауны и флоры могло привести к непоправимым последствиям – ошибка мага – самоучки вылилась бы на улицы столицы империи мегатоннами говни различного калибра и качества. Неповторимые пейзажи подобного исхода, словно бичи погонщиков влекли вперед верного служителя магии и порядка.
Пролетев, точнее проплыв по залитым вышеупомянутым содержимым, улицам района 18 – ти клоак, Сержантоторикс предстал перед уже знакомым нам трактиром.
Мощный фаербол размозжил дверь, превратив нескольких незадачливых поситителей в кучки оплавленного… (не люблю тавтологию, но правда) говна. Хозяин, нелепо взмахнувший руками, словно пытаясь защитится от неизбежного, расплылся в потоке магического пламени.
- Всем стоять, или отправитесь вслед за этими преступниками! Кто-то здесь использовал магию, и я вас, колдунов, щас буду подвергать ужасным пыткам, дабы извлечь правду! Вы сопли земли, выделения Великой Мудрости…
Послышались жуткие крики, сопровождаемы аккомпониментом хруста ломаемых магией костей. Неудачливые посетители принялись отчаянно признаваться в самых кровожадных и невообразимых преступлениях, выкрикивая проклятия, дабы маг поверил в их преступное начало.
Но ни что не удовлетворило сурового служителя законности. Выдавив из своих жертв последний вздох, он вышвырнул скомканные волшебством тела в уличную грязь.
- Цитадель тьмы взята, некроманты колдуны перебиты не смотря на отчаянное сопротивление, - дикторный кристалл записывал голосовой отчет.
Закончив фразу Сержантоторикс добавил:
- Наступило время зачистки! – Слащавая кровожадность дрожала в его голосе.

Гном истерично трясся от страха. Он не знал что делать, но знал точно – быть размазанным по стенам этой жуткой коморки ему не хотелось. «Выход, выход, должен же быть какой то выход» - вертелось в его немытой голове. Магией он владел, но лишь на уровне гномов, а они, как известно, знались на тонких искусствах не более, чем сношающийся козел в камасутре.
- Я тебя сьем!
- Ччто?! – Хрюборг едва заставил себя повернуть голову в сторону, откуда донеслась угроза.
На куче наваленного в углу дерьма расположилось отвратного вида привидение, что изо всех сил тужи лось превратить нелепое выражение своего лица в угрожающую личину.
- Я тя слопаю щас! Ты че, глухой!
- Да нет, но тебе придется вытраиваться в очередь. Меня уже хочет убить маг снизу. – голос гнома страх исказил настолько, что тот напоминал чавканье беззубой старухи, жующей бацилу.
- Я не буду ни с кем делится! Лишь я имею законное право жрать жильцов этой комнаты!
- Ттогда тебе придется избавится от мага… - надежда в голосе Хрюборга звучала все тверже. Альтернатива достаться пацаватому привидению ему нравилась более размазанности по стенам при помощи казенной и абсолютно легальной магии.
- Элементарно, я с ним поговорю!
Тем временем дверь за их спинами распахнулась, и на пороге показался запыхавшийся силуэт мага.
- Так, хух, вы двое – на выход. Щас я вас мочить будет.
- Неа! – привидение, сидевшее доселе в углу, проплыло вперед и повисло перед «своим» гномом. – Статья первая конституции Империи в разделе некрорубиконического права. «Право наследования места смерти призраком убиенного есть абсолютным, и распространяется на все проявления астрального в границах места гибели в радиусе пяти метров. Посему – этот парень мой!
- Ну епты… - Сержантоторикса уже давно не удивляли просвещенные в юриспруденции призраки. А что делать – все сейчас жить хотят. – Поправка ном ер восемнадцать к тобою указанному разделу «телесная сторона не касается некрорубиконического измерения общества». Так что давай так: тебе душа, мине тело. Все довольны!
Помявшись, привидение в согласии кивнуло, вселив неистовый ужас в душу Хрюбурга.
- Только давай не… - заклинание разрыва размазало гнома по стенам коморки, - здесь… Ладно. Приведение обреченно вздохнуло, - Ну давай уже, покажись! Воздух над оставшимися стоять в куче внутренностей, ботинками, задрожал и сгустился в силуэт надувшегося гнома.
- Спасибо большое! – призрак Хрюбурга обиженно насупился, - Выручил.
- Да не дуйся ты так. Теперь нас двое, будем сидеть, анекдоты травить. Тебе понравится в коморке!
Ладно, ребята, бывайте здоровы! – воскликнул довольный собой Сержантоторикс, и выскочил из кабинета.

Глава пятая
Штыриона тащилась по пыльному тракту. Ее пышное тельце было облеплено грязью, одежды почти полностью порвались, а грудь… Нуу, она была при ней. Над горизонтом нависли ужасные зеленые тучи, словно сошедшие с картинки какой – нибудь дешевой книженции.
- О нет! – смазливо воскликнула про себя данка, - Лорд Дождя может догнать меня, и мой народ тогда не увидит своего спасения!
Штыриона усилила шаг. Босые ноги збились до крови, грудь постепенно начинала перевешивать мешок, но она шла. Она шла сквозь стоны и боль, влекомая твердой верой в светлое будущее ее народа, и свое предназначение спасти его. Она должна! Она сможет! Ее никто не настигнет, ведь она данка! Последняя воительница угнетенного племени, некогда великого народа Тутаха дэ Даанко, дапрославится имя Аллоха, и Данка – пророка его!

Вскоре начался дождь. Страшный Властелин Дождя догнал данку без особых усилий, затормозив свой шаг лишь для того, чтобы поржать с нелепо скользящим по дорожной грязи, созданием, сиськи которого напоминали продолжение весящего сзади мешка с ганджей.
- Эй, сиськ… эээ, девка! Я к тебе обращаюсь! Иди сюда.
Вмиг потерявшая надежду Штыриона удрученно поплелась к высокой фигуре Властелина.
- Че те от меня надо! Я тут мир спасаю, а ты…
- Да не плети мне чепухи! – Властелин Дождя бросил на данку переполненный иронией взгляд своих ужастных глаз. – Торгуешь травой, телом иногда. Занимаешься всем, чем можно – не нужно стыдится своей профессии, все они – важны, все они нужны. Я же не побрезговал подойти к тебе, даже поняв, что ты обычная торговка – нелегалка. А то что ты ганджей барыгуешь – так это ничего. Я сам по этому делу. В общем, харэ мокнуть. Пошли, пыхнем, а то я уже устал от работы. Тяжело мне…
Два обдолбыша лежали на роскошном диване. Под богато украшенным инкрустацией потолком висел приятный дымок, а тишину нарушали лишь вялые хихиканья Властелина дождя.
Гармонию тишины разорвал вопрос Штырионы:
- В чем смысл жизни? – ее голос напоминал характером вредную девочку, что решила добить отца дурацкими вопросами.
- Ты дурра. – Властелин Дождя не поддавался.
- А ты не ответил на мой вопрос. Еще Властелин Дождя! Бессмертный незнайка! Ты дожжен знать! Должен! Признавайся, а нет то…!!!
- А не то что?! Задушишь меня своими… Хэх, арбузами?!
Данка в бессилии выпустила поток дыма прямо в сокрытое страшной маской лицо собеседника.
- Ну, скажи! Ты же знаешь! Знаешь! Признайся мне – я очень хочу знать в чем смысл жизни! Это для меня очень важно. Гримаса девушки преобразилось, превратившись из вредной сморщености в игривую невинность.