Литература и журналистика

В Новгороде заперт на год в тюрьму Вл. Молочников за то, что он держал у себя мои сочинения и давал их людям, желающим прочесть их. Наказывают людей, распространяющих мои книги и оставляют в покое меня, главного виновника не только распространения, но и появления этих книг.
Ведь казалось бы ясно, что это никак не может уменьшить, если он есть, интерес к моим книгам. Так как книги изданные в России и заграницей есть у меня в большом количестве, и я составитель и главный распространитель этих книг, как я и заявил об этом еще 12 лет тому назад, пока жив не перестану составлять и распространять их.
И потому казалось бы ясно, что одно разумное средство прекратит то, что не нравится в моей деятельности - это чтобы прекратить меня.
Как мне не больны страдания моих друзей, я не могу, пока жив, прекратить эту мою деятельность; не могу потому, что делая то, что делаю я не ищу каких либо внешних целей, а исполняю то, чего не могу не исполнить - требования воли Бога, как я понимаю и не могу не понимать ее.

Othello
Если это из мемуаров или писем - то либо Достоевского, либо Толстого. Точно не скажу, но период вроде должен совпадать.

Правильно, письмо Толстого.

Volkonskaya
загадывать будешь?

Если бы читатель мог перенестись лет за триста назад и посмотреть с высокой колокольни на тогдашнюю Москву, он нашел бы в ней мало сходства с теперешнею. Берега Москвы-реки, Яузы и Неглинной покрыты были множеством деревянных домов с тесовыми или соломенными крышами, большею частью почерневшими от времени. Среди этих темных крыш резко белели и краснели стены Кремля, Китай-города и других укреплений, возникших в течение двух последних столетий. Множество церквей и колоколен подымали свои золоченые головы к небу. Подобные большим зеленым и желтым пятнам, виднелись между домами густые рощи и покрытые хлебом поля. Через Москву-реку пролегали зыбкие живые мосты, сильно дрожавшие и покрывавшиеся водою, когда по ним проезжали возы или всадники. На Яузе и на Неглинной вертелись десятками мельничные колеса, одно подле другого. Эти рощи, поля и мельницы среди самого города придавали тогдашней Москве много живописного. Особенно весело было смотреть на монастыри, которые, с белыми оградами и пестрыми кучами цветных и золоченых голов, казались отдельными городами.

Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо, вероятно, знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам.
Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония...

Кристина
?..

Это Пушкин. Капитанская дочка...

Наверно неправильно, что я загадала, а не угадала, но это так! Извините...

Если отрывок не будет угадан до завтрашнего вечера - назову автора и произведение и загадаю новый.

По-моему, это Алексей Толстой - "Князь Серебряный"... или ""Серебряный князь", а там фиг его знает: давно читала

Agonia
Совершенно верно, "Князь Серебряный"
Загадывай!

Он топнул ногой и еще раз крикнул: нет! Его руки дрожали, дыхание было тяжело и прерывисто. Потом было долгое молчание, свист бури, шорохи и шепоты ветра. И тогда снова снизошло на Меня великое спокойствие, великий, мертвый, всеобъемлющий покой. Все стало вне Меня. Я еще слышал земных демонов бури, но голоса их звучали отдаленно и глухо, не трогая Меня. Я видел перед собою человека, и он был чужд Мне и холоден, как изваяние из камня. Один за другим прошли предо Мною, погасая, все дни Моей человечности, мелькнули лица, прозвенели слабо голоса и непонятный смех - и стихли. Я обратил взоры в другую сторону - и там встретило Меня безмолвие. Я был точно замуравлен между двумя каменными глухими стенами: за одной была ихняя, человеческая, жизнь, от которой Я отделился, за другой - в безмолвии и мраке простирался мир Моего вечного и истинного бытия. Его безмолвие звучало, его мрак сиял, трепет вечной и радостной жизни плескался, как прибой, о твердый камень непроницаемой Стены, - но были глухи Мои чувства и безмолвствовала Мысль, Из-под слабых ног Моей Мысли выдернули память, - и она повисла в пустоте, недвижная, мгновенно онемевшая. Что оставил Я за стеной моего Беспамятства?

Мысль не отвечала. Она была недвижна, пуста и молчала. Два безмолвия окружали Меня, два мрака покрывали мою голову. Две стены хоронили Меня, и за одною, в бледном движении теней, проходила ихняя, человеческая, жизнь, а за другою - в безмолвии и мраке простирался мир Моего истинного и вечного бытия. Откуда услышу зовущий голос? Куда шагну?

Гадайте.

Для современного автора что-то чересчур пафосно. Скорее напоминает 19-ый век. Кьеркегор?

19 - нач. 20 века. Автор русский.