Литература и журналистика

***
Иван Иваныч возвращается со службы,
Иван Иваныч убирает под кровать сапог,
Кладет другой сапог на блюдо,
Как своей бабушки покойной рог.
Пирог из глины и замерзшей грязи,
Похлебка лужных вод и вуаля:
Сегодня голод утолен, и к счастью.
Довольный прапор подбоченясь молвит "*ля"
Не бить собачье брюхо,
Утробу воющей от холода,
Не видеть серых полукругов,
Не думать, двигая стальные рельсы...
Полковник лег в морозном покрывале,
Полковник сник бойцовским петухом,
Морщины гладит утюгом на опахале
И значит своей жизнью жизни слом....

Любовное.
Я Вас люблю, куда же боле?..

Яковлеву
Я лица вижу каждый день, оплеванные существами,
Подобными могильным червякам
Я вижу лица каждый день плюющие...

Регалии и альма матер, вся гордость, стертая в рутинной брани,

против... изгнившие, древесными жуками изъеденные стопы...

Столпы идеи ринувшихся в абсолют...смеющийся квантор бытия,
смеющиеся обстоятельств стоки.

Мне кажутся прозрачными извилины, переплетающиеся в чьих-то
волосах, всего лишь куча праха, раздавленная сапогом, с напрасной
волей к будущему и обещаньем лучшего...

Отчетливыми кажутся следы младенческого разложенья, по
вытекающим глазам бегут сухие слезы, сползающая кожа покрывает
стены и за портретами скрывается напрасная седая борода твоих
нерусских лет, быть может, обреченных на убожество воспоминаний
лизоблюдов...


Пейзажное
Вонь сточных вод, сопливый глинозем с осенней шелухой,
преклонные года бетонных папертей, отторженное содержимое
желудка с каймою темно-янтарных битых стекол.

Здесь вырастает облако бесценной жизни над падалью мышиной,

Здесь процветает суета космической необходимости среди
источенных червями черепов.

Всеобрамляющая ласка ветра проносится и шевелит ворсинки меха

возлюбленной крысиного царя.


Познай, дитя, всю красоту картины и вторгнись в круговерть смерто-

рождений, воткни тростинку в тушку, загляни на чудный пир,
возрадуйся блаженному миропоорядку, что одаряет счастьем за
жертву боли, пожни чужую муку.

Древесные жуки, личинки бабочек в зеленых листьях - все это
будущий твой путь.

Смех яростного танца, бессмысленная пьянка животной жадности,
твои нежные губы сольются с конечностью природы...

***
Кто-то окорок жарит на кухне.
Натянув нарукавник на нос,
Я скриплю ламинатом, ну что ж,
Vollens nollens уже в туалете.
Долгий путь до тарелки с обедом,
Где очаг, где пенаты и лары,
Я под действием нашей планеты,
приземляюсь на красные нары.
Протестующим брюхом все тело
Жаждет лучших условий, ну что ж -
Vollens nollens уже в туалете -
На кого-то я точно похож:
На косматую тень в отраженьи,
что увидел когда-то во сне,
что приснился мне в том сновиденьи,
Где я спал на высокой скале.
Я проснулся и понял: похоже
Только зеркало было. Теперь
Я, одетый отекшею рожей
И щетиной моих сорока,
Вспоминаю, все было, положим,
Иль быть может вообще ни черта...
Кризис памяти, боже, тревога,
Я бытийственно пялюсь на дверь:
Дверь похожа на мою кожу
Или только на желтую дверь?
Задираюсь отчаянной шторой,
Оставляю свой скальп на стене.
Мне не нужно тратить впустую
Все имманентное мне.
Я чешу свою черепушку,
Черепашка засела в ней:
Не успеет домыслить, дура,
Все до смерти банальной своей
И моей, и его, и ее, и их всех,
И всего абсолютно, включая
мои мышцы, прижатые к креслу.
Мышца мнется, с кости сползая,
Мышца радуется, освобождая
Всех от власти моих сухожилий:
И себя, и меня, и тебя.
На балконе, быть может, ветер,
Он, быть может, напомнит мне,
Что мы были, когда были дети,
Что я видел вчера в этом дне.
Я, наверное, целью пресыщен,
И задачами полон мой мозг...
О, он видит, как нищ он,
Он летит, он себя превозмог,
Пусть отыщет теперь мое тело...

Лучше спали б Вы в тяжком похмелье,
И отпущен был Вами Пегас,
И его белоснежные крылья,
Уж простите, совсем не для Вас!

Ваш, товарищ, мандат предъявите,
Мол, на крылья имеешь права,
А потом в этой теме пишите,
Что про нас или что не про нас.

Коли тянет чего почитать,
Открывайте букварь полистать...

Прости за строгие сужденья,
Обидеть, правда, не хотел...
Уйду, как призрак, как виденье,
Видать такой уж мой удел!

Да, таков твой удел в этой теме...

Из холода в холод теряется время
В системе планет моего микрокосма.
Я думаю, звезды могли б горячее
Светить здесь и жечь, может, даже,
Но бег можно вычислить было бы просто,
Узнать, что-как мойра сплетет или свяжет.

Осадки, частицы комет, метеоры...
Как бьется пленительность космоструктуры
С системой логических и априорных,
Сковавших рубеж всех галактик,
Занявших позицию на верхотуре
Предметных сцеплений и связей!..

Наглядность бы вычел из точки отсчета,
Дисперсию взглядов направил бы внутрь,
Сверхмассами сытые были бы рвотой,
Голодные вакуум в звуках писали бы,
Я дал б в ваши руки новейшую одурь,
Вы б мерили мозг, отрицая масштабы.

Но вы захотите планетостроенье,
Вы в шаг атараксию солнца
Железной стопой превращенье
Допустите, светом играючи
На чистом металле червонцев...

Я поражаюсь оттого, что поражаюсь
Себе такому удивленному в очках,
Глядящему с испугом в отраженье
Испуганного взгляда сквозь очки,
Когда он именно всем этим обусловлен.

Нестрого думая, забытая оправа вдруг
Оказывается на моем носу случайно
Отысканной тем средством восприятья,
Что пользуется призрачной структурой стекол,
Дабы восполнить недостатки зренья.

***("Войдя в автобус, с человека пала шляпа".
Как низко или как глубоко, я не знаю:
Все знают только Достоевский и Толстой.
И лучше обратиться с честью к ним,
Чтобы понять мое непониманье.)***

Не трудно не понять тех антиномий,
Которые грызут нам душу,
Когда мы видим целый мир,
Завися от его почти что вечных
Молекульных рядов в составе стекол,

И в то же время чувствуя острее
Зависимость от органических веществ
В составе кажущегося нашим глаза,
Судя о чем-то тем не менье
На основании себеподобья.

Мы с тобою не учим французский.
Notre Dame de Paris, Montparnasse...
"Время краткое, знания узки" -
Ницше думал так, par excellence.
Здесь нам творчество как (n'est-ce pas?)
Звуки, слоги, слова pas à pas.
Фильм подобный немому Noir,
И какой-то несвежий pronounce,
Хоть и рифма бывает легка.