"Тёплые камни" (сказка)
Добавлено: Пт ноя 23, 2012 3:51 pmТЕПЛЫЕ КАМНИ
Король с жадной злобой мстил своему народу.
Как темные волки рыскали его подручные по городам и селениям некогда славной, богатой и трудолюбивой страны. Тучные поля вконец истощились, люди, ещё совсем недавно радостные, теперь каждый день кричали от боли пыток, женщины сохли в горьких слезах, нищие дети голодали, мужчины умирали на черных кострах инквизиции.
Страх жил в каждом.
Вельможи тряслись из-за своих больших денег – если их казнили в тюрьмах, то все богатства доставались королю и церкви.
Простолюдинов хватали, сжигали и топили в кровавых реках для порядка, чтобы не смущали речами соседей, и десятина их имущества всегда отходила доносчику.
Страшным было случайно услышать что-то опасное в родном, ещё вчера близком и счастливом дыхании…
В тот ранний рассветный час низкую приморскую равнину продолжал убаюкивать розовый туман цветущего майского шиповника.
По большой дороге, ненароком касающейся окраины рыбацкой деревушки, двигалось медленное общественное стадо: гулко перекликались коровы, звенели тонкими голосками овцы и козы, хрипло отзывалась старая собака.
Пастух шел позади, ступая босыми ногами по прохладной пыли.
Несколько ночей подряд совсем близко гремели раскаты королевских орудий; люди, покинувшие где-то свои городские дома, бежали, спешили уйти подальше от сражения, многие плакали, опечаленные тем, что далекие повстанцы из последних сил держатся, прижатые к невысоким и ненадежным береговым скалам. На пути из столицы в темноте скакали курьеры, генералы и грозные черные всадники.
Теперь по этой тихой дороге, уходящей от деревушки в вересковые пустоши, шли разбуженные рассветом добрые домашние животные.
У последних домов пастух по привычке оглянулся, зевнул, мельком посмотрел на придорожную траву, вдруг испуганно подпрыгнул и побежал обратно в деревню, оставив брошенный кнут валяться в пыли.
Так уж случилось, что именно у стены его хижины старый пастух нашел утром её, лежащую в беспамятстве.
То ли из проезжающего ночью экипажа пыталась бежать пленница, то ли верховой конь, на котором она мчалась от погони, сбросил неловко свою хозяйку...
Со всей деревни собрались тогда рыбаки, начали грубо кричать, размахивать рваными соломенными шляпами и со смехом ругаться.
Почтальон рассказывал в толпе о том, что вчера весь день в соседней деревне целый отряд жандармов искал какую-то опасную мятежную преступницу; дети с любопытством рассматривали лежащую на траве у большого камня незнакомку, их отцы, собравшись в кружок неподалеку, равнодушно дымили трубками.
Сладким голосом, потирая руки и покашливая, почтальон уговаривал стариков поскорее сообщить обо всём в город – тогда их обязательно наградят.
Молодой рыбак Просперо молча раздвинул могучими плечами толпу, поднял девушку на руки и унес её в свой одинокий дом.
Ещё долго местные женщины в громком недовольстве расходились по окраинным улицам, осуждая закрытые глаза и дорогую одежду красивой горожанки.
К вечеру она на мгновенье очнулась, а услышав за распахнутым окном мычанье коров и звуки невежественных голосов, заплакала, и снова уснула в беспамятстве.
Просперо остался сидеть за столом, задумчиво поправляя пальцами фитиль свечи и изредка поглядывая в темное окно. Потом встал, хлопнул дверью и совсем скоро вернулся домой с соседкой-старушкой.
Маленькая горбатая женщина сноровисто переодела мечущуюся в бреду девушку в крестьянскую одежду, смочила ей губы отваром и ушла, перекрестившись на пороге. Рыбак помедлил и решительно бросил в печь богатое пыльное платье.
Стремительно обернулся, заметив чей-то любопытный взгляд за ставнями.
Только степные шакалы, большеглазые совы и опытные предатели смогли бы заметить в ту ночь человека, который несколько раз пробирался от окраинных деревенских домиков к бухте. С большими узлами он спускался вниз, к лодкам, быстро, а последнюю свою ношу пронёс на руках бережно, ступая по прибрежным камням осторожно, как никогда в жизни.
На островке среди черных скал, к песчаному берегу которого Просперо привел утром свою рыбацкую лодку, было много жаркого солнца, сочных плодов и вдоволь чистой прохладной воды в лесных родниках.
Привычно, по-хозяйски, молодой рыбак устроил привезенные припасы под навесом маленькой хижины, спрятавшейся в густой тени больших деревьев, без опаски вытянул лодку на белый берег и только потом поднял на руки девушку, до тех пор в тихом молчании лежавшую на корме.
На закате она открыла глаза.
- Как тебя звать?
Просперо взглянул в прекрасное лицо незнакомки.
Мучительно долго девушка молчала, потом закашлялась.
- Я - Формана. А ты, незнакомец, кто?
Она были похожими внешне, как брат и сестра, и очень, очень разными, как только могут отличаться друг от друга юность трепетной городской женщины и могучая жизнь загорелого простолюдина.
Иногда он уходил на лодке, чтобы поймать к обеду несколько блестящих рыб.
Она с нетерпеливой грустью ждала его, смотрела из-под тонкой ладони на черные и огромно-страшные обломки скал в воде вокруг их острова, через которые он на рассвете искусно уводил свой маленький парусник от берега в открытый океан.
Она вздрагивала в задумчивости, пристально замечая чудовищные водовороты вокруг тех самых далеких скал.
- Мне страшно. Кажется, что отсюда нет выхода. Почему мы здесь?
Он ласково обнимал ее, гладил по волосам, скрывая тайну.
- Ты же веришь мне? Ну, вот видишь.… Не бойся – только я знаю путь к этому острову. Никто посторонний сюда не заглянет и скоро нас никто здесь не найдет. А без моей защиты тебя там, на другой земле, могут обидеть.
- Но почему кто-то злится на меня издалека?
С добрым участием смотрел Просперо на девушку, так и не вспомнившую свою прежнюю жизнь.
- Милая моя Формана, нужно, чтобы вчерашние волны немного успокоились.
Поначалу она хотела всегда и везде быть вместе с ним, просилась в лодку, обещала посильную помощь в рыбной ловле и послушание, умоляла хоть один раз показать ей путь среди опасных скал к свободной воде, но он только смеялся. Уверял, что в океане совсем не опасно, что океан ничем ему не грозит и что он запросто справится со всеми трудностями и без неё.
По вечерам они сидели на теплом береговом песке, убаюканные закатом и стремительно наступающей южной ночью, слушали песню знакомой маленькой цикады, так похожую на звон постоянного серебряного молоточка.
Днем, если им случалось оставаться вместе, Просперо чинил сети, а Формана танцевала рядом, неподалеку от порога их простой прибрежной хижины, высоко поднимая разноцветные юбки и дразня его лукавым взглядом. Иногда она просила его поиграть с ней в прятки в высоком кустарнике; оставаясь же одна, Формана читала книги, связку которых Просперо догадался взять в ночь побега у деревенского священника.
Однажды он вернулся из океана хмурый и очень уставший. Поцеловал руки Форманы, за обедом съел только хлеб и уснул, опустив голову ей на колени, беспокойно кусая во сне соль на своих жестких губах. Она впервые тихо заплакала, почувствовав неладное, осторожно высвободилась и ушла в хижину.
Сон молодого рыбака был смутно долгим. Давно привыкший к неудобствам жизненных обстоятельств, Просперо всю ночь ворочался на остывающем песке, изредка коротко стонал и скрипел зубами.
Все эти дни он ни разу не пожалел, что так дерзко увез девушку от опасного внимания злых, замученных постоянной тяжелой работой, деревенских людей. Почувствовав, что скоро может случиться беда, он принял быстрое решение и ничуть не жалел о нем. Но вот сегодня… Угрожающие мачты сторожевого корабля ждали его у выхода в океан. Просперо вовремя свернул свой небольшой парус и притаился у скал, поэтому никто не заметил его маленькой лодки, но возвращаться пришлось кружным путем, очень долго и осторожно.
Кто-то из местных людей донес королевским шпионам про его остров.
А утром он проснулся привычно веселым, умылся, высоко брызгая из родника на нее, принесшую из хижины чистое полотенце.
- Что будет, если ты однажды не вернешься из океана?
Фармана грустными глазами смотрела на Просперо.
- Я умру на этом острове? Одна?
Он долго вытирал прозрачные капли с лица, хмурился, молча признавая её правоту.
- Не грусти, я не собираюсь сдаваться.
Именно после этих слов Просперо, когда ему удалось успокоить взволнованную Форману, и предложил ей новую забавную игру – строить на берегу башенки из небольших, плоских, окатанных водой камней.
Они хохотали, наперегонки выхватывая из мелкого песка приглянувшиеся им обоим куски старых вулканических плит. Девушка спешила, небрежно устанавливая слабыми руками гулкие камни, и обижалась, когда капризно признавалась самой себе, что постоянно проигрывает. Несколько раз она даже толкала изящной ножкой свою недостроенную башенку, заметив, как в постройке Просперо камни ложатся выше и прочней.
Он целовал ее пальцы, утешая, затем приносил издалека к маленьким ногам удобные и ровные обломки разбитых штормами скал, терпеливо советовал, как поступить с ними лучше и правильней.
Просперо был добр и великодушен, только поэтому Формана соглашалась снова играть, быстро вытирала прозрачные слезы, но каждый раз при этом упрямо выбирала новое место для своей поспешной и неуверенной постройки.
Он терпеливо вздыхал, задумчиво наблюдая, потом отходил в сторону, со странным вниманием смотрел сначала на нее, потом, зачем-то, на далекое вечернее солнце, и каждый раз с легкой улыбкой рушил свою уже готовую, почти в его рост, красивую и прочную башню. Почти тотчас же, еще раз примерившись к солнцу и к расположению ее новой башенки, начинал из этих же камней возводить неподалеку свою очередную, но такую же высокую и стройную, как и прежняя, башню.
Формана ласково упрекала его, стыдясь собственной несдержанности.
- Зачем!? У тебя же ведь и та получилась чудо, как хороша…!
Просперо приносил на берег холодную воду в глиняном кувшине, чтобы осторожно смыть с прекрасного лица следы печальных слез.
Иногда, при спокойном ветре, он учил её управлять парусами лодки неподалеку от берега, но по-прежнему не брал с собой по утрам в океан.
Несколько дней подряд над их островом грохотал сильный и очень темный ливень. Волны с силой разбивались о черные скалы.
Возвратившись со штормового промысла, он устало шагнул из лодки на берег. Формана долго ждала, поэтому очень громко вскрикнула и заплакала, заметив кровь на разбитом лице и израненных руках Просперо.
По пути к дому она обнимала его, взволнованно пыталась расспрашивать о случившемся, но он, измученный происшествием в океане, прихрамывал и был по-прежнему молчалив.
Жесткий ветер постепенно стихал, по пальмовым листьям на крыше их хижины продолжал ещё стучать редкий дождь, а Формана терпеливо меняла на ранах Просперо холодные повязки.
Он долго не улыбался, не напевал, как обычно, готовя порванные сети к промыслу, потом все-таки попросил накормить его сытно и вкусно, а после отвел на берег и, необычно волнуясь, принялся умолять её завершить строительство их башенок. Формана с радостью согласилась, с тревогой спросив:
- Но ведь ты же устал…?
Работать вместе у них получалось споро и ловко, теперь она уже совсем не спешила, старалась быть тщательной; он же, укладывая камни побольше, пристально смотрел по очереди то на каждую из их башенок, то на громадный красный шар торопливо падающего за горизонт солнца.
- Вот так. Теперь хорошо.
Просперо выпрямился, скрывая гримасу боли, и обнял ее за плечи. Девушка робко и радостно поправила выбившийся из-под платка завиток красивых волос.
- Всегда смотри на наши башенки. И на солнце. Обязательно.
- Хорошо. Что ты хочешь сегодня на ужин?
И они пошли по берегу, оставляя на ласковом мокром песке свои следы: легкие и глубокие.
Несколько следующих дней крохотные рыбки радостно прыгали в прозрачных лужицах между прибрежных камней, наполнявшихся ровно шумящими волнами; торопливые желтые крабы и ящерицы убегали в траву после прикосновения ее рук.
Просперо радовался своим изобильным уловам. Смотрел на Форману восхищенными глазами, трогал густые волосы, прижимался губами к тонкому краешку крохотного женского уха.
…Океан тяжело гудел, задыхаясь от мрачного зноя. Всю ночь в небе вспыхивали молчаливые молнии. Деревья лишь изредка скрежетали жестко-сухими листьями. Формана так и не могла уснуть, долго ходила в ожидании по самой кромке приторно теплой воды.
А утром, бессильно касаясь израненными бортами презрительности черных скал, в берег ткнулась форштевнем его маленькая лодка.
Паруса были порваны, дощатая палуба проломлена страшным ударом, добротный прежде такелаж болтался вдоль расщепленной мачты ненужно и неправильно.
Опущенное с левого борта в голубую прозрачную воду шевелилось лишь одно беспомощное весло.
Он шагнул на песок навстречу Формане. И упал.
- Прости…
В этот раз его обманули.
Когда ранним утром Просперо привычно вышел своим тайным фарватером из переплетения прибрежных скал, осмотрел пустой горизонт и направился в открытое море, из-за крайнего черного утеса к его тихоходной лодке на всех парусах бросился королевский сторожевой корабль.
Ярость и боль проигранной битвы были мгновенны, но унеслись прочь, едва он прошептал знакомое имя. Молодой рыбак умел принимать быстрые и нужные решения, он знал, как заставить ненавистных ему людей поверить в обман.
На сторожевике изумились опасным маневрам, которые совершала маленькая лодчонка, уходя от погони в надежде вернуться в своё укрытие.
Всё ближе и ближе Просперо подходил к страшно шумящим скалам. Он знал об этом гибельном пути, но был также уверен, что за ним следят десятки глаз королевских сторожевых псов, посланных убить его и Фарману, именно поэтому и продолжал держать паруса тугими.
Пена и брызги кипящей, как в котле, воды раз за разом, всё чаще и чаще, скрывали Просперо от преследователей. Наконец тонкая мачта в последний раз перечеркнула синеву неба и его лодка перевернулась…
Сигнальная пушка выстрелила, королевский сторожевик сообщил остальной эскадре, крейсировавшей за дальними мысами, о гибели так долго скрывавшихся заговорщиков и ушёл, уверенный в ненужности освобожденного пути.
Просперо умирал.
Ни нежные руки Форманы, ни крик, от которого на мгновение застыл весь оставшийся на их острове ветер, ни горячая влага горьких слез, ни сила и дрожь любящего сердца не могли защитить его от смерти.
Просперо очень слабо, странно, как никогда не делал этого раньше, улыбнулся навстречу Формане.
- Помни о…
И умер.
Иногда люди вздрагивают от тишины.
Она очнулась от шепота волн, вспомнила прошлое, стала резка в мыслях и стремительна движениями.
Да и как по-другому могла теперь вести себя Формана – виконтесса, дочь мятежного адмирала королевского флота, дождливым весенним утром казненного на глазах у жены и детей.
Отец успел научить ее не только справедливости и уважению к людям, он громко хохотал, уступая девчонке, своей любимой дочке, когда та ещё с детских лет упрямилась, что станет самым лучшим моряком и требовала от него наставников, сведущих не столько в бальных танцах и в этикете, сколько - в навигации, судоходстве и в других штурманских делах.
Совсем скоро океан успокоился, виновато улыбаясь солнечными бликами по всему простору своей ровной воды.
Их тайный остров продолжал бы еще очень долго оставаться для неё изобильным и ласковым, но уже к концу дня Формана столкнула израненную лодку с мелкого песка на глубину.
Просперо лежал на сломанных досках палубы молчаливый, с закрытыми глазами, заботливо обернутый ею в остатки одного из парусов.
Формана знала, что теперь она сумеет справиться и с веслами, и с другими, небольшими, парусами. Но вот только черные скалы…
Уверенно направив лодку к выходу в океан, она вскоре беспомощно зарыдала, несколько раз подряд пытаясь вырвать суденышко из пены беспощадных водоворотов, возникавших на ее пути к свободе.
Она не знала правильного пути.
Сверкающий океан был далек, а знакомый берег так близок…
Волосы ее поседели и загрубели от постоянных соленых брызг, губы дрожали от обиды и бессилия, обеими руками она сжимала на груди мокрую косынку, бездумно шагая за своей тенью по вечернему песку.
Башенки.
Две светлые башенки, сложенные ими когда-то из теплых камней.
Она горько и громко зарыдала.
Внезапный луч низкого солнца ударил Форману по лицу, одновременно лег на вершины обеих башенок и прочертил оранжевую закатную дорожку, которая мгновенно прокатилась к двум очень дальним и темным скалам.
И тот тонкий каменный отросток, и могучая плотная скала рассказывали, как пропустят ее в океан, сохраняя между собой нужное пространство ровной и безопасной воды.
Теплые камни башенок Просперо, словно маяки, показывали ей путь к жизни.
- Помни…
2012
Король с жадной злобой мстил своему народу.
Как темные волки рыскали его подручные по городам и селениям некогда славной, богатой и трудолюбивой страны. Тучные поля вконец истощились, люди, ещё совсем недавно радостные, теперь каждый день кричали от боли пыток, женщины сохли в горьких слезах, нищие дети голодали, мужчины умирали на черных кострах инквизиции.
Страх жил в каждом.
Вельможи тряслись из-за своих больших денег – если их казнили в тюрьмах, то все богатства доставались королю и церкви.
Простолюдинов хватали, сжигали и топили в кровавых реках для порядка, чтобы не смущали речами соседей, и десятина их имущества всегда отходила доносчику.
Страшным было случайно услышать что-то опасное в родном, ещё вчера близком и счастливом дыхании…
В тот ранний рассветный час низкую приморскую равнину продолжал убаюкивать розовый туман цветущего майского шиповника.
По большой дороге, ненароком касающейся окраины рыбацкой деревушки, двигалось медленное общественное стадо: гулко перекликались коровы, звенели тонкими голосками овцы и козы, хрипло отзывалась старая собака.
Пастух шел позади, ступая босыми ногами по прохладной пыли.
Несколько ночей подряд совсем близко гремели раскаты королевских орудий; люди, покинувшие где-то свои городские дома, бежали, спешили уйти подальше от сражения, многие плакали, опечаленные тем, что далекие повстанцы из последних сил держатся, прижатые к невысоким и ненадежным береговым скалам. На пути из столицы в темноте скакали курьеры, генералы и грозные черные всадники.
Теперь по этой тихой дороге, уходящей от деревушки в вересковые пустоши, шли разбуженные рассветом добрые домашние животные.
У последних домов пастух по привычке оглянулся, зевнул, мельком посмотрел на придорожную траву, вдруг испуганно подпрыгнул и побежал обратно в деревню, оставив брошенный кнут валяться в пыли.
Так уж случилось, что именно у стены его хижины старый пастух нашел утром её, лежащую в беспамятстве.
То ли из проезжающего ночью экипажа пыталась бежать пленница, то ли верховой конь, на котором она мчалась от погони, сбросил неловко свою хозяйку...
Со всей деревни собрались тогда рыбаки, начали грубо кричать, размахивать рваными соломенными шляпами и со смехом ругаться.
Почтальон рассказывал в толпе о том, что вчера весь день в соседней деревне целый отряд жандармов искал какую-то опасную мятежную преступницу; дети с любопытством рассматривали лежащую на траве у большого камня незнакомку, их отцы, собравшись в кружок неподалеку, равнодушно дымили трубками.
Сладким голосом, потирая руки и покашливая, почтальон уговаривал стариков поскорее сообщить обо всём в город – тогда их обязательно наградят.
Молодой рыбак Просперо молча раздвинул могучими плечами толпу, поднял девушку на руки и унес её в свой одинокий дом.
Ещё долго местные женщины в громком недовольстве расходились по окраинным улицам, осуждая закрытые глаза и дорогую одежду красивой горожанки.
К вечеру она на мгновенье очнулась, а услышав за распахнутым окном мычанье коров и звуки невежественных голосов, заплакала, и снова уснула в беспамятстве.
Просперо остался сидеть за столом, задумчиво поправляя пальцами фитиль свечи и изредка поглядывая в темное окно. Потом встал, хлопнул дверью и совсем скоро вернулся домой с соседкой-старушкой.
Маленькая горбатая женщина сноровисто переодела мечущуюся в бреду девушку в крестьянскую одежду, смочила ей губы отваром и ушла, перекрестившись на пороге. Рыбак помедлил и решительно бросил в печь богатое пыльное платье.
Стремительно обернулся, заметив чей-то любопытный взгляд за ставнями.
Только степные шакалы, большеглазые совы и опытные предатели смогли бы заметить в ту ночь человека, который несколько раз пробирался от окраинных деревенских домиков к бухте. С большими узлами он спускался вниз, к лодкам, быстро, а последнюю свою ношу пронёс на руках бережно, ступая по прибрежным камням осторожно, как никогда в жизни.
На островке среди черных скал, к песчаному берегу которого Просперо привел утром свою рыбацкую лодку, было много жаркого солнца, сочных плодов и вдоволь чистой прохладной воды в лесных родниках.
Привычно, по-хозяйски, молодой рыбак устроил привезенные припасы под навесом маленькой хижины, спрятавшейся в густой тени больших деревьев, без опаски вытянул лодку на белый берег и только потом поднял на руки девушку, до тех пор в тихом молчании лежавшую на корме.
На закате она открыла глаза.
- Как тебя звать?
Просперо взглянул в прекрасное лицо незнакомки.
Мучительно долго девушка молчала, потом закашлялась.
- Я - Формана. А ты, незнакомец, кто?
Она были похожими внешне, как брат и сестра, и очень, очень разными, как только могут отличаться друг от друга юность трепетной городской женщины и могучая жизнь загорелого простолюдина.
Иногда он уходил на лодке, чтобы поймать к обеду несколько блестящих рыб.
Она с нетерпеливой грустью ждала его, смотрела из-под тонкой ладони на черные и огромно-страшные обломки скал в воде вокруг их острова, через которые он на рассвете искусно уводил свой маленький парусник от берега в открытый океан.
Она вздрагивала в задумчивости, пристально замечая чудовищные водовороты вокруг тех самых далеких скал.
- Мне страшно. Кажется, что отсюда нет выхода. Почему мы здесь?
Он ласково обнимал ее, гладил по волосам, скрывая тайну.
- Ты же веришь мне? Ну, вот видишь.… Не бойся – только я знаю путь к этому острову. Никто посторонний сюда не заглянет и скоро нас никто здесь не найдет. А без моей защиты тебя там, на другой земле, могут обидеть.
- Но почему кто-то злится на меня издалека?
С добрым участием смотрел Просперо на девушку, так и не вспомнившую свою прежнюю жизнь.
- Милая моя Формана, нужно, чтобы вчерашние волны немного успокоились.
Поначалу она хотела всегда и везде быть вместе с ним, просилась в лодку, обещала посильную помощь в рыбной ловле и послушание, умоляла хоть один раз показать ей путь среди опасных скал к свободной воде, но он только смеялся. Уверял, что в океане совсем не опасно, что океан ничем ему не грозит и что он запросто справится со всеми трудностями и без неё.
По вечерам они сидели на теплом береговом песке, убаюканные закатом и стремительно наступающей южной ночью, слушали песню знакомой маленькой цикады, так похожую на звон постоянного серебряного молоточка.
Днем, если им случалось оставаться вместе, Просперо чинил сети, а Формана танцевала рядом, неподалеку от порога их простой прибрежной хижины, высоко поднимая разноцветные юбки и дразня его лукавым взглядом. Иногда она просила его поиграть с ней в прятки в высоком кустарнике; оставаясь же одна, Формана читала книги, связку которых Просперо догадался взять в ночь побега у деревенского священника.
Однажды он вернулся из океана хмурый и очень уставший. Поцеловал руки Форманы, за обедом съел только хлеб и уснул, опустив голову ей на колени, беспокойно кусая во сне соль на своих жестких губах. Она впервые тихо заплакала, почувствовав неладное, осторожно высвободилась и ушла в хижину.
Сон молодого рыбака был смутно долгим. Давно привыкший к неудобствам жизненных обстоятельств, Просперо всю ночь ворочался на остывающем песке, изредка коротко стонал и скрипел зубами.
Все эти дни он ни разу не пожалел, что так дерзко увез девушку от опасного внимания злых, замученных постоянной тяжелой работой, деревенских людей. Почувствовав, что скоро может случиться беда, он принял быстрое решение и ничуть не жалел о нем. Но вот сегодня… Угрожающие мачты сторожевого корабля ждали его у выхода в океан. Просперо вовремя свернул свой небольшой парус и притаился у скал, поэтому никто не заметил его маленькой лодки, но возвращаться пришлось кружным путем, очень долго и осторожно.
Кто-то из местных людей донес королевским шпионам про его остров.
А утром он проснулся привычно веселым, умылся, высоко брызгая из родника на нее, принесшую из хижины чистое полотенце.
- Что будет, если ты однажды не вернешься из океана?
Фармана грустными глазами смотрела на Просперо.
- Я умру на этом острове? Одна?
Он долго вытирал прозрачные капли с лица, хмурился, молча признавая её правоту.
- Не грусти, я не собираюсь сдаваться.
Именно после этих слов Просперо, когда ему удалось успокоить взволнованную Форману, и предложил ей новую забавную игру – строить на берегу башенки из небольших, плоских, окатанных водой камней.
Они хохотали, наперегонки выхватывая из мелкого песка приглянувшиеся им обоим куски старых вулканических плит. Девушка спешила, небрежно устанавливая слабыми руками гулкие камни, и обижалась, когда капризно признавалась самой себе, что постоянно проигрывает. Несколько раз она даже толкала изящной ножкой свою недостроенную башенку, заметив, как в постройке Просперо камни ложатся выше и прочней.
Он целовал ее пальцы, утешая, затем приносил издалека к маленьким ногам удобные и ровные обломки разбитых штормами скал, терпеливо советовал, как поступить с ними лучше и правильней.
Просперо был добр и великодушен, только поэтому Формана соглашалась снова играть, быстро вытирала прозрачные слезы, но каждый раз при этом упрямо выбирала новое место для своей поспешной и неуверенной постройки.
Он терпеливо вздыхал, задумчиво наблюдая, потом отходил в сторону, со странным вниманием смотрел сначала на нее, потом, зачем-то, на далекое вечернее солнце, и каждый раз с легкой улыбкой рушил свою уже готовую, почти в его рост, красивую и прочную башню. Почти тотчас же, еще раз примерившись к солнцу и к расположению ее новой башенки, начинал из этих же камней возводить неподалеку свою очередную, но такую же высокую и стройную, как и прежняя, башню.
Формана ласково упрекала его, стыдясь собственной несдержанности.
- Зачем!? У тебя же ведь и та получилась чудо, как хороша…!
Просперо приносил на берег холодную воду в глиняном кувшине, чтобы осторожно смыть с прекрасного лица следы печальных слез.
Иногда, при спокойном ветре, он учил её управлять парусами лодки неподалеку от берега, но по-прежнему не брал с собой по утрам в океан.
Несколько дней подряд над их островом грохотал сильный и очень темный ливень. Волны с силой разбивались о черные скалы.
Возвратившись со штормового промысла, он устало шагнул из лодки на берег. Формана долго ждала, поэтому очень громко вскрикнула и заплакала, заметив кровь на разбитом лице и израненных руках Просперо.
По пути к дому она обнимала его, взволнованно пыталась расспрашивать о случившемся, но он, измученный происшествием в океане, прихрамывал и был по-прежнему молчалив.
Жесткий ветер постепенно стихал, по пальмовым листьям на крыше их хижины продолжал ещё стучать редкий дождь, а Формана терпеливо меняла на ранах Просперо холодные повязки.
Он долго не улыбался, не напевал, как обычно, готовя порванные сети к промыслу, потом все-таки попросил накормить его сытно и вкусно, а после отвел на берег и, необычно волнуясь, принялся умолять её завершить строительство их башенок. Формана с радостью согласилась, с тревогой спросив:
- Но ведь ты же устал…?
Работать вместе у них получалось споро и ловко, теперь она уже совсем не спешила, старалась быть тщательной; он же, укладывая камни побольше, пристально смотрел по очереди то на каждую из их башенок, то на громадный красный шар торопливо падающего за горизонт солнца.
- Вот так. Теперь хорошо.
Просперо выпрямился, скрывая гримасу боли, и обнял ее за плечи. Девушка робко и радостно поправила выбившийся из-под платка завиток красивых волос.
- Всегда смотри на наши башенки. И на солнце. Обязательно.
- Хорошо. Что ты хочешь сегодня на ужин?
И они пошли по берегу, оставляя на ласковом мокром песке свои следы: легкие и глубокие.
Несколько следующих дней крохотные рыбки радостно прыгали в прозрачных лужицах между прибрежных камней, наполнявшихся ровно шумящими волнами; торопливые желтые крабы и ящерицы убегали в траву после прикосновения ее рук.
Просперо радовался своим изобильным уловам. Смотрел на Форману восхищенными глазами, трогал густые волосы, прижимался губами к тонкому краешку крохотного женского уха.
…Океан тяжело гудел, задыхаясь от мрачного зноя. Всю ночь в небе вспыхивали молчаливые молнии. Деревья лишь изредка скрежетали жестко-сухими листьями. Формана так и не могла уснуть, долго ходила в ожидании по самой кромке приторно теплой воды.
А утром, бессильно касаясь израненными бортами презрительности черных скал, в берег ткнулась форштевнем его маленькая лодка.
Паруса были порваны, дощатая палуба проломлена страшным ударом, добротный прежде такелаж болтался вдоль расщепленной мачты ненужно и неправильно.
Опущенное с левого борта в голубую прозрачную воду шевелилось лишь одно беспомощное весло.
Он шагнул на песок навстречу Формане. И упал.
- Прости…
В этот раз его обманули.
Когда ранним утром Просперо привычно вышел своим тайным фарватером из переплетения прибрежных скал, осмотрел пустой горизонт и направился в открытое море, из-за крайнего черного утеса к его тихоходной лодке на всех парусах бросился королевский сторожевой корабль.
Ярость и боль проигранной битвы были мгновенны, но унеслись прочь, едва он прошептал знакомое имя. Молодой рыбак умел принимать быстрые и нужные решения, он знал, как заставить ненавистных ему людей поверить в обман.
На сторожевике изумились опасным маневрам, которые совершала маленькая лодчонка, уходя от погони в надежде вернуться в своё укрытие.
Всё ближе и ближе Просперо подходил к страшно шумящим скалам. Он знал об этом гибельном пути, но был также уверен, что за ним следят десятки глаз королевских сторожевых псов, посланных убить его и Фарману, именно поэтому и продолжал держать паруса тугими.
Пена и брызги кипящей, как в котле, воды раз за разом, всё чаще и чаще, скрывали Просперо от преследователей. Наконец тонкая мачта в последний раз перечеркнула синеву неба и его лодка перевернулась…
Сигнальная пушка выстрелила, королевский сторожевик сообщил остальной эскадре, крейсировавшей за дальними мысами, о гибели так долго скрывавшихся заговорщиков и ушёл, уверенный в ненужности освобожденного пути.
Просперо умирал.
Ни нежные руки Форманы, ни крик, от которого на мгновение застыл весь оставшийся на их острове ветер, ни горячая влага горьких слез, ни сила и дрожь любящего сердца не могли защитить его от смерти.
Просперо очень слабо, странно, как никогда не делал этого раньше, улыбнулся навстречу Формане.
- Помни о…
И умер.
Иногда люди вздрагивают от тишины.
Она очнулась от шепота волн, вспомнила прошлое, стала резка в мыслях и стремительна движениями.
Да и как по-другому могла теперь вести себя Формана – виконтесса, дочь мятежного адмирала королевского флота, дождливым весенним утром казненного на глазах у жены и детей.
Отец успел научить ее не только справедливости и уважению к людям, он громко хохотал, уступая девчонке, своей любимой дочке, когда та ещё с детских лет упрямилась, что станет самым лучшим моряком и требовала от него наставников, сведущих не столько в бальных танцах и в этикете, сколько - в навигации, судоходстве и в других штурманских делах.
Совсем скоро океан успокоился, виновато улыбаясь солнечными бликами по всему простору своей ровной воды.
Их тайный остров продолжал бы еще очень долго оставаться для неё изобильным и ласковым, но уже к концу дня Формана столкнула израненную лодку с мелкого песка на глубину.
Просперо лежал на сломанных досках палубы молчаливый, с закрытыми глазами, заботливо обернутый ею в остатки одного из парусов.
Формана знала, что теперь она сумеет справиться и с веслами, и с другими, небольшими, парусами. Но вот только черные скалы…
Уверенно направив лодку к выходу в океан, она вскоре беспомощно зарыдала, несколько раз подряд пытаясь вырвать суденышко из пены беспощадных водоворотов, возникавших на ее пути к свободе.
Она не знала правильного пути.
Сверкающий океан был далек, а знакомый берег так близок…
Волосы ее поседели и загрубели от постоянных соленых брызг, губы дрожали от обиды и бессилия, обеими руками она сжимала на груди мокрую косынку, бездумно шагая за своей тенью по вечернему песку.
Башенки.
Две светлые башенки, сложенные ими когда-то из теплых камней.
Она горько и громко зарыдала.
Внезапный луч низкого солнца ударил Форману по лицу, одновременно лег на вершины обеих башенок и прочертил оранжевую закатную дорожку, которая мгновенно прокатилась к двум очень дальним и темным скалам.
И тот тонкий каменный отросток, и могучая плотная скала рассказывали, как пропустят ее в океан, сохраняя между собой нужное пространство ровной и безопасной воды.
Теплые камни башенок Просперо, словно маяки, показывали ей путь к жизни.
- Помни…
2012