Литература и журналистика

Мэрион откинулась на спину и уставилась невидящими глазами в мрачное, тяжёлое небо. Зрение возвращалось медленно, но уже два дня назад она стала различать время суток, а сегодня с уверенностью могла сказать, что день выдался пасмурным и солнце так и не пробилось сквозь тучи. Неудивительно, если к вечеру начнётся ливень.
Телега переваливалась по древним камням - дороги в покинутых землях остались ещё с войны. Как и обветшавшие за сорок с лишнем лет, брошенные на милость ветров и непогоды форты и сторожевые башни. Долгие засеки, щерящиеся черными зубьями голых веток, воронки на полях - уже почти затянувшиеся раны земли, мертвое голубое сияние и туман над местами сражений, - от первых не осталось даже костей, но здешние места всё ещё были богаты недоброй памятью.
Люди сами постарались, чтобы о первых всё оказалось забыто, включая и то, чем они так прогневали богов, что в какие-то несколько десятилетий оказались стёрты с лица земли. Но с людским любопытством шутки плохи. Как только состарились последние очевидцы великой победы человечества, когда умерла сама легенда, появился невероятный спрос на её обломки. Настолько невероятный, что количество поисковиков уже почти сравнялось с количеством военных, а их работа приравнивалась чуть ли ни к армейской службе. По крайней мере по части дисциплины и секретности.
Мэрион никогда никого не судила: в конце концов она не жила тогда, полвека назад, когда уничтожение грозило самим людям. Просто когда так долго перебираешь осколки чужого прошлого, поневоле в голову лезут всякие мысли, порой и самые неправильные.

То, с чем она столкнулась в пещере, утратило своё название уже очень давно. Тварь, охранявшая вход, встретила её магической атакой такой мощи, что у Мэрион едва хватило сил на защиту. Чудо, что она вообще унесла оттуда ноги, вдвойне чудо, что отделалась лишь временной слепотой. Такая потеря сил для чародея грозила обернуться чем-нибудь намного нам более серьёзным. Всегда стоит помнить, что, когда черпаешь силы из себя, последним останавливается сердце.
Человеческая магия тем и отличается от магии первых, что люди не могут использовать силы природы напрямую. Для Мэрион посредником и проводником с момента инициации стал перстень с аметистом, от которого сейчас осталось лишь воспоминание: ноющая боль в разбитой руке и искорёженная спёкшаяся оправа. Камень рассыпался в прах, не выдержав бушевавшей в пещере силы.
Нет, она явно исчерпала свой запас везения на много дней вперёд. Продолжить бой без проводника и даже остаться после этого с минимальными повреждениями - ей выпал тот самый один шанс на миллион. Встречи с живым стражем первых были, конечно, редкостью, но не настолько, чтобы нельзя было проследить закономерность: после них поисковики обычно не выживали.
Всю обратную дорогу Мэрион пребывала в беззаботно-лёгком настроении. Её ничуть не пугал гнев шефа и не волновало неизбежное увольнение и, вероятно, тюрьма: поисковиков и желающих ими стать слишком много, чтобы оступившимся давался второй шанс. Она была жива и почти здорова и на данный момент бесконечно счастлива самим этим фактом.

Рядом сонно шевелились дети - непривычно тихие и боязливые, за два дня пути они едва ли произнесли с десяток слов. Чародейка так и не слышала, чтобы они смеялись.
Мэрион не удосужилась спросить, какая беда погнала обычную фермерскую семью в долгий и опасный путь в город, но пейзане снялись с насиженного места исключительно на её счастье. Не подбери они её на недавней переправе, ей пришлось бы туго. Без зрения и каких-либо ориентиров в незнакомой местности она могла с успехом добрести разве что до ближайшего обрыва.

В воздухе едва заметно потянуло запахами готовящейся пищи, и по тому, как оживились фермер с женой, Мэрион поняла, что вблизи показалось жильё.
- Постоялый двор, госпожа, - робея, пояснила для неё фермерша, и Мэрион в очередной раз удивилась подобному к себе отношению. Эти люди, кажется, и правда верили, что поисковики существуют именно для того, чтобы своим неустанным трудом делать мёртвые земли безопасными и пригодными для жизни.
Мэрион села, прислушиваясь к звукам постоялого двора, таким непривычным и странным, когда не видишь, что происходит. Фыркали и ржали лошади, завидев их клячу; скрипел ворот колодца, чьи-то босые ноги шлёпали по грязи; ворчал пёс, звякая цепью; где-то что-то стучало и вздыхало, - в общем, всюду кипела нехитрая и размеренная жизнь.
Скрипнула дверь, а затем по одной запели-заскрипели ступени. Кто-то грузный, переваливаясь, подошёл к телеге, обдав Мэрион жирными кухонными запахами.
- Езжайте дальше, бродягам здесь не место, - пробасил, очевидно, хозяин постоялого двора.
Фермер умоляюще мямлил о замерзших детях, слепой попутчице, отсутствии денег, холодной ночи и опасной дороге, когда, словно мало было перечисленных неприятностей, всё-таки начался ливень.
На крыльцо вышли ещё какие-то люди.
Хозяин замолк, наверное, разглядывал скорчившиеся на телеге фигуры беженцев, затем - не надо было видеть, чтобы понять это - словно весь засветился от удовольствия. Ему казалось, что он придумал дивно веселую шутку.
- Я добрый человек, - наконец прогудел он. - Но бедный. Я могу бесплатно накормить лишь пятерых.
С крыльца донёся развязный и не слишком трезвый смех.
- И что же теперь делать? - фермер беспомощно обернулся к семье и попутчице.
Шутка явно удавалась - ответом ему был очередной взрыв смеха.
- Кому-то придётся подождать на улице, - в тон ему ответил хозяин трактира и, наверное, сделал что-то - руками, что ли, развёл? - потому что люди на крыльце снова расхохотались.
Мэрион тяжело вздохнула: семье фермера она была обязана заботой и всем комфортом обратной дороги, а хозяина постоялого двора впереди ждали самые чёрные неприятности, какие только могла обеспечить чародейка, едва начавшая восстанавливать свои силы.
- Ничего, я не голодна. Да и погода чудная.

Было холодно, очень холодно, но хотя бы сухо. Дождь просочится сюда нескоро, это он знал - ему не впервые приходилось отсиживаться под крыльцом, когда про него временно забывали. Конечно, потом вспомнят и наверняка опять поколотят - но он так устал и так голоден…
Иногда ему удавалось припрятать что-нибудь из утащенных с кухни объедков. За это били нещадно, но иначе было не выжить. Сегодня повезло - значит, он сможет поесть и кое-как протянуть до утра, когда, может быть, его покормят - если не забудут.
Голоса, раздававшиеся сверху, стихли. Он подождал немного и осторожно - очень осторожно, чтобы не попасться ненароком никому на глаза - выглянул наружу.
Ушли не все. На крыльце, съежившись под все усиливающимся дождем и уставившись в одну точку, сидела девушка. На мгновение ему показалось, что в пальцах её блеснула золотая искорка. Ерунда - будь у неё золото, она не мерзла бы сейчас под дождём. И всё же хозяин ее не пустил - почему, он не знал, он редко прислушивался к разговорам. И ему никогда не было дела до тех, кто приходил сюда - от них он получал только тычки и насмешки, ничего больше.
Только она не выглядела опасной. Да и лицо у нее было незлым. А на улице было так холодно… И, наверное, она тоже хотела есть…
Обычно он сторонился людей, но сейчас почему-то выбрался из-под крыльца, осторожно потянул ее за рукав и быстро отпрянул, когда она обернулась.
- Что тебе нужно?
Он напрягся, подбирая слова - ему редко приходилось разговаривать.
- Тут холодно… - наконец прошептал он. - Там - можно… - мотнул головой в сторону своего убежища и запнулся, забыв нужное слово.
- Переждать? - закончила она за него.
- Да… - почти радостно выдохнул он: обычно, когда он и решался говорить, его мало кто понимал.
- Отлично, - она улыбнулась и неожиданно протянула ему руку. - Только тебе придется мне помочь. Я, понимаешь ли, вижу плохо.
Ему - взять за руку человека?! Он и представить боялся, что сделал бы с ним хозяин за такое. Но она ждала, и он решился коснуться ее ладони трясущимися пальцами. Она тут же крепко сжала его руку. Он вздрогнул. Ну конечно, если она плохо видит, то и его еще не разглядела, иначе побрезговала бы к нему прикасаться.
Вдвоем под крыльцом было уже тесновато, но стало теплее. Он забился в самый угол, подобрав под себя ноги, протянул руку вверх, достав из щели между балкой и половицей заветный сверток - немного зачерствевшего хлеба, завернутого в тряпицу. На двоих здесь, наверное, было маловато - но он же сам позвал ее сюда…
- Хочешь? - полувздох-полушепот.
- Что это? - она взяла из его руки сверток, нахмурилась. Затем снова улыбнулась:
- Спасибо. Только ты наверняка сам голодный. И вообще, кто ты такой?
Он сжался, не зная, что отвечать, но тут его схватили за шиворот.
- Ах, вот ты где, чудище, - прогремел хозяин, отвешивая ему оплеуху. - Опять здесь торчишь, дармоед! Марш за работу!

Мэрион отряхнула и выжала промокший плащ, насколько это было возможно в тесноте неожиданного укрытия, и сжалась в комок, стараясь согреться. Хозяин должен быть по гроб жизни благодарен этому странному существу, отвлекшему её от придумывания достойной кары. Мэрион не любила насылать проклятия, потому что результат проявлял себя в уж очень отдалённом будущем. К сожалению, ни на что другое сил у неё сейчас не хватило бы. Пока её не побеспокоили неожиданным вниманием, замёрзшая и голодная чародейка сосредоточенно любовалась картиной горящего постоялого двора, прикладывая все усилия к тому, чтобы обстоятельства рано или поздно позволили этой картинке воплотиться.
Кто так внезапно проявил к ней чуткость и заботу, Мэрион не поняла. Она затруднялась назвать даже возраст: срывающийся робкий шёпот мог принадлежать и ребёнку, и простуженному запуганному взрослому. Судя по тому, сколько времени его обладатель проводил под крыльцом, он явно был не в чести у хозяина трактира. Бедный родственник? Слуга? Раб?
Надо сказать, чародейке сложившаяся ситуация, вопреки всему, казалась весьма забавной. Даже пробыв поисковиком около восьми лет, она ни разу не ночевала под крыльцом.
Когда краски летнего дня и светлые каменные улицы города померкли и перед глазами снова повисла расплывчатая серая мгла, Мэрион поняла, что проснулась.
- Долго я спала? - голос её прозвучал хрипло, и Мэрион скривилась - вот именно простуды ей сейчас и не хватало.
Её благодетель в углу нервно вздохнул и дёрнулся. Кажется, он не ожидал быть замеченным.
- Сейчас утро. Солнца нет. Пока.
- Тогда - доброе утро, - Мэрион улыбнулась на голос и понадеялась, что улыбается она всё-таки не стенке.
- Доброе утро, - медленно, словно пробуя на вкус слова, повторил собеседник.

Затекшие ноги не слушались, и из-под крыльца она выбралась настолько неуклюже, что, не поддержи её новый знакомый, шлёпнулась бы в грязь.
- Ох, спасибо, - она с удовольствием потянулась. Ее собеседник вздрогнул и ничего не ответил. Мэрион раздраженно дернула плечом - ну не ее же он так боится, в самом деле, неужели она настолько страшная?
- Имя-то у тебя есть? - поинтересовалась она. - Должна же я знать, кого благодарю.
- Нет… - почти неслышно ответил тот и слегка попятился: на пороге вырос хозяин постоялого двора. Странный знакомый Мэрион съежился и юркнул в сени, видимо, попытавшись поднырнуть под руку хозяина, тот, захохотав, неожиданно отвесил ему затрещину, от которой бедолага даже не попытался заслониться, только перепуганно втянул голову в плечи.
- Видала? - весело обратился владелец дома к Мэрион; похоже, он находился в хорошем настроении.
- За что так с ним, что он натворил? - поинтересовалась та. Хозяин хохотнул.
- Чучело… Он всерьез себя чудищем считает, представляешь?
Чудищем… Это было уже любопытно.
- Он настолько уродлив? Я, между прочим, не вижу, - заметила Мэрион. Хозяин уже откровенно заржал и ничего не ответив, скрылся в доме. Мэрион вздохнула. Ей явно нужна была передышка - малодушно хотелось оттянуть тот неизбежный момент, когда придется отправляться в город. Хотя бы на несколько дней. Но не торчать же все это время под крыльцом, да еще и объедая несчастного благодетеля, который, похоже, и сам голодает.
Некоторое время она раздумывала, затем решительно сунула руку в карман. Оправа - все, что оставалось от кольца - была золотой. Теперь глупо оставлять ее на память, просто глупо.
- Послушай-ка, любезнейший… - она шагнула через порог.

Вечером трактир гудел. Мэрион сидела в углу у окна и старательно делала вид, что её здесь нет вовсе. Подвыпившая компания бортников не выглядела опасной, но общаться с ними чародейку всё же не тянуло. По крайней мере, пока не вернутся силы и зрение.
Пару раз Мэрион замечала, как двор пересекла расплывчатая тонкая тень, в которой она уже привыкла узнавать своего нового знакомого. Столь же безошибочно узнавалась только широкая ряха трактирщика, которая заслоняла весь её недалёкий пока обзор, когда он наклонялся поговорить с дорогой гостьей.
Трое из четверых бортников явно бывали здесь и раньше и чувствовали себя как дома.
- Нисс, - рыкнул кто-то из-за их столика, и по тому, как колыхнулась темная туша хозяина, Мэрион поняла, что окликают именно его. - А где твой? У нас тут новенький, показал бы своё чудище? - что-то в его интонации слегка насторожило Мэрион , впрочем, так надолго лишённая привычного зрительного мира, она уже давно подозревала, что ей слишком много просто чудится. Ну вот зачем он так выделяет голосом это слово - чудище? Так и мерещатся подразумеваемые кавычки.
Трактирщик ответить не успел: дверь слегка скрипнула, и кто-то проскользнул внутрь. Судя по неслышности шагов - именно то самое чудище.
- А ну стой! - рявкнул хозяин. Худая фигурка замерла, испуганно съежившись. Бортники довольно заржали. Трактирщик грубо схватил «чудище» за плечо, крутанул, демонстрируя посетителям. Тот тихо ойкнул и попытался отвернуться, видимо, пряча лицо. Смех усилился.
- Да уж, таких уродов еще поискать, - гоготнул один из бортников, и вновь Мэрион почудились те самые пресловутые кавычки. - Ну-ка, скажи нам, тварь, ты чудовище?
- Да… - еле слышно прошелестел знакомый Мэрион. - Отпустите, пожалуйста…
- Марш на кухню, - хозяин брезгливо отшвырнул «чудовище» от себя, тот мгновенно ретировался, скрывшись за дверью кухни. Мэрион поморщилась. То, что это странное существо здесь явно на положении раба, она уяснила окончательно - но зачем так глумиться?
Дальнейшее заставило ее навострить уши.
- Он, что, действительно думает, что он чудовище? - прыснул четвертый бортник, тот самый, которому и предъявляли «чудище».
- Ага, - зашелся в довольном хохоте трактирщик. - И за разумное существо себя не держит. Он нас всех за благодетелей считает, если хотите знать. Шутка ли - такому чудищу крышу над головой предоставили, да еще и кормят.
- И что - даже сбежать не пытался? - полюбопытствовал новенький.
- Не-а, - зевнул трактирщик. - Он здесь давно, я еще совсем малявкой его подобрал. Вначале приходилось на цепи держать, а теперь он и сам никуда не уйдет. Дармовая рабочая сила, да и посетителям развлечение, - закончил он под довольный хохот окружающих.

- А ну-ка, стой, - Мэрион сама не заметила, что копирует интонации трактирщика, а заметив, отвесила себе мысленно оплеуху. Не хватало, чтобы он ещё и от неё шарахался.
Говорят, что рано или поздно любой поисковик становится параноиком, но раньше у неё не было причин сомневаться в ясности своего рассудка. Так что подозрения свои Мэрион намеревалась проверить немедленно.
«Чудище» застыло посреди двора, сгорбившись и уронив голову на грудь. Извиняться Мэрион не стала - она уже уяснила, что её запуганный знакомый как-то невероятно близко к сердцу принимает любые слова. А на то, чтобы успокаивать его, сейчас времени не было. Добрый Нисс тщательно следил, чтобы «чудовище» никогда не оставалось без работы.
Вместо извинений Мэрион просто взяла его за руку и мягко, но настойчиво, игнорируя слабые попытки вырваться, повела к крыльцу.
Во-первых, там было всё же светлее, и она ещё надеялась хоть в общих чертах разглядеть лицо «чудища», а во-вторых - ну не стоять же посреди двора?
- Вот, тебе не помешало бы поесть, - Мэрион протянула ему свёрток с таким вороватым видом, будто еда была не куплена, а украдена прямо из-под носа Нисса. Но такие передачки лучше было не афишировать перед трактирщиком. Он и так уже смотрел на неё косо, словно прикидывая, когда же наконец они будут в расчете и можно будет попросить странную гостью со двора.
А «чудище», между прочим, уже два дня как научилось говорить «спасибо». Почему-то Мэрион казалось, что раньше это слово было ему не знакомо по одной простой причине - благодарить было не за что.
Передавая свёрток, Мэрион неожиданно для своего знакомого другой рукой коснулась его лица, отчаявшись хоть что-то разглядеть. И, пока он не успел шарахнуться в сторону, откинула длинные спутанные волосы «чудища», кончиками пальцев проведя по ушной раковине. Почему-то Мэрион даже не удивилась.
- Не надо, пожалуйста… - он отстранился. В последнее время он явно стал бояться ее меньше, но все равно ей казалось, что он постоянно ждет какого-то подвоха. Точно она ударит его или рассмеется в лицо.
- У тебя действительно нет имени? - тихо спросила Мэрион.
- Нет… Зачем мне? Я не человек… - как всегда, испуганным полушепотом ответил он.
«Вот именно, не человек. Ты сам не подозреваешь, до какой степени ты не человек. Что же ты здесь делаешь, как тут оказался?»
Мэрион понимала, что говорить все это «чудищу» смысла не имеет - он ее не поймет, только еще больше испугается. Вместо этого она произнесла - мягко, но не терпящим возражений тоном:
- Ты не чудище. Не слушай никого. Они все лгут. И имя у тебя должно быть, нельзя жить без имени. Вот что… - она пару секунд размышляла, затем решительно продолжила, - они пусть как хотят, а я буду звать тебя Нирэ.
- И это будет… по правде? - напряженно-недоверчиво спросил тот.
- А почему нет? - пожала плечами Мэрион. - Ты будешь знать, что это твое имя. И я буду это знать. А до остальных нам дела нет.
- Нирэ… - еле слышно прошептал он. - Я… запомню. Спасибо тебе, ты очень добрая…
Мэрион не видела его лица, но это были именно те слова, после которых он мог бы улыбнуться.

Ему было хорошо. Впервые в жизни ему было хорошо. Он мог бы даже подумать, что счастлив - но слов таких не знал, да и с самим понятием знаком не был. К тому же он редко о чем-либо думал целенаправленно. Его мысли были такими же обрывочными, путаными, пугливыми, как и речь.
Именно поэтому он и сейчас не задумывался, почему же ему так хорошо. Ведь ничего в его жизни, по большому счету, не изменилось. Все те же тумаки, побои, насмешки, голод, холод и страх.
Но еще у него было имя. Настоящее, как у всех. А об этом он и мечтать не мог - впрочем, он давно уже разучился мечтать.
Нирэ. Она назвала его Нирэ.
Он повторял это снова и снова, мысленно, а иногда, когда был уверен, что никто не услышит - шепотом, привыкая и панически боясь забыть. Имя, свое имя. Он не безымянное чудище больше. Он Нирэ. Пусть даже никто никогда не будет его так называть, кроме нее.
Ее он тоже боялся - впрочем, он вообще боялся всего, страх был естественной составляющей его существования. Но страх перед ней был другим, с примесью радостного восторга. Хотя этих слов Нирэ тоже не знал. Он просто тихо наслаждался теплом, захлестывавшим его изнутри, когда она смотрела на него, говорила с ним - с ним! Он боялся ей отвечать - слова всегда давались ему с трудом; но она не смеялась, она его слушала, понимала, разговаривала с ним… Нирэ с трудом верилось, что это не сон.
Ради этого можно было вытерпеть что угодно - а терпеть он привык.

Мэрион не знала, как ей быть. Ей фантастически, невероятно, нечеловечески повезло, а она не имела права воспользоваться этим везением. Вот именно - нечеловечески… Нирэ напоминал ей ребёнка, настолько он не знал мира. И, к счастью, мир пока не знал его.
Сейчас она мало что могла для него сделать, не считая лишнего куска хлеба да бесед урывками. Но и эта малость, казалось, стала для него всем. Нирэ буквально светлел лицом, завидя её, он даже осмеливался улыбаться, не таясь.
Мэрион наконец-то удалось разглядеть своего знакомого, впрочем, за слоем грязи и рваной бесформенной одеждой понять можно было немногое. Вечно сутулый, худой, словно скелет, обтянутый кожей… Живое большеротое лицо со впалыми щеками, длинные, отродясь нечесаные волосы, о цвете которых можно было лишь догадываться. Каштановые? Рыжие? И совершенно детские, васильково-синие глаза…
Это же какими ублюдками надо быть, чтобы… Чародейка одарила спину трактирщика таким взглядом, что бедняга нервно поёжился.
Она старалась, чтобы голос её звучал уверенно и спокойно, но получалось плохо.
- Мне надо ехать… Меня ждут… Меня будут искать… - пальцы нервно теребят застёжку плаща. «И ведь найдут, не сомневайся - найдут. Ещё ни один поисковик не пропадал бесследно. Ведь он мог пожелать исчезнуть с найденным, а этого заказчики позволить не могут».

Ну зачем он смотрит так понимающе? Что вообще он может понимать?!
- Я вернусь, - Мэрион уже не прятала глаза, и во взгляде её было столько недоброй решимости, что Нирэ даже отпрянул. - Не сразу… Я вернусь, слышишь?
Теперь не оглядываться.

Он ждал. Нирэ помнил, что она не собиралась возвращаться скоро, знал, что ждать придется долго. Наверное, очень долго. Но его это почему-то не пугало. Он вообще стал куда меньше бояться. Может быть потому, что теперь ему было, что вспомнить и на что надеяться. Нирэ и не догадывался, насколько это прекрасно - когда есть, что вспомнить. Мысли о нескольких днях, которые она провела здесь, помогали держаться, когда было совсем уж плохо - а плохо было. Насколько легче терпеть издевательства, когда и сам считаешь себя чудовищем и не знаешь, что бывает по-другому… Или не легче? Это была слишком сложная мысль, такие раньше ему в голову не приходили. Очень хотелось спросить ее, чтобы она объяснила - а ее рядом не было. Но ведь она вернется, она же сама сказала, что вернется, и тогда… Что скрывается за этим «тогда», Нирэ не знал, ему не хватало на это фантазии. Он никогда раньше не думал о будущем, о прошлом, впрочем, тоже, а теперь у него вдруг появилось и то, и другое - и все сразу стало так непривычно и сложно…
Он ждал. Каждое утро он просыпался с радостным предчувствием, которое в конце концов не оправдывалось - но ведь впереди был еще один день, когда оно могло и оправдаться. Теперь Нирэ был занят этим куда больше, чем своими страхами. Он даже иногда стал без повода улыбаться, сам себе. Это заметили, пару раз он даже получал за это зуботычины. Потом подслушал разговор (а теперь он стал прислушиваться к разговорам, понимая в них куда больше, чем раньше), напугавший его уже всерьез. Хозяин решил, что у него что-то недоброе на уме - зря он, что ли, так нагло вести себя стал? Снова прозвучало ненавистное слово «цепь»; Нирэ всего заколотило, когда он это услышал. Цепь он помнил хорошо - это было, пожалуй, единственное, что он помнил из детства. Нет, пускай лучше не замечают. Лучше притворяться, что он такой, как раньше - безымянное запуганное чудище. И ждать.

Ее шаги он скорее интуитивно ощутил, чем услышал - ну как их можно услышать с такого расстояния? Он стоял на коленях и ожесточенно отдраивал лестницу, ведущую на второй этаж постоялого двора, как вдруг сердце екнуло и забилось часто-часто. Потом входная дверь скрипнула, и Нирэ осторожно поднял голову.
Сумасшедшая, отчаянная радость - он так долго ждал, и она вернулась.
Сердце бешено колотилось, боясь поверить.
Он смотрел на нее во все глаза. Она не может его не увидеть - ведь она уже хорошо видела тогда…
Ее равнодушный взгляд скользнул по его лицу, и она отвернулась. Перекинулась парой слов со своим спутником, которого Нирэ вначале не заметил, весело рассмеялась и - направилась к выходу.
Сердце стукнуло еще раз - и остановилось. Потом забилось снова, медленно, глухо.
Она не узнала его. Или не вспомнила. Или - что вероятнее всего - посмеялась над ним еще тогда.
Пустота и тьма.
- На что уставился, урод? Работай давай! - рявкнул хозяин.
- Да… - неслышно, одними губами произнес Нирэ, опустил голову и снова принялся драить лестницу. Медленно, механически, не поднимая лица.

Кир отравлял её существование всю неделю пути. Кир был навязчив, весел, жизнерадостен и болтлив чрезмерно. Кир сиял белозубой улыбкой, сыпал остротами, строил планы. На нём заглавными буквами светился ярлык «Я новенький». Ему нравилось буквально всё: и тайны канувшей в прошлое цивилизации, и зарплата, и сама Мэрион, место которой он так непринуждённо занял. И, естественно, первое и такое ответственное задание. Его последний экзамен, сдать который ему вряд ли было суждено. Всем, кроме самого Кира, было понятно, что в бригаде он не нужен. Иначе, его не направили бы на верную гибель да ещё за компанию с однажды уже оплошавшей Мэрион. Они просто расчищают дорогу для следующих.
Мэрион только скрипела зубами и вежливо улыбалась. Она шутила в ответ, а гадостное чувство, что её ведут на верёвке на собственную казнь, а она ещё и радостно при этом приплясывает, не отпускало ни на на миг и не давало сосредоточиться. Мэрион и не предполагала, что страх бывает таким всепоглощающим. Особенно если это страх не за себя.
Чтобы ни ждало её в пещере, это вряд ли могло бы сравниться с ужасом дальнейшей судьбы Нирэ, допусти она сейчас одну единственную ошибку.
Если Кир поймёт, кто исполняет роль пугала в трактире Нисса, Нирэ ждёт участь, которой Мэрион не пожелала бы самому хозяину постоялого двора. А не побывать у Нисса не было никакой возможности. Кир настаивал на том, чтобы маршрут был повторен в точности, к тому же постоялый двор Нисса был последним жильём перед покинутыми землями…

Не было ничего проще, чем сделать Нирэ счастливым, по крайней мере, сейчас. Измученный жизнью, он радовался бы всему. Чистая новая одежда, уют и немного внимания. То, что давно стало привычным для любого другого, становилось бы для него каждый раз прекрасным открытием, маленьким чудом. Всего лишь мягкая постель, всего лишь сытный завтрак и крепкий чай со сливками поутру, всего лишь прогулки по городу, всего лишь долгие разговоры у камина.
Он же ещё ничего не знает, ничего ещё не любит. Ему же в радость лишний час сна - в холоде, чуть ли не под открытым небом, - лишний кусок хлеба… Улыбка бы не сходила с его лица - узнавать мир можно бесконечно…
Вот только ничего этого не будет. Нет такого города, где Нирэ сможет просто жить. Нет такого места, куда не забредают поисковики.
Конечно, рано или поздно его найдут и здесь, но всё-таки немного времени она для него выиграет. Может быть, никому, кроме нее, не придет в голову заподозрить в жалком затравленном существе одного из первых. Нирэ предпочитает прятаться, лишний раз не показываться на глаза - это хорошо. Может быть, ему повезет. Может быть…
Человек бы долго не протянул в таких условиях. Болезни, непосильная работа, постоянное недоедание… Она не могла даже навскидку определить возраст Нирэ: в умственном отношении он так и остался ребенком, внешне же ему можно было дать и пятнадцать, и тридцать пять - точно и не скажешь, он был слишком истощен. Но человек не выжил бы вообще или попросту превратился бы в животное, в этом Мэрион убедилась, наблюдая за тем, как обращаются с Нирэ. Первые были сильнее, выносливее, чем люди - оттого и жили куда дольше, и не знали многих болезней… Над секретом подобной живучести ученые ломали головы давно. Раскрой его - и получишь ключ к улучшению человеческой расы, а возможно, и к созданию сверхчеловека. Но о физиологии первых известно было мало. Только более худощавое телосложение, только другая форма ушной раковины…
И тут к ним в руки попадет Нирэ. Первый, сам не подозревающий о том, кто он такой. Живой ответ на многие тайны мироздания. Есть ли предел выносливости первых? В чем их сильные и слабые места? Его будут испытывать на прочность - не позволяя умереть, пока он нужен им живым. Тщательное изучение и тестирование закончится очень нескоро, но предсказуемо - разбором на составляющие. А он так и не поймет, за что его мучают. Он же ребенок, несчастный забитый ребенок, добрый и наивный. Он никому в жизни не сделал зла - он не заслуживает подобной участи.
И она совсем ничем не может помочь ему. Он ей верит, а она сейчас чудовищно предаст его - и он так никогда и не узнает, что так нужно было для его же блага.

Так врать, пусть даже и без слов, глядя в глаза - Мэрион не была уверена, что вообще сможет это. Ну зачем он так смотрит на неё? Почему не забыл?
Отворачиваясь, она чувствовала, как немеют скулы - она его больше никогда не увидит. Это правильно, это хорошо. Лучше такая жизнь, чем долгая мучительная смерть под чутким наблюдением учёных, растянутая на годы, а то и на десятилетия. Всестороннее изучение уникального объекта.
Дверь захлопнулась за её спиной, оборвался полный нечеловеческого отчаянья безмолвный крик Нирэ…
Так надо, здесь его не нашли до сих пор и - может быть - так и не найдут.
А она никому не скажет. Хотя бы потому, что дважды так, как повезло при прошлой встрече со стражем, никому не везёт. Даже если им удастся пройти дальше - кто знает, какие ещё тайны скрывает пещера. Отчего-то Мэрион была уверена, что не менее смертоносные. Странно, но теперь это скорее успокаивало, чем вселяло страх.

На улице бушевала не просто гроза - настоящая буря; давненько не было такой погоды в здешних местах. Ветер завывал в печных трубах, струи дождя колотили в окна, а раскаты грома были такими оглушительными, точно само небо готово было расколоться.
Глубокая ночь, и наконец до него никому нет дела.
Когда-то Нирэ боялся грозы. Очень, очень давно.
Он лежал на земле в своем уголке под крыльцом и плакал, скорчившись, закрыв лицо руками, вздрагивая всем телом. Плакал, как не плакал никогда в своей жалкой, никчемной, неказистой жизни.
Он не мечтал умереть, исчезнуть - это было бы слишком большим счастьем для такого, как он. А теперь Нирэ знал, что такое счастье, и снова умел мечтать - хотя предпочел бы не уметь и не знать этого никогда.
Он мечтал только забыть. Ну хотя бы самую малость.
Хотя бы свое имя.