Окно было старым. Оно помнило сильные и добрые руки рабочих, беспечные и любопытные взгляды детей, выросших уже давно, пролетающих мимо веселых и озабоченных поиском пропитания птиц, теплый хлебный запах свежего клейстера. Окно любило читать. Его заклеивали каждую зиму, уже много-много десятков лет, слой газет был толстый, ведь никто и не старался соскоблить - все равно ж клеить через год.
Окно читало:
"...рамму партии в жи..."
"...енин в своей речи отме..."
"...альный Комитет Коммунисти..."
"...огрессивное человечество осуж…"
Оно много знало. Оно могло - и хотело!, и рассказывало! - сообщить об этом всем; окно не было безмолвным - скрип, треск, звон, дребезжание, хруст, шелест, посвистывание... его язык был богат. Одно его печалило – никто, кроме других Окон, этот язык не понимал. Ну и ладно, решило окно, кому же хуже! И продолжало читать с узких полосок старых газет:
"...рано десять тонн кукуру..."
"...стигла тяжелая утрат..."
Окно общалось с соседями. "Дзынь - привет", "Тррыысь - Нормально, а ты как?", "Дзвяк-дзвяк - И тебе удачи!", "ПрррБух - Спасибо, что предупредил!".
Утро было мерзким; Окно не любило такой погоды, когда и не дождь вроде, какая-то мерзкая осклизлая влага стекает по тебе, оставляя плохосмываемые следы, а ветер то и норовит дать тебе пощечину, когда ее не ожидаешь – и дает ведь, мерзкий тип! Газеты в такое время обычно намокали, и читать их было тяжело. Во время нормального, здорового, очищающего дождя можно было хоть капли считать…
- Дззынь!.. Дзыыынь!!! Дзз… - ответа не было.
- Дзы-дзыньк – еще раз позвало оно соседку снизу.
- Бууух – в отчаянии прокричало Окно в унисон с ударом ветра, – ответа не было.
Дождь шумит, подумало оно, не слышат меня. Вот и дождь кончился. Не дождь, а так… слякоть. Ветер последний раз стукнул и улетел куда-то мучить другие окна. Солнечный зайчик, опасливо скользнув по стеклу, попытался высушить желтую полоску газеты, но это ему быстро наскучило, и он переключился на игру с сороками. Так же веселее, а скучные газеты пусть сушит папа-солнце!
- Дзыыынь!! – с тревогой сказало Окно. Ответа не было.
Соседей не было. Вместо них было что-то… что-то белое и странное. Окно без лица!!! – страшно! Окно вспомнило, ему снилось подобное, и это было страшным кошмаром его юности. От него оно со звоном просыпалось и долго не могло заснуть, вспоминая этот жуткий образ отсутствия лица. И души.
Но окно стало старым, эмоции притупились. Да, соседи уходили – лет шестьдесят назад на втором этаже алкоголик выдавил собой окно, которое потом, вместе с рамой, заменили новым, а недавно на первом дети побили стекла, и после этого окна заколотили досками – помещение пустовало. Наверное, такой и бывает смерть.
Далеко внизу, на стоящем фургончике, была надпись – «Установка пластиковых окон». Окно – пластиковое?! Пластиковые окна?! Вот это – окна?! Нет, это какие-то коробки со стеклами, они молчат! Молчат – нет, это что-то другое!
- Трыынь-дзынь! – ответа не было.
С Дверью понимания не было. Окну было приятно слушать ее скрипы, повизгивание и деликатное постукивание, видеть ее иногда мягкие, а часть резкие движения, наблюдать за поворотами дверной ручки. Но оно ничего не понимало. Дверь тревожно скрипнула, ручка резко повернулась; вошли какие-то люди, держа в руках коробку со стеклом. Ту самую коробку, собратья (нет… просто примитивные копии) которой заняли место друзей, знакомых и просто приятных соседей. Которые не умели слушать, слышать и говорить.
Окно удивленно ощутило прикосновение отвертки, жесткую хватку грязных рук столяра… с небрежно вынутым стеклом его покинула последняя мысль: «Вот и я…»
А под окнами, под пластиковыми окнами, безликими – бездушными! – лежала куча мертвых досок и стекол, бывших когда-то Окнами.