Литература и журналистика

[Артемий]

Тяжела и могуча длань, создавшая твердь земную и хлябь небесную. Тяжела участь человеков, полна невыразимой скорби, нежности и боли. Сосуд, который никогда не прольётся, но однажды расколовшись, разлетится на куски. Но мы не умрём. Мы никогда не умирали, а только возвращались в беззвёздную ночь, откуда нас выкинуло в шумный мир настоящего. Видеть как пляшет твоя тень, как падают звёзды, как величественно умирают до утра цветы - проклятие и данность. Метроном отсчитывает мгновения, доказывая самому себе, что времени становится всё меньше. Но мы то знаем, что время прибавляется, наполняя чашу бытия. Тысяча ночей слились в одну. Вселенная самоценна, самодостаточна, самолюбива, словно вещь в себе. Скорпион познания жалит беспрестанно. Достичь вершины цепляясь зубами за корни и камни, той вершины, где дьявол искушал Иисуса. И улыбнуться, тому, чем ты никогда не был, будучи абсолютно всем. Сторожевые псы - воспоминания сворачиваются спать у ног хозяина. Близость ночи всегда обостряет чувства. Закат - всесожжение дневных чаяний. В городских джунглях становится темно. Пора.

[Артемий]

[Артемий]

Цена успеха - душа, проданная в рабство демону власти. Я очень уважаю Ницше, философа с нутром поэта. Преодолевая боль, в мучительных схватках мозга рождалась танцующая звезда. Таинство, освящённое разумом. Но Ницше угас, сгорел, одиночество его стало абсолютным. О том, о чём говорил его Заратустра, некоторые не осмеливаются и думать. Достоевский сказал устами Шатова: "Трудно менять богов". Больно расставаться с идеалами, больно терять иллюзии, этот процесс красочно описал Бальзак. Но воля движет нами, воля к жизни, к власти, к продолжению рода. Воля властная и нетерпеливая. "Нетерпение сердца" мне было читать очень грустно. Реализм жесток, но не циничен. Чувства остывают, как остывают древние звёзды. Иллюзия полёта.

[Primavera]

Ты красиво пишешь в прозе. Немного романтики, много горечи и печали. И, наверное, одиночества?
А чья эта пронзительная картина?

[Артемий]

Картинку я в интернете своровал, набрёл на эзотерический сайт, с жуткими историями, но красивыми иллюстрациями. А проза - своеобразное философствование, с молотом ,наковальней, и маленькими молоточками.

[Артемий]

Имя ему Небо. Благодатное, лазурное небо. Он царит безраздельно в своих чертогах, и только игрушечные самолётики нарушают его покой. Иногда он гневается, ниспосылая своих вестников - ветер и дождь. Он властелин, а они вассалы, и нахмуренные брови его мы принимаем за тучи, а дождинки за слёзы. Но это не слёзы, это роса с ресниц. Он никогда не вмешивается в дела людей. Слишком древний, слишком равнодушный, пребывает в великой скорби, разлучённый с землёй. Но наступит момент, и Небо упадёт, устремится вниз, устав от людских упований, и тогда придёт последний день, день Великого Безумия. А теперь он спокоен и тих, погружённый в нирвану, и вызывает видения. Даже ему не дано знать будущего. Никто не знает будущего, да и нужно ли это?

[Артемий]

О люди. Всего лишь гордость вы унаследовали от Богов. Но им она служила во благо, а вас разрушает. Витязь в шкуре енота или хорька - это ваш идеал?

[Артемий]

Пока звучит музыка, ты будешь жить. Игла граммофона стремится к покою, как твоя душа к совершенству, а тело к отдохновению. Скажи мне, что ты напеваешь под нос, и я скажу, кто ты. Чтобы создать гармонию звуков, нужно всего лишь терпение. Именно так, терпение, которого ты никогда не имел. Ты говоришь: "Не учите меня жить". Но ведь я и не учу, я делюсь с тобою тем, что шепчут мне звёзды, я играю с тобой. Не будь столь рационален, отягощённый обилием знаний. Мне, знаешь ли, действительно более вериться в то, что гром вызывает молот Тора, и что все псы попадают в рай. Блуждая в звёздах, сам превращаешься в звёздную пыль. Дай мне руку, и мы, словно Иешуа и Пилат, пойдём по лунной дороге. Все земные дороги ведут в Рим, и в космической вселенной тоже должен быть свой Рим, сотканный из прытких частиц светящегося вещества. Небесный Рим, созвездие из 7 звёзд. Одна глава жизни дописана, пора обмакнуть перо. Для того, чтобы жить, нужно было умереть. Для того, чтобы слышать, не нужны уши. Пока звучит музыка, я буду с тобой. Я всегда был с тобой, я в твоей голове, я разумная стихия, я нервный импульс, я - это ты.

[Primavera]

Мне, знаешь ли, действительно более вериться в то, что гром вызывает молот Тора, и что все псы попадают в рай.

Мне тоже, почему-то, в это верится.

[Артемий]

Ага, иррациональное, грозное и хорошее заставляет верить в самое себя.

[Артемий]

Пастернаковский "Доктор Живаго" опять задевает меня за живое. Я не сочувствую ему, не пытаюсь его оправдать, не этого хотел писатель. Я просто вижу его, лишнего человека, с большим сердцем, живым умом, любящего и пропадающего. Доктор должен лечить, но революция - болезнь, которая лечится только методом пускания крови, как крестьянской, так и интеллигенции. Загублено так много жизней и надежд, и звенит, кричит, разрывается в ушах голос, самый тон прокламаций и правительственных декретов того времени. Человеческая сущность во всей красе проявляется в лихие годы. И страна трещала, скрипела, истекала потом и кровью. А рабочие и крестьяне действительно верили, что будет их власть. А Стрельников действительно верил, что совершает благое дело. А Лара искренне верила, что её Юра вскоре уедет за ней. Но уже вскоре будут пылать церкви, недалеко время, когда атеизм в общегосударственном масштабе произрастёт чертополохом, пустит корни, укрепится на долгие времена. Веры больше не станет. Такими поистине варварскими методами действовал только князь Владимир, крестивший Русь. Происходила регрессия, вера была в опале. Вера спряталась под снег, пережидая долгую зиму, и зная, что будущее будет принадлежать ей. Бесы и бесенята закружились в хороводе, ведьмы подвывали метели, стране ломали ещё не сросшиеся кости. XX век был жестоким веком, и до сих пор не оправилась наша поистине многострадальная матушка. И сие не вердикт, но только грустная песнь Пастернака, продолженная мною. Русская грустная песня, финала которой ни предугадать, ни переписать нельзя.

[Артемий]

Сегодня ездил на рыбалку. Оросительный канал. Волгоградская область. Поля вокруг. Благодать. В небе летали стрекозы, живые, и одна железная. Ловили на червя, таскали небольших карасиков, я добыл маленького судачка, который польстился на мою извивающуюся приманку. И всё это под аккомпанемент китайцев, оккупировавших поля, мяукающих по своему и заливающих землю какой-то гадостью, чтоб быстрее росло. Ох уж эта мирная экспансия. Принимался идти дождь, но закончилось всё лишь пятиминутным душем. А вода канала медленно и неторопливо бежала мимо нас. Солнце выставляло румяные бока. Но хорошего понемножку. И вот дом, sweet home, улов на сковороде, кот облизывается, этот хитрющий чревоугодник. Вечерняя прохлада. Субботний вечер. Ещё одна запись в дневнике, ещё один день, и только одна жизнь.