Литература и журналистика

Ты была у окна,
И чиста, и нежна.
Ты царила над шумной толпой…
Ветер струи свои колдовские пускал,
В дикий хаос, вверяя толпу.
Лишь один к Твоим бледным ногам припадал,
Чтобы слушать Твою тишину.

Немного Блока, Брюсова и чуть-чуть автора.



Я носил волосы до плеч – темные, прямые, чуть скругленные по бокам, а также аккуратно подстриженные усы и бороду. Из одежды предпочитал джинсы когда-то очень популярной марки Wrangler, ковбойские сапоги темно-коричневого цвета, по барабанной дроби которых, да еще по нескольким характерным аккордам, я был узнаваем в толпе. В остальном, я был вполне обыкновенен, для кого-то неоригинален и, может быть, даже неинтересен.
Я же, напротив, любил интересных собеседников (особенно женщин), хорошую музыку, теплый климат, качественную пищу. Не любил выхолощенных обывателей, на тусклых и неприветливых лицах которых, извечным грузом осел пласт мелочных и суетливых житейских забот.
Я заглянул в это ночное кафе накануне возвращения домой. Но пока еще ничто не предвещало этого, и я наслаждался приятным климатом и живописной южной растительностью. На неровных стенах моего сознания, среди прочих, висела идеалистическая картина, изображающая довольно тихий приморский город, массы отдыхающих, и местных жителей (занятых исключительно в сфере услуг). Я не относился ни к тем, ни к другим. Хотя, правильнее сказать, представлял некий симбиоз как первых (имел большое желание отдохнуть и расслабиться),так и вторых (не менее большим желанием было – подзаработать, дабы обеспечить достойный отдых и достойное же существование в течение некоторого времени после него).
Весь мой багаж умещался в походном рюкзаке. Спальный мешок, одна смена белья и комплект верхней одежды, походная кружка с фамильной отметиной (папа в пьяном угаре откусил часть горловины), спиннинг, ракетка для игры в бадминтон, книга Ошо. Вот, пожалуй, и все, что было у меня за плечами, да и вообще в жизни. Впрочем, я не сказал еще об одной вещи – гитаре, моем рабочем инструменте. Забыл представиться – я музыкант. Хотя сегодня «живой» музыкант, то есть играющий не под "фанеру", редкость (мы исчезаем с поверхности Земли не хуже, чем в свое время динозавры). Почему я до сих пор жив? Возможно потому, что у меня особая философия жизни…
Несмотря на приближающийся вечер, было душно, и я заказал минеральную воду. Я сидел за столиком, несколько удаленным от эстрады, на которой расположились местные музыканты. Сегодня я не взял свой инструмент, так как намеревался просто посидеть, рассматривая публику и, может быть, завязать короткий и ненавязчивый флиртовый романчик. Выбранное место позволяло одновременно видеть посетителей и смотреть на море, так как кафе стояло на самом его берегу.
За соседним столиком сидел парень в кепке и кого-то ждал. Молодости свойственно постоянное ожидание какого-то чуда, неизвестно откуда свалившегося на голову счастливчика. Но со временем, подустав от суеты, узнаешь, что возможно все хорошее в твоей жизни уже случилось. Только в каждодневной, ежесекундной гонке за новыми впечатлениями ты не успел понять и оценить всю важность и глубину настоящего момента. Возможно, именно каждый твой бесхитростный день и есть Высшее Благо и проявление долгожданного Чуда. Но молодость слепа…Кровь несется по венам с бешеной скоростью, выбрасывая адреналин, появляется кураж и кажется, что все впереди, а пока тебе подвластны все стихии. Взять хотя бы такую стихию, как море...

Море удивляет своей непредсказуемостью. Сегодня оно спокойно и доступно, легко подпускает к себе человека, а завтра – яростно и беспощадно, не подходи. Море поражает своей необъятностью, уверенностью, силой, глубиной. В этом оно похоже на человеческую душу.
Я помню свое первое впечатление от моря. Безусым юношей, не знавшим ни себя, ни мира, не видевшим ничего, кроме стен родного музучилища, причалил я как-то в каникулы с приятелем к южным берегам. Мы шли по портовому городу, вокруг диковинная тропическая растительность, беспощадно палящее солнце. Мы проходили главную площадь города, со всех сторон окруженную высотками – гостиницами, ресторанами, как что-то странно белеющее стало открываться взору. Это было нечто, без конца и края. Море… Позднее я не раз вспоминал то удивительное первое чувство, когда из недр цивилизации начинает проступать бесконечная ничем не ограниченная стихия природы.
Много позже, в трудные годины скитальческой жизни, я не раз возвращался в памяти к тому первому знакомству с морем, и оно, то далекое и радостное чувство, спасало меня от бед. Работая уличным музыкантом без прописки и постоянного места жительства в одном мегаполисе, я часто оказывался один на один с отчаянием и безысходностью в огромном и равнодушном городе. Видел толпы людей, сливавшихся в одну мощную лавину, и вспоминал стихию воды. Подобно тому, как на морском берегу подолгу рассматривал различные песчинки и мелкие камушки, вынесенные волной, в городе, среди бетона, стекла и пластмассы, я учился из океана людских душ отбирать, отсеивать каждую, высвечивая наиболее интересные стороны человеческой натуры.
За годы странствий я познал этот мир и цену ему. В итоге пришел к выводу: чем меньше буду иметь, тем меньше буду зависим. Дом, семья, родина – все это выступало главными рычагами, обеспечивающими торможение, застой и деградацию. Постепенно я стал стремиться не к количественному обладанию чем-либо, а к качественному. Качественная еда, качественная одежда, качественные отношения. Возможно, мои представления покажутся кому-то циничными, а сам я – старым самоуверенным говнюком. Не буду сейчас оспаривать мнения других – ведь у каждого есть своя собственная, персональная правда. У меня тоже есть. Правда, заставившая признать наивысшей человеческой ценностью свободу. Кажется, кто-то из древних сказал, чем менее человек зависит от внешних обстоятельств, тем более он счастлив. Мое мировосприятие можно было бы назвать философией Землянина, даже Вселянина. Свобода или привязанность? Что значимее и ценнее?..

Музыка приобретала все более резкое звучание. Народ прибывал, постепенно все столики были заняты, приносили дополнительные для запоздавших клиентов. Примерно половину посетителей ночного кафе составляли отдыхающие, остальные – местные. Было ли что-то, объединявшее присутствующих здесь, кроме шатра ночного звездного неба и соленого морского воздуха?
Курортники ходили в рестораны, кафе, уличные забегаловки, так как для них это было естественно. Ведь многие ехали по несколько суток в душных, тесных вагонах из своих среднерусских, а иногда и северных городов для того, чтобы развлекаться. Благо, для этого здесь все условия – море, пляжи, магазины, казино, клубы. От тебя требуется одно – платежеспособность. Местные, в основном молодежь, приходили сюда также, чтобы как-то развеяться, скрасить однообразие торгового бизнеса и потратить энную часть выручки от отдыхающих на совместное же с ними времяпрепровождение. Что было общего между ними? Круговорот денег в природе… Вместе с запахом сигарет, словно туман, витал повсюду дух торгашества и неги…
Зазывно виляя бедрами, мимо прошествовали две разбитные девицы. Признаюсь, к женщинам, тем более хорошеньким, я испытывал особые чувства. Без них эта жизнь была бы скучной и однообразной. А если быть более точным, то качество жизни для меня определяется не женским полом как таковым, а элементами игры. Причем во всем. Но самой интересной до сих пор остается игра с жизнью, игра со смертью…


Впервые соприкоснулся со смертью я здесь, у морских берегов. В тот, первый приезд, случилась весьма неприятная и странная история. Отдыхая на диком, практически пустынном пляже (сюда приходили лишь местные да рыбаки), я услышал крик о помощи. Тонул немолодой рыбак. Не успев далеко зайти в море, лодка перевернулась, и старик, страдавший судорогами, пошел ко дну. Тогда я совершил, может быть, единственное доброе и бескорыстное дело в моей пестрой биографии, - спас жизнь незнакомому человеку. Чуть позже, отпоив старика горячим чаем с вином, я получил в знак благодарности одну вещицу – для этих мест обыкновеннее не бывает, если бы ни легенда, с которой она была связана.
Это была небольшая ракушка, вернее, ее половина. Но старик говорил, что она обладает даром исполнять самые заветные и смелые желания. Якобы, в начале XX столетия, перед революцией, в то время, которое люди окрестили «серебряным веком», ее носила на груди одна юная девушка, которая говорила и писала красивые слова. На морском побережье девушка познакомилась с бедным рыбацким парнем. Ее семья, конечно, была против их отношений, ведь девица была аристократка, утонченная, как цветок белой лилии. Он же - был необразован, нищ, и совсем не подходил их дочери. Но, несмотря на это, молодые люди полюбили друг друга. Залогом их светлых и необыкновенно чистых отношений стали две половинки ракушки удивительной морской работы, которую они нашли однажды на берегу, и носили под сердцем, ни на минуту не расставаясь с ними. До тех пор, пока не произошел тот случай.
Девушка хотела соединить свою судьбу с судьбой юноши, и навсегда остаться в том прибрежном городе. Однако ее родители, узнав о том, что готовится тайное венчание, насильно разлучили любящих. Ее посадили на пароход, чтобы увезти в Петербург, где она должна была блистать в великосветских салонах, очаровывая всех своей юной прелестью и прекрасными стихами. Юноша оставался на берегу, глазами провожая пароход и мысленно прощаясь с возлюбленной, когда кто-то внезапно прыгнул с палубы вниз. .. Сердце рыбака дрогнуло и перестало биться в ту же секунду, что и сердце его любимой. Поскольку ракушек было две, то одна ушла под воду вместе с телом юной девушки, которое так и не смогли отыскать. Другая же была снята на берегу с бездыханной груди несчастного юноши, ее возлюбленного.
«Поговаривали, что ракушка та не обычная, будто волшебная, но для этого нужно соединить две половинки ее. Огромная сила Жизни-Любви и Ненависти-Смерти наделила ее даром столь же противоречивым - сулить ее обладателю либо счастье и удачу, либо поражение и беду. Очень многое зависело от самого обладателя ракушки – чист ли он сердцем или корыстен и недобр.
У меня до сих пор хранилась уцелевшая половинка, доставшаяся от троюродной тетки. Впоследствии многие хотели приобрести ее, предлагали неплохие деньги, но я не увидел среди них достойного. Да и можно ли купить счастье за деньги? Поэтому я долгие годы хранил ее, как самое ценное. Но сегодня я понял, что нет ничего дороже жизни, пусть самой простой и бесхитростной. Я беден, кроме этой ракушки, ничем не владею, да к тому же, безнадежно стар. Может быть, тебе в чем-то и пригодится эта раковинка», - так сказал старый рыбак около двадцати лет назад, даря мне половину той самой ракушки, которую я до сих пор бережно ношу на груди.


Я почувствовал на щеке холодное дыхание – морской ветер. Надвигался шторм. Я снова погрузился долгим взглядом в темные воды. Что переживал я сейчас? От первого впечатления, удивления водной стихией не осталось практически ничего. В очередной раз, оказавшись на берегу моря, почувствовал то, что свинцовой печатью легло на мою жизнь. Я не ощутил восторга перед огромной стихией. Не было опьянения мощью природы, сливающейся с мощью человека, ни одно чувство не взбудоражило сердце. Море оставляло меня равнодушным.
Каждое утро садился на берегу, пытаясь уловить музыку волн, ощутить себя частицей огромного океана жизни, раствориться между небом и землей, затеряться в неизведанных глубинах. Что случилось со мной? Ведь у меня была мечта, которая наполняла смыслом всю мою жизнь. Мечта, долгое время преследовавшая меня. Мечта о бесконечном во времени и пространстве поиске. Плыть, плыть, плыть на одиноком плоту, ни на минуту не останавливаясь. Но куда плыть? Зачем? Что я искал? Что хотел обрести в конце пути? Или этот путь должен быть бесконечным?

Красивые утонченные женщины. Друзья – музыканты, художники, поэты. Уютный дом - надежная гавань с успешным хозяйством. Все это в прошлом. Но к жизни у меня не было никаких претензий. Она научила меня приспосабливаться и выживать в любой среде…

Через некоторое время столик, находящийся справа от меня, опустел. Вместо пожилой пары его заняло одно семейство. Вроде ничего особенного, пара на пару – отец с сыном-подростком лет тринадцати, и мать с дочерью, девушкой, возраст которой было трудно определить. Мать сразу отделилась от остальных, деловито и по-хозяйски пошла заказывать еду. Остальные занялись кто чем. Отец вытащил сигареты, зажигалку. Дважды щелкнув ею, смачно затянулся. Мальчик стал прислушиваться к знакомым мотивам молодежных танцевальных хитов, что-то мурлыкая себе под нос.
Более всего меня поразило поведение девушки. Отвернувшись от посетителей кафе, она непрерывно смотрела в одну сторону – сторону моря. Временами девушка коротко взглядывала на окружающих, но ни на ком не задерживаясь, возвращалась к созерцанию. Держалась она удивительно прямо. Длинные, чуть вьющиеся волосы ее струились по плечам, руки покоились на коленях, и в этом жесте было что-то от воспитанницы института благородных девиц прошлых столетий. Однако, несмотря на внешнее спокойствие и отрешенность, во всей ее позе чувствовалась напряженность. Трудно было определить возраст девушки, так как, с одной стороны, она была бесконечно юна, по- детски незрела и болезненно ранима, что угадывалось в очертаниях ее слабых, бледных и нервных рук. Ее легко можно было принять за подростка. Но эта инфантильность проистекала не от посредственности или неразвитости ее. Напротив, мне показалось, причина крылась в том, что внутреннее богатство и разнообразие живой и незамутненной целомудренной натуры, явственно ощущало несоответствие окружающего материального мира – миру невидимому, духовному.

Перевалило за полночь. Музыка звучала все сильнее. Атмосфера кафе накалялась. На море расходился шторм.
Я допил почти всю бутылку крепкого армянского коньяка и почувствовал, как что-то поплыло в моем, до этого стройном, художественно-аналитическом мозгу. Дикие ритмы музыки, пляшущие полуобнаженные девушки, чьи-то руки, глаза, волосы. Меня захватил водоворот веселья и бесшабашности.
И вдруг резкие и пошлые мелодии стихли. Зазвучала какая-то невообразимая, нехарактерная для этих мест музыка. Она начиналась примерно, как «Цыганочка». Я видел образовавшийся круг, кольцо сцепленных ладоней и почему-то представил, что это хоровод. И тут в самом центре я увидел ее – девушку с соседнего столика. Она медленно шла по кругу, в каждом движении было столько грации, пластики. Куда делась бывшая недавно телесная и эмоциональная зажатость? Она шла в ритме танца, ни на кого не смотря, только улыбаясь чему-то незримому.
Мелодия начала убыстряться, девушка ступала более уверенно. Вдруг я понял, что взгляд ее, прежде отсутствующий, обращен на меня.
Стоило встретиться с ее глазами, как тысячелетняя мудрость негасимым светом сотен храмовых свечей полилась в мои глаза. Неясное чувство какой-то высшей правды, веры и открытости было в них…
Глаза эти сулили долгожданный покой и ласку. Картина простой человеческой радости открывалась моему взору. Бесконечное странствие в поисках неизведанного, покорявшее прежде новизной, вольностью, независимостью, стало отходить на задний план. Девиз мудрых: «Без Родины, без семьи, без друзей» в одночасье показался нелепым и страшным. Луговой свежестью повеяло от юного и трепетного существа, стоящего всего в нескольких шагах от меня. И не хотелось больше ловить новые впечатления, образы, взгляды. Только быть около Нее. Только рядом. Только быть…
Что-то ослепило меня на миг. Луна. Вышла из-за облаков и обнаружила свое присутствие. Какой яркий свет. Разве не так горят глаза пряных и веселых женщин, дурманящих своей спелостью? Разве не похожий отблеск в искрах игривой жидкости, заключенной в тесной форме бокала, подносимого то к своим устам, то к устам какой-нибудь прелестницы, чьи округлые плечи так приятно обнимать? И разве не похожи лучи сотен юпитеров, направленных на тебя – Единственного в этот миг Творца и Кумира публики, восторженно встречающей каждый твой жест, каждый аккорд?…

И тут я увидел это. На области декольте юной девы красовалась точно такая же половинка ракушки, что была у меня. А вокруг началось что-то невообразимое. По-прежнему, не сводя с меня прямого взгляда, юная девушка стала превращаться в опытную женщину. Яркий румянец разливался по ее округлым щекам, упругое тело испускало тончайший аромат зрелости. В чуть раскосых глазах ее играли огни самых красивых и больших городов мира. Музыка все увеличивала свой темп – женщина в танце почти бежала по кругу. Ее сопровождали восхищенные взгляды мужчин и удивленные, но не менее очарованные, взгляды женщин.

И тут я внезапно ощутил, как близок мой единственный шанс получить все дары, пленником которым может стать практически любой смертный. Твердым, решительным шагом я направился к сцене. Танцовщица, словно почувствовав что-то неладное, начала лихорадочно искать выход из замкнутого круга человеческих рук. Но кольцо нигде не разомкнулось. Я уже доставал свою половинку ракушки, как услышал вскрик. Приближаясь к центру, я прорвал оцепление обезумевших людей… Стало необыкновенно тихо. Ужасающее безмолвие посреди десятков алчущих глаз. Тут же танцовщица упала к ногам зрителей…Я увидел сухое, бездыханное тело старухи…


Ранним утром я проснулся на берегу. Море было удивительно спокойно, как будто и не было ночного шторма. Взглянув с берега на открытую террасу кафе, я не обнаружил никакого присутствия людей. Аккуратно расставленные стулья, чисто вымытые столики, набор специй и нетронутые салфетки. Ничто не напоминало о событиях прошедшей ночи. Поднявшись наверх к кафе, решил посмотреть поближе, что там внутри. На входе мне встретился сторож, которого я спросил о том, что произошло здесь ночью. Удивленный старик сказал, что в кафе ничего не случилось, а вот за несколько десятков километров отсюда какая-то банда пьяных подонков напала на юную девушку. Ее нашли растерзанной и убитой. Почему-то она была одета в подвенечное платье, а на груди висел амулет в виде ракушки причудливой работы.

После этого я снова спустился к берегу, достал свою половину ракушки, в последний раз посмотрел на нее и забросил далеко в море. Спустя несколько часов я уехал.
В дороге я играл одну лирическую мелодию о белой птице, оторвавшейся высоко от земли и одиноко парившей в поднебесье, пока стая серых птиц не бросила ее на камни, о которые разбилось сердце маленькой гордой птицы.

Когда-то давно у меня было все в этой жизни. Родина, дом, женщина, которую любил. Я жил высоко в горах, и часто мне доводилось ставить силки и капканы для разных зверей и птиц, разорявших мое тогдашнее крепкое хозяйство. Однажды, сидя на крыльце своего дома в закатных лучах горного солнца и сочиняя новую мелодию, я услышал непонятное трепетание. Вокруг была такая тишина, что казалось, ничто плохое не может случиться во всем мире. Какое-то чувство тревоги повело меня в обход дома, туда, где были расставлены по-человечески рационализаторские и жестокие ловушки. Тогда я увидел это… Белая горлица попала в одно из моих хитрых изобретений. Прозрачно чистые крылья ее были забрызганы алой кровью…
Трясясь в вагоне, я осознал, что никогда больше не увижу этих мест. Не увижу моря... Было что-то, навсегда затерявшееся в безбрежной пучине его вод вместе с той ракушкой, которую я бережно хранил около двадцати лет. Я прибыл на своем плоту к тому, что искал всю жизнь. Я увидел это, объял взглядом и … отпустил навсегда. Поиск утратил всякий смысл, как и море, которое было символом какой-то светлой и чистой мечты. Я возвращался к привычным берегам повседневности.