Боязнь высоты
Добавлено: Сб мар 07, 2015 5:42 pmПредставляете, у меня боязнь высоты?!! Сама не знала…
Выбралась на крышу, помню, девятиэтажки, кажется. Вот город какой, не помню. Помню только, что здание на холме стоит, над всеми остальными, а внизу - крыши, черные, черные крыши…
Ногами болтаю над улицей. Между прочим, одна моя стопа накрывает автобус, остановку и троллейбус в придачу. Не думаю, что народ на остановке чувствует мою подошву, но на всякий случай чуть сдвигаю след.
Здесь можно и курить, только я не пробовала ещё, даже жалко, здесь как раз некому заметить моё преступление.
Я одна.
И птицы, и ветер.
Чего бы натворить такого? Была бы я пацаном, обязательно пришла бы в голову мысль помочиться вниз.
Черт знает что!
Так…а как мне это можно устроить, технически? Мысленно располагаю себя на бортике…
Нет, неудобно, поддувать будет и разбрызгивать во все стороны.
Мама говорит, что где-то во мне живет маленький, ужасно любознательный чертик.
Ой, у меня же портфель с собой!
Ага…что у нас тут есть? Ничего у нас тут нет, - не портфель, а свалка ненужной ерунды, - вот конфету, пожалуй, съем.
Мелочь, но приятно.
Может дневник выбросить? Так оценок плохих нет. Я прилежная.
И спичек тоже нет, - подожгла бы странички и бросила вниз, - огонь бы красиво трепыхался, наверное.
Представляете, - подходит какой-нибудь лысый толстый дядька за мороженым, - жене и детям, а тут – шлеп, на тебе!
На голову нехорошо, хотя и смешно, пусть рядом шлеп, куда-нибудь, на лоток пусть, с мороженым.
И догорает, листая страницы, а толстяк пучит глаза, ему жарко, а тут еще и накрапывает горящими дневниками.
На обложке моя фамилия и школа…
Хорошо, что у меня спичек нет.
Я по деревьям любила лазать, когда сопливая была совсем, помню в летнем лагере, - дюны песчаные за корпусом двухэтажным, большие-большие холмы, только кое-где странная трава торчит с красными стеблями и темно-зеленой пожухлой листвой. А там, где сосны - всё хвоей устлано. Но их мало, сосен – редко стоят и чудные-чудные, не длинные и высокие, как в лесу, а почему-то кряжистые, с толстыми разветвлениями. А я почти на самом верху. Развилка чудесная – мягкая, пастельно желтая шелковистая шелуха, ложусь на спину, - так здорово! Спать даже можно. Но интересней белые облачка в просветах ветвей, пронзительно голубое небо и беззаботные легкие барашки.
Бегут-бегут по полю, высоко-высоко, куда-то далеко-далеко …
А по дюнам бегает паника и кричит что-то. Нас ищет.
Где-то еще Ромка и Витька, Ромка вроде на соседней сосне завис, я слышала, как он шуршал.
Вожатые - жутко беспокойные люди, ну не отойди и на пять минут, сразу в крик, подумаешь, и погулять уже нельзя. Только бы ребят не увидела, меня точно в развилке не видно, за хвойной шапкой.
Терпеть не могу, когда пацаны вместе со мной лезут на одно дерево. Еще и пропускают вперед, - добрые такие, а сами внизу торчат и смотрят. Бесит это меня – какая разница, какого цвета мои трусы?! Идиоты вообще!
Ромке шишкой по лбу в прошлый раз досталось, специально нашла покрепче и позеленее, чтоб знал.
Как-то там ребята самолетики делают…сейчас…так, вот так и вот так…ага, готово! Тетради – великая вещь оказывается!
Летит!! Летит, зараза!!
Над всеми, даже если они вдруг позадирают все вместе свои глупые головы, то все равно не увидят! Ха-ха!
Парит!
Над остановкой, над трещинами в асфальте, над толстяком, - ого-го!
Елки-палки, я его уже почти не вижу!
Олька, представляешь, летит наш самолетик сейчас над озером, над рыбаками, которые давно проспали поклевку, над трассой с тяжелыми дальнобоями, над колосьями, что волнами ложатся от ветра в полях, над задумчивым лесом…
А потом океан, теплоход, огромный такой, круизный, и люди толпятся на палубе, а что это за странная чайка?
И вот, в какой-нибудь жаркой стране, какой-нибудь черный мальчуган, взобравшийся на пальму и нарвавший целую охапку бананов, вдруг видит наш самолетик и чуть не падает от удивления. Может быть он даже поймает его…
Странное дело, теперь я боюсь ближе, чем на метр подойти к краю балкона и на самолете боюсь…
Я давно уже не помню, где этот дом, где эта крыша, не помню, как звали вожатую, что так переживала из-за меня, много чего не помню. Остался в памяти только цвет Ромкиных удивленных глаз и развилка сосны, и что в портфеле почему-то были колготки вместе с книгами, фантик помню от конфеты, не полетевший вниз как положено, а пропеллером поднявшийся ввысь и исчезнувший там…
Помню запах разогретой за день смолы на крыше и липкие черные пятна от смолы сосновой…
Чертик, чертик, мне так хочется домой!
Выбралась на крышу, помню, девятиэтажки, кажется. Вот город какой, не помню. Помню только, что здание на холме стоит, над всеми остальными, а внизу - крыши, черные, черные крыши…
Ногами болтаю над улицей. Между прочим, одна моя стопа накрывает автобус, остановку и троллейбус в придачу. Не думаю, что народ на остановке чувствует мою подошву, но на всякий случай чуть сдвигаю след.
Здесь можно и курить, только я не пробовала ещё, даже жалко, здесь как раз некому заметить моё преступление.
Я одна.
И птицы, и ветер.
Чего бы натворить такого? Была бы я пацаном, обязательно пришла бы в голову мысль помочиться вниз.
Черт знает что!
Так…а как мне это можно устроить, технически? Мысленно располагаю себя на бортике…
Нет, неудобно, поддувать будет и разбрызгивать во все стороны.
Мама говорит, что где-то во мне живет маленький, ужасно любознательный чертик.
Ой, у меня же портфель с собой!
Ага…что у нас тут есть? Ничего у нас тут нет, - не портфель, а свалка ненужной ерунды, - вот конфету, пожалуй, съем.
Мелочь, но приятно.
Может дневник выбросить? Так оценок плохих нет. Я прилежная.
И спичек тоже нет, - подожгла бы странички и бросила вниз, - огонь бы красиво трепыхался, наверное.
Представляете, - подходит какой-нибудь лысый толстый дядька за мороженым, - жене и детям, а тут – шлеп, на тебе!
На голову нехорошо, хотя и смешно, пусть рядом шлеп, куда-нибудь, на лоток пусть, с мороженым.
И догорает, листая страницы, а толстяк пучит глаза, ему жарко, а тут еще и накрапывает горящими дневниками.
На обложке моя фамилия и школа…
Хорошо, что у меня спичек нет.
Я по деревьям любила лазать, когда сопливая была совсем, помню в летнем лагере, - дюны песчаные за корпусом двухэтажным, большие-большие холмы, только кое-где странная трава торчит с красными стеблями и темно-зеленой пожухлой листвой. А там, где сосны - всё хвоей устлано. Но их мало, сосен – редко стоят и чудные-чудные, не длинные и высокие, как в лесу, а почему-то кряжистые, с толстыми разветвлениями. А я почти на самом верху. Развилка чудесная – мягкая, пастельно желтая шелковистая шелуха, ложусь на спину, - так здорово! Спать даже можно. Но интересней белые облачка в просветах ветвей, пронзительно голубое небо и беззаботные легкие барашки.
Бегут-бегут по полю, высоко-высоко, куда-то далеко-далеко …
А по дюнам бегает паника и кричит что-то. Нас ищет.
Где-то еще Ромка и Витька, Ромка вроде на соседней сосне завис, я слышала, как он шуршал.
Вожатые - жутко беспокойные люди, ну не отойди и на пять минут, сразу в крик, подумаешь, и погулять уже нельзя. Только бы ребят не увидела, меня точно в развилке не видно, за хвойной шапкой.
Терпеть не могу, когда пацаны вместе со мной лезут на одно дерево. Еще и пропускают вперед, - добрые такие, а сами внизу торчат и смотрят. Бесит это меня – какая разница, какого цвета мои трусы?! Идиоты вообще!
Ромке шишкой по лбу в прошлый раз досталось, специально нашла покрепче и позеленее, чтоб знал.
Как-то там ребята самолетики делают…сейчас…так, вот так и вот так…ага, готово! Тетради – великая вещь оказывается!
Летит!! Летит, зараза!!
Над всеми, даже если они вдруг позадирают все вместе свои глупые головы, то все равно не увидят! Ха-ха!
Парит!
Над остановкой, над трещинами в асфальте, над толстяком, - ого-го!
Елки-палки, я его уже почти не вижу!
Олька, представляешь, летит наш самолетик сейчас над озером, над рыбаками, которые давно проспали поклевку, над трассой с тяжелыми дальнобоями, над колосьями, что волнами ложатся от ветра в полях, над задумчивым лесом…
А потом океан, теплоход, огромный такой, круизный, и люди толпятся на палубе, а что это за странная чайка?
И вот, в какой-нибудь жаркой стране, какой-нибудь черный мальчуган, взобравшийся на пальму и нарвавший целую охапку бананов, вдруг видит наш самолетик и чуть не падает от удивления. Может быть он даже поймает его…
Странное дело, теперь я боюсь ближе, чем на метр подойти к краю балкона и на самолете боюсь…
Я давно уже не помню, где этот дом, где эта крыша, не помню, как звали вожатую, что так переживала из-за меня, много чего не помню. Остался в памяти только цвет Ромкиных удивленных глаз и развилка сосны, и что в портфеле почему-то были колготки вместе с книгами, фантик помню от конфеты, не полетевший вниз как положено, а пропеллером поднявшийся ввысь и исчезнувший там…
Помню запах разогретой за день смолы на крыше и липкие черные пятна от смолы сосновой…
Чертик, чертик, мне так хочется домой!