Глава 4. Больные люди в больном обществе
Добавлено: Сб фев 14, 2015 4:39 amКогда – то давным-давно, в подростковые годы Джонни мечтал о том, как он станет здоровым и сильным, и сможет не только решительно отстаивать свои законные интересы, но и защищать слабых от произвола двуногих хищников. Однако это, как практически и все прочие благие намерения в жизни Джонни, могло осуществиться лишь в его фантазиях.
В суровой же действительности все его потуги заняться физическими упражнениями, чтобы нарастить мышечную массу, которая позволила бы ему выглядеть в глазах других источником реальной силы, терпели фиаско примерно по следующему сценарию:
После напряжённых усилий Джонни резко становилось не по себе – было трудно дышать, окружающий мир начинал казаться нереальным, возникал невыносимый страх скорой неминуемой смерти. А на следующий день Джонни отправлялся в поликлинику к терапевту «проверять сердце» – по его представлениям на тот момент, отказ именно этого органа должен был преждевременно оборвать его жизнь. Однако врач Бургомистрова и тем более время от времени подменявшая её (по сути, в роли статиста, способного лишь выписывать больничные) гастарбайтерша оказывались не в состоянии даже поставить вразумительный диагноз, помимо пресловутой «вегетососудистой дистонии» и (в неформальном разговоре с мамой Джонни) «излишней мнительности», и отправляла к невропатологу. Та же, после практически бессмысленного в такой ситуации ритуала постукивания по коленкам, предлагала прекратить нюхать клей и растворители, взять себя в руки и заняться спортом. Либо... обратиться к психиатру. Последнее уже говорилось ею с глазу на глаз маме Джонни, которая потом пересказывала ему, умоляя взять себя в руки и стращая для пущей убедительности тем, как гробят людей в психбольнице ядовитыми препаратами. А затем начинались скандалы, когда мама заставляла Джонни ездить к экстрасенсам «раз официальная медицина не помогает». И страдания Джонни только усугублялись, когда он полным ненависти взглядом наблюдал за тем, как шарлатан гребёт себе в карман мамины деньги, беспардонно наживаясь на несовершенстве медицины и неспособности некоторых людей примириться с тем, что некоторые болезни просто не лечатся.
С тех пор прошла примерно четверть века. У Джонни уже давно не возникало даже мыслей о силовых тренировках. Указание на то, к чему привели бы его такие попытки, он получил несколько лет назад, когда имел неосторожность немного пробежаться рысью за автобусом, чтобы потом долго не ждать. Неожиданно ему стало трудно дышать, он почувствовал, как не может сделать полноценный вдох, сердце стало колотиться так, словно вот-вот разорвётся на части, окружающая обстановка вдруг показалась нереальной, и случайные прохожие стали свидетелями того, как Джонни прощался с жизнью, жадно ловя ртом воздух. Потом, не раз вспоминая эту историю, Джонни с ужасом думал о том, как близок он был тогда к тому, чтобы безвозвратно перейти из состояния «зрачки расширены от страха» в «зрачки расширены, на свет не реагируют».
Теперь ему оставалось только стремиться реализовать программу – минимум: как пожить ещё немного, хотя бы несколько лет? Конечно, живи он в подлинно цивилизованной стране, первым разумным шагом в попытке поправить серьёзно пошатнувшееся здоровье был бы визит к врачу, дабы воспользоваться методами современной инструментальной диагностики, а также знаниями, которыми располагает специалист. Но к какому? Очевидно, в его ситуации это был бы невропатолог, или, как теперь их принято называть на западный манер, невролог.
Только вот незадача: Джонни до сих пор вспоминал свои отвратительные ощущения, когда во время последней болезни его мамы приходила невролог Ряхина. Физически он той весной чувствовал себя ещё не так плохо, как сейчас, однако моральное состояние его было совершенно ужасным. Состояние умиравшей мамы поставило тогда перед ним слишком много чисто практических и иных вопросов, на которые Джонни не только не знал ответа, но даже не представлял себе, с чего начинать. Однако один важный момент стал ему в те трудные дни предельно ясен: как бы тебе ни было плохо, рассчитывать на помощь со стороны медицины не приходилось.
Почему? Ответ на этот вопрос становился очевиден, когда Джонни невольно слышал разговоры бабок – бывших знакомых его мамы. Эти очень бойкие женщины, много повидавшие на своём веку, ещё отнюдь не впали в болезнь Альцгеймера или иную сенильную деменцию, а потому могли без труда прикинуть в уме, что автомобиль, на котором разъезжает «эта врачиха» равен по своей стоимости её официальной зарплате в поликлинике за шесть лет.
Впрочем, хотя он тоже, как говорят дерьмократы и им подобные, любил считать деньги в чужих карманах, в своей моральной оценке данного обстоятельства Джонни кардинально расходился с этими женщинами. С его точки зрения, доктор Ряхина имела ничуть не меньшее моральное право на комфортную жизнь, нежели многочисленные офисные служащие, которые, даже рядовой планктон, ни хрена не производили – ни товаров, ни подлинных благ. В противоположность им, невролог Ряхина приносила реальную пользу людям – пусть богатеньким, или, по крайней мере, заведомо платёжеспособным, а потому, возможно, классовым врагам Джонни, но в этой роли она отвечала высокому призванию врача. Глупо требовать от человека, даже медика, каждодневного самопожертвования в его профессиональной деятельности, если государственная политика в сфере здравоохранения не обеспечивает материальных ресурсов для оказания медицинской помощи каждому нуждающемуся в ней, независимо от его финансового положения.
А недавно Джонни невольно получил дополнительное свидетельство бесперспективности в его ситуации обращения за медицинской помощью. На основании увиденного он ещё раз убедился: крайне негативные впечатления, сформировавшиеся у него о работе системы здравоохранения, не были артефактами его личного опыта общения с неврологом Ряхиной или терапевтом Чепушенковой, а также случайно услышанных разговоров бабок со двора.
А дело было так. Водитель «Газели», перевозивший железки Джонни, а также товарищ водителя, сидевший с ними в кабине, смотрели телепередачу. Первой мыслью Джонни, никогда ранее не сталкивавшегося с просмотром зомбоящика в машине, было: «до чего дошёл прогресс». Потом, разумеется, Джонни не мог подумать о том, что если разговор по мобильнику, говорят, приводит к увеличению числа автокатастроф, то каковы могут быть последствия, когда водила ещё и телевизор смотрит. Тут же, впрочем, у него возникла и другая мысль, о том, как ящик помогает не сойти с ума человеку, вынужденному стоять большую часть своего рабочего дня в пробках, особенно в период осенне-зимней слякоти.
Так или иначе, Джонни неожиданно вынырнул из погружения в свои собственные печальные мысли, услышав голос ведущей ток-шоу: «Мы сегодня поговорим о реально имевших место трагических случаях, связанных с медицинской практикой, и о том, можно ли подобный исход предотвратить». Когда ещё была жива и более-менее в здравом уме его мама, и Джонни делился с ней тем, как случайно увидел подобную программу, она говорила ему: «везёт тебе, Хрюшка, на такие передачи!» Очевидно, она была каждый раз очень обеспокоена, как бы под впечатлением от увиденного у него крыша не съехала ещё дальше. Сам же Джонни обычно не считал это обстоятельство «везением», то есть не зависящей от него случайностью. По его мнению, идя по жизни, большинство людей сталкиваются с подобными телетрансляциями в общественных местах, а также прочими упоминаниями о смерти, неизлечимых болезнях и т.д., со сравнимой вероятностью. Ну а потом уже каждый для себя выбирает, обращать ему на это внимание, или нет.
На этот раз ситуация осложнялась тем, что смотреть передачу о тяжёлых болезнях и смерти Джонни пришлось в условиях дополнительного нервного напряжения. Мало того, что он практически не видел экрана, так ещё и не слышал половины слов. У него даже возникло сильное желание попросить сделать погромче, но озвучить его Джонни так и не решился. Только подумал: «Везёт психопатам! Когда им нужно, они просто прямо говорят: я хочу вот это или вон то!» Джонни же обычно в подобных ситуациях упирался в непреодолимую стену собственной рефлексии: «А что человек обо мне после этого подумает? А не сочтёт ли он(а) меня после этого ещё большим неадекватом, чем по мне и без того видно?!»
Впрочем, несмотря на эти сложности, основные моменты передачи Джонни всё же себе твёрдо уяснил. Первая женщина говорила, с трудом сдерживая слёзы. Она недавно потеряла мужа, с которым прожила более тридцати лет. Примечательно, что они многие годы работали вместе в медицине, на одной станции скорой помощи: она фельдшером, а он водителем.
В принципе, казалось бы, не было ничего удивительного в том, что пациенту не стали делать радикальную операцию – слишком неблагоприятными были шансы. Как логичным было и решение не делать ему переливание крови, когда он впал в критическое состояние, так как исход всё равно был предрешённым. Тем не менее, на основании рассказа женщины, который был вполне убедительным, несмотря на эмоциональные проявления, то и дело прерывавшие её изложение, у Джонни сложилось устойчивое впечатление, что дело также было в социальном статусе пациента. И окажись на месте бывшего водителя скорой помощи, недавно вышедшего на пенсию, какой-нибудь крупный коммерсант или чиновник, то не только протокол лечения был бы другим, дающим больше шансов пациенту на реальное продление жизни, но изменилось бы даже чисто человеческое отношение медперсонала.
Тогда, получается, жизнь человека, долгие годы работавшего в команде, спасающей других людей, ценится гораздо меньше жизни того, кто занимался собственным обогащением, скорее всего, за счёт других людей (учитывая преимущественный характер бизнеса и власти в этой стране), а теперь зато располагает средствами купить услуги продажной медицины!
Впрочем, как показывала печальная история другой женщины, в стране, где система здравоохранения напоминает вертеп разбойников, бывает, и богатые тоже плачут. Супруг второй участницы ток-шоу увлекался то ли нырянием, то ли подводным плаванием, пока не получил серьёзную травму позвоночника. В медицинском центре, куда он обратился, пока ещё был в состоянии сделать это сам, ему сделали операцию, в результате которой он, по своей вероятности, проведёт (теперь уже короткий) остаток своей жизни в состоянии парализованного овоща.
Нет, Джонни прекрасно понимал, насколько несовершенны наши знания о мире и способность исправлять дефекты функционирования, пожалуй, самой сложной системы в природе – человеческого организма. А потому даже при высокой квалификации хирурга возможны непредвиденные трагические осложнения, ведущие к летальному исходу. Джонни помнил, как у него открылось сильное кровотечение в ходе такого, казалось бы, банального и хорошо отработанного вмешательства, как удаление миндалин, а потом были осложнения, связанные с распространением инфекции (лимфаденит). К тому же, согласно представлениям современной медицины, тогда у него, наверное, не было достаточных показаний для операции. Но в те годы, врачи просто не могли понять, что с ним творится, и не имели возможности это выяснить, а потому пытались пробовать известные им методы лечения типа отрезать что-нибудь, даже если не были понятны причины происходящего.
Однако в ситуации женщины, которая выступала в программе, был один очень важный момент: когда она, уже будучи в отчаянии, обошла множество врачей с фактически бессмысленным (её супругу невозможно было вернуть подвижность) уже на тот момент вопросом «как же теперь быть?», некоторые из них сказали ей, что операцию её мужу вовсе не обязательно было делать. Конечно, доктора при этом обычно старались уходить от ответа на вопрос о причинах драматической ошибки, видимо, старясь соблюдать врачебную этику и потому избегая катить бочку прямым курсом в направлении трагически накосячивших коллег, а может, опасаясь конфликта в случае, если их мнение станет известно тому, о ком оно было высказано. Тем не менее, кое-кто из них прозрачно намекнул на роль «человеческого фактора».
Конечно, такая передача не могла не произвести неизгладимого впечатления на Джонни. В ту ночь он долго не мог уснуть, когда, ворочаясь, вспоминал те или иные фрагменты программы. Однако, как ни странно, он увидел в ней и положительные моменты. Так, Джонни был восхищён тем, с какой самоотверженностью выступавшие в передаче женщины боролись до последнего за жизнь и здоровье своих мужей. Наверное, у них была настоящая любовь,– подумал Джонни. Чувство, на которое не способны двадцатилетние куклы с гипертрофированными губами и тренированными задницами. Нет, конечно же, практически любая ТП может гордо разглагольствовать, как она жить не может без своего очередного кавалера. И даже если ткнуть её носом в конкретные прагматические причины такой «любви», она может заявить надменным тоном: «я его люблю не за то, что у него есть, а за внутренние качества, позволившие ему этого достичь». Но случись что-нибудь с человеком – не мелкие временные трудности, а реальное несчастье, и она уже с другим, а он остаётся один.
Впрочем, Джонни умудрился найти для себя негатив даже в самоотверженной заботе женщин из передачи о своих мужьях. Он печально подумал о том, что если, несмотря на все усилия и множество врачей, которых они обошли, им ничего не удалось добиться от системы, то каковы перспективы того, у кого близких вообще нет и кто никому на белом свете не нужен? Когда медицинские работники точно знают, что если ты сдохнешь, то никто даже не спохватится, не говоря уже про то, чтобы ходить, добиваться чего-то для тебя или предъявлять претензии по поводу неадекватного лечения или халатности. При таком раскладе максимум, на что может рассчитывать бедный совершенно одинокий пациент в «бесплатной» ОМС системе, так это что врачи, не заморачиваясь с обследованиями и постановкой точного диагноза, выяснением причин и т.д., выпишут таблетки для сбивания симптомов. Такой подход очень удобен системе здравоохранения: больной будет меньше беспокоить, а заодно повысит свои шансы откинуть копытца в результате побочных эффектов. Естественно, про операцию в такой ситуации лучше даже не думать – если её и согласятся делать, чтобы начинающим хирургам было на ком практиковаться, то это фактически прямая дорога на тот свет.
Либо есть ещё вариант, который, правда, маловероятен в силу небольшого количества таких заведений: больница какого-нибудь «научного» учреждения, где, суля самые передовые методы лечения, из тебя сделают подопытного кролика для опробования препаратов и процедур, которые в случае успеха будут применяться в терапии платёжеспособных господ. Люди, у которых, подобно Джонни, не было ни близких, ни друзей, были для этих контор очень удобными субъектами – никто не будет судиться, когда никому не нужного субъекта угробят.
Если же обратиться в платную контору, то сначала, следуя негласной формуле таких организаций, будут разводить на деньги по максимуму, стращая трагическими последствиями «пренебрежения к своему здоровью», а потом, когда средства у тебя закончатся, просто пошлют на х** независимо от объективного состояния, потребности в лечении и т.д. Либо ненавязчиво предложат влезть в долги, набрав кредитов у ассоциированных с ними структур, чтобы потом по миру пустить, а то и жильё отнять под это дело.
Ну а если в такой шарашке только просто анализы делать и прочие обследования, то где гарантия точности и правильной расшифровки? Или получится, как тогда у мамы было в центре шарлатанки Надежды (см. «Психопаты не унимаются»).
Конечно, после таких мучительных размышлений у Джонни по-прежнему оставались неразрешёнными некоторые важные вопросы. Тем не менее, он определился с ответом на главные: кто виноват и что делать (и чего не делать).
Учитывая состояние медицины в стране, ему не приходилось реально рассчитывать на лечение, которое могло бы радикально улучшить его состояние и продлить ему жизнь. Поэтому оставалось только стараться выполнить максимум намеченного, пока ещё есть силы, а потом просто лечь и сдохнуть. А сделать ему предстояло ещё непочатый край.
Во-первых, на сайт его как не ходили, так и не ходят. После всплеска на пару дней благодаря феминисткам, число посетителей, хотя и не опустилось полностью до прежнего уровня, тем не менее, по-прежнему оставалось просто никаким: два-три человека в день.
Во-вторых, и с этим ему также было очень важно разобраться, ему хотелось всё-таки понять, почему условия жизни в его стране заставляют, казалось бы, вполне нормальных молодых людей вести себя подобно психопатам, как он видел на примере Жени из Подольска, да и во множестве других случаев.
Впрочем, что касается второго из этих пунктов, неприятное происшествие, случившееся с Джонни перед Новым годом, прибавило ему оптимизма даже относительно людей, которых другие имеют реальные основания считать не очень хорошими. А заодно помогли ему ещё раз убедиться, какая моральная пропасть отделяет психопатов даже от людей с просто «антисоциальным расстройством личности» (не являющихся при этом психопатами).
В предпраздничные дни у Джонни был наплыв клиентов. Конечно, на самом деле их было не так уж много, просто больная голова и кривые руки, которыми она управляла, не позволяли ему решать возникающие задачи быстро и эффективно. Вероятно, это, а также слабеющая память, стали причиной того, что 30 декабря только под вечер, почувствовав голод, Джонни вспомнил про недоеденную ещё днём рыбу с рисом. Ещё минут двадцать он мучительно размышлял, что же теперь с этим делать. А потом, не найдя в себе сил выкинуть ценные продукты (у него всегда были проблемы с тем, чтобы выбрасывать вещи, которые вроде как ещё могут представлять ценность, а тут речь шла о ценном корме!) по-быстрому затолкал их в себя.
Опрометчивость этого поступка Джонни ощутил уже ближайшей ночью, собираясь спать. Он почувствовал недомогание и сильный озноб. Потом всю ночь провёл в полузабытьи дурной дремоты, боясь даже нормально измерить температуру градусником (т.к. она была очень высокой – стоило засунуть градусник под мышку, как он показывал 38), который специально положил неподалёку от себя на тот случай, если у него совершенно не будет сил подняться.
Утром, с трудом выбравшись из туалета, Джонни подумал: срочно нужно лечиться. Основным средством он видел... питьё минералки, которой у него дома не оказалось, так как пил Джонни обычно только соки. Вначале у него была мысль сделать нечто подобное самому, растворив в кипячёной воде соль. Однако прикинув, сколько должна была простоять в открытом пакете соль, которую использовала ещё его мама, отказался от этой затеи. Температура у него была не очень высокой – 37,8. Поэтому, несмотря на врезавшийся ещё с детских лет в память строгий запрет «если у тебя повышенная температура – три дня из дома не выходить!», Джонни сделал попытку сходить за минеральной водой в ближайший магазин, располагавшийся в паре сотен метров от дома. Однако как только он вышел на улицу, ему стало совсем неважно. У него начался сильный озноб, закружилась сильнее чем обычно голова, и сопровождающее его с детства, словно проклятие, чувство нереальности окружающего стало более интенсивным, а потому невыносимо пугающим.
Опасаясь полностью потерять контроль над собой, упасть в снег и замёрзнуть, если смерть раньше не наступит от внутренних причин, Джонни поспешно вернулся домой. Но поскольку он так и не дошёл до магазина, его проблема по-прежнему не была решена. Вскипятив воду в чайнике, Джонни на удивление быстро нашёл в открытом пакете из-под сока крупнозернистую соль, которую с давних времён запасала его мама, словно на случай ядрёной третьей мировой войны. Однако практически тут же, заметив во многих местах внутренней стороны пакета многочисленные коричнево-чётные точки, Джонни с отвращением швырнул его обратно: тараканье дерьмо явно не было лучшим подспорьем при лечении пищевого отравления!
Теперь ситуация представлялась ему практически безвыходной. Пить много чистой кипячёной воды совсем без соли означало риск умереть от отёка мозга, когда концентрация натрия в сыворотке крови упадёт ниже 135 миллимоль на литр. Чувствуя сильную слабость, Джонни сел на стул на кухне, отчаянно пытаясь сообразить, что же делать дальше. Вот оно, проклятье одиночества, когда тебе плохо, а даже воды принести некому,– обречённо подумал он.
В это время зазвонил телефон. Кого там ещё..., – мелькнула раздражённая мысль. После взаимных поздравлений «с наступающим» (как-никак, 31 декабря) Андрей Денисов попросил Джонни помочь ему что-то найти в интернете по компьютерной теме. Ответ Джонни «так погугли сам» несколько удивил Андрея. Ведь обычно в аналогичной ситуации Джонни принимался покорно выполнять его просьбу. Андрей продолжал настаивать: «Что, тебе так сложно, да? Просто мне в этом долго нужно разбираться, а ты спец, тебе раз-два...»
Обычно Джонни не смел повышать голос на Андрея, но на этот раз сделал исключение. Впрочем, говорил он при этом тоном не уверенного в себе мужчины, отстаивающего свои законные интересы, а скорее капризной девки: «Андрей, послушай. Я отравился. Мне очень хреново сейчас. У меня высокая температура. Я даже не могу дойти в магазин за минеральной водой себе, чтобы лечиться, а ты говоришь искать тебе какие-то материалы».
– А друга ты не можешь попросить?
– Да зачем я буду кого-то беспокоить?..
– Ладно, ты сейчас будешь дома?..
– Ну конечно, куда же я денусь в таком состоянии?!
– Тебе нужны какие-нибудь лекарства?
– Нет, только минеральная вода.
Примерно через полчаса на пороге квартиры Джонни стоял Андрей и протягивал ему четыре полуторалитровых бутылки минеральной воды, а также несколько упаковок активированного угля. Я думаю, это тебе тоже пригодится,– сказал Андрей.
Джонни даже не знал, чему он был рад больше – минеральной воде с активированным углём или поступку Андрея. Да, наверное, по чисто житейским меркам, Андрей, не раз сидевший за разбой, грабёж и тяжкие телесные повреждения, был не самым добрым человеком. Да, было время, когда Андрей не возвращал ему долги, очевидно, пользуясь тем, что в случае лично Джонни он мог себе это позволить безнаказанно. Да, Андрей не раз его обманывал в силу того же самого обстоятельства. Да, наверное, было достаточно оснований утверждать, основываясь на его поведении и «послужном списке» правонарушений, что у Андрея было «антисоциальное расстройство личности». Тем не менее, когда Джонни было плохо, именно Андрей помог ему. И Джонни прекрасно понимал: Андрей никогда не станет потом попрекать его этим поступком: вот, мол, посмотри, что я тогда сделал для тебя. Да, Андрей порой бывал жёстким и даже жестоким. Вероятно, при жизни, которая была у него за плечами, если бы он вёл себя даже не как Джонни, а просто немного мягче, чем обычно, его бы уже давно не было в живых! Но, несмотря на всё это, у Андрея были понятия, которые даже при такой жизни позволяли ему оставаться человеком.
После ухода Андрея Джонни принялся пить минеральную воду из расчёта примерно пол-литра в час (нормально работающие почки выводят до 900 мл за этот период), закусывая активированным углём (который, учитывая, когда произошло отравление, имело смысл теперь принимать разве что для успокоения). Теперь он боялся непредвиденных осложнений, вспоминая некогда прочитанную им трагическую историю про одного парня, кажется, из Швейцарии (где медицина гораздо лучше), который однажды вместе со своим отцом (кстати, врачом по роду деятельности) ел макароны с соусом песто. А потом на следующий день разогревал и снова ел. А потом ещё два дня разогревал и ел. И последний раз, когда они так ели, им обоим поплохело. Папаша несколько раз проблевался и пришёл в себя. Парень же чувствовал себя очень плохо, становился всё более сонливым и вообще никаким. Он пожелтел (билирубин 119 мкмоль/л при норме <17), у него отказала печень (АЛТ 5270 ед./л (норм.<22), АСТ 2140 ед./л (норм. <18), протромбиновый индекс 12 (норм. 80-100)), происходил распад мышечной ткани, развилась почечная недостаточность, а потом отёк мозга, и он умер. Как было установлено в итоге, причиной трагедии стало поражение митохондрий клеток печени (как видно из клинической картины, этот яд также поражал митохондрии мышечных клеток) токсином, который выделяли бактерии Bacillus cereus. Джонни знал, что эти бактерии хорошо размножаются в приготовленном рисе, оставленном в тепле. И хотя у него были несколько иные симптомы, нежели обычно развиваются при отравлении токсином «рвотной» разновидности Bacillus cereus, Джонни не думал об этом, а просто боялся. Тем более он знал, что тепловая обработка заражённого продукта в таких случаях не спасает, т.к. рвотный токсин выдерживает температуру сто двадцать градусов Цельсия на протяжении полутора часов.
К счастью, на этот раз для Джонни всё более-менее обошлось, и к вечеру, выпив три литра минеральной воды, он почувствовал себя лучше. Конечно же, Джонни ещё в юности понял, что уже никогда не будет чувствовать себя хорошо, но, по крайней мере, сейчас его состояние по большей части вернулось к уровню до отравления, а потому он не собирался помирать в новогоднюю ночь... По крайней мере, в эту.
Казалось бы, самое время для него порадоваться жизни. Но не тут-то было! Несмотря на улучшение объективного состояния и самочувствия, Джонни по-прежнему чувствовал слабость и разбитость. Но даже не это так огорчало его, как тот факт, что тогда, когда его ждут великие дела, он вынужден без дела валяться на кровати.
Чтобы не тратить время зря в этот период вынужденного отдыха, тем более что всё равно уже выспался, пока чувствовал себя совсем плохо, Джонни включил послушать познавательную аудиозапись на компе. Мужик довольно аргументированно (хотя и не без спорных моментов) рассказывал о том, как определяющим в мотивации нормальных мужчин является стремление доминировать над себе подобными, дабы не только получить как можно больше ресурсов для себя, но и в конечном счёте иметь доступ к максимальному количеству привлекательных самок и таким образом передать как можно больше своих генов следующему поколению. Для женщины же главное – отдать себя под покровительство самого сильного.
Отсюда следовал крайне неприятный, просто убийственный для Джонни вывод. Ещё в детстве, приходя домой после школы, где его постоянно унижали, Джонни мучительно раздумывал над вопросом: почему в век технической революции, когда космолёты бороздят просторы галактики, люди не могут договориться между собой без мордобоя или угрозы насилия? Или без обмана, когда они знают, суки, что ты чисто физически не имеешь возможности дать им всем в рожу, и пользуются этим?!
Разумеется, с тех пор ситуация несколько изменилась, в том плане что игра теперь идёт по «взрослым» правилам, когда непосредственный мордобой во многих случаях уступает демонстрации контроля над материальными ресурсами, власти, влияния, однако общий смысл, когда одни могут безнаказанно эксплуатировать и унижать других, по сути, остаётся прежним.
Кроме того, теперь, когда столь модные нынче этологические/социал-дарвинистские аргументы огромными порциями вбрасываются в массовое сознание (очевидно, кому-то это очень выгодно с идеологической точки зрения!), подобное деструктивное поведение получает не только объяснение, но и обоснование. Оно представляется, таким образом, как естественное, сообразное биологической природе существ мужского пола, а потому, с этой точки зрения, осуждать его и тем более пытаться корректировать вроде как глупо.
С этой «животной» точки зрения, Джонни (и многие другие люди, оказавшиеся в том или ином смысле в сходной ситуации) – всего лишь дефективный самец, генетический мусор, не приспособленный к жизни. В первобытных джунглях его бы просто убили, или он умер бы своей смертью от голода, будучи не допущенным к корму. Теперь же, в современном обществе, у него вроде как была возможность сохранить свою жизнь до тех пор, пока своим чередом не наступит смерть от болезней. Однако всё имело свою цену: люди, с которыми он контактировал, постоянно так или иначе использовали его.
И даже психопаты с описанной этологической/социал-дарвинистской точки зрения представлялись уже не вредителями, а своего рода «санитарами леса». Ведь они обычно охотились (если можно так выразиться) на наиболее слабых, уязвимых особей, которым если и можно позволить пожить немного, чтобы кормиться за их счёт, то уж точно нельзя позволять размножаться. Таким образом, в «животных» терминах получалось, психопаты как социальные хищники даже способствовали поддержанию здоровья популяции, избавляя её от больных особей.
Но вот незадача: Лично Джонни хотел жить. Он очень-очень хотел жить! А также желал, чтобы другие общались с ним на равных, не обманывали и не использовали его, уважали его человеческое достоинство. И раньше он даже хотел найти себе самку, если повезёт!
Но как заставить других считаться с ним и с его законными интересами, если многие понимают только язык силы, даже если она проявляется не как грубое физическое принуждение, а через опосредованные цивилизацией механизмы?
На уровне теории, конечно, Джонни очень любил рассуждать о том, как в процессе эволюции у человека развивался разум и способность к состраданию. Однако на практике, даже основываясь на его собственном горьком опыте, он встречал множество людей, которые не понимали, почему, коль скоро они имеют возможность брать, не отдавая, и при этом не испытывать угрызений совести, им следует этого избегать. Тем более, если при нынешнем моральном климате социума они не встретят при этом даже общественного порицания, а потому не будет нанесён урон их репутации. Иными словами, если на каждом углу слышится, что «без лоха и жизнь плоха», зачем они будут отказывать себе в хорошей жизни?
Конечно, Джонни мог сказать им, что они поступают неправильно с моральной точки зрения. Однако ими такие его заявления, скорее всего, будут расценены как «размазывание соплей» и беспомощное нытьё, которое они попросту проигнорируют с презрением. Ведь они уважают только силу и будут считаться только с ней.
Когда Джонни осознавал всю безысходность этой ситуации, в нём начинала кипеть и клокотать ненависть ко всем тем двуногих тварям, которые обманывали и унижали не только его лично, но также многих других хороших и добрых людей, зная, что не получат отпора. Но как же тогда их за это наказать?
В мире животных у немощного индивида фактически нет шансов против физически несравнимо более сильной доминантной особи. Однако когда хронически обиженные люди используют современные технические средства, и в первую очередь огнестрельное оружие, чтобы расширить возможности своих рук, последствия могут быть значительно более масштабными. Бешеный бульдозер Марвина Химейера нанёс ущерб, превышающий примерно семь миллионов долларов. Но пиндосы, даже если и слушали по приколу, то не хотели слышать его предсмертное послание, в котором он говорил: «...вы воспользовались моей добротой. И вот что ещё вы должны знать: если вы приносите зло в чью-то жизнь, оно вернётся к вам!»
А зачем? Тогда, в 2004 году, они посмотрели ТВ, покачали головами, даже посмеялись. И пошли заниматься далее своими более важными делами, стремясь завоевать и обустроить для себя более комфортное место под солнцем, чего бы это ни стоило другим. Их жизнь продолжалась: они женились/выходили замуж и рожали детей, которым передавали не только свои гены и свою собственность, но и свои взгляды на то, какими средствами нужно добиваться желаемого.
Но утро 14 декабря 2012 года для 20 семей из Ньютауна, штат Коннектикут, принесло не только крах их проектов продолжения своего рода, но и ужасную человеческую трагедию: придя в здание начальной школы, где когда-то учился сам, 20-летний Адам Лэнза расстрелял их детей.
Естественно, событие стало лакомым куском для журналистов. Надо было видеть, с каким остервенением они обсасывали неспособность Адама нормально общаться со сверстниками, замкнутость и прочие странности, а также его диагноз синдрома Аспергера. Те, кому это было удобно с политической точки зрения, использовали повод посмаковать тему ограничения продажи оружия. Мол, иначе агрессивные психически больные будут непременно его покупать, а потом стрелять в кого попало, включая детей.
Другие вспоминали и начинали обыгрывать на все лады старую песню, сочинённую ещё полвека назад канадцем Альбертом Бандурой (правда, применительно к зомбоящику), о том, как дети копируют агрессивное поведение в компьютерных играх. А Адам Лэнза сидел каждый день играл с утра до вечера.
И лишь единицы, чьи негромкие голоса тонули в общем потоке, говорили о том, как издевались над Адамом в школе. Нет, разумеется, справедливости ради надо отметить, что многие допускали такую возможность. Однако сразу же отбрасывали её, т.к. им удалось, дескать, поговорить с некоторыми бывшими одноклассниками Адама, которые не припомнят каких-либо издевательств над ним. Ах, конечно же, так они и сознались! Им это очень надо, чтобы потом к ним пришли федеральные агенты в штатском и ненавязчиво попросили показать пальчиком того, кто это делал! И, разумеется, все учителя «не помнили ничего такого», чтобы над Адамом кто-то издевался.
И лишь одна женщина, которой было то ли нечего терять, то ли просто она не могла об этом молчать, рассказала, как в младших классах, в той самой школе куда Адам потом пришёл пострелять, Нэнси (мать Адама) приходила в школу и сидела на уроках на задней парте, чтобы только её сына не обижали. Быть может, эта женщина просто ненормальная и придумала эту историю, чтобы журналисты проявили к ней интерес?
Но тогда следует обратить внимание на другого свидетеля, которому довелось знать Адама уже в старших классах. С еврейским мальчиком, о котором пойдёт речь, была связана достаточно громкая история, пусть и локального масштаба. Впрочем, пока его просто гнобили сверстники, на него никто особо не обращал внимания, даже среди тех взрослых, кому это вроде как положено по долгу службы. И в самом деле, мало ли кто евреев не любит – антисемитов полно даже в самых толерантных районах! Но вот когда ребята увлеклись, раздолбали автомобиль мальчика, и начала разбираться полиция, тут уж замять не получилось, т.к. собственность это святое! Тогда компетентные лица стали расспрашивать юношу: «Над тобой издевались сверстники? У вас вообще происходит такое?» Его ответ был: «Да. У нас это обычное дело». Но, по его словам, как бы тяжело ему ни приходилось, например, Адаму Лэнза было в тысячу раз хуже.
Тогда эту историю замяли. Семья еврейского мальчика, не добившись правды и гарантий человеческого обращения с их сыном, перебралась на западное побережье. Фрагменты его рассказа об издевательствах над сверстником «в тысячу раз хуже» пережитых им самим остались лежать в архивах местной газеты, в которые уже практически никто не заглядывал. И только Адам Лэнза всё время жил с воспоминаниями о том, как с ним обращались, постоянно терзавшими его и без того нездоровую психику.
Какие же выводы были сделаны в американском обществе в результате данной трагической истории? В первые недели после случившегося в ТВ и радиопередачах не было недостатка в психолухах, с типичным для них апломбом всезнаек, умеющих читать мысли умерших, интерпретировавших в фрейдистских традициях взаимоотношения Адама с его матерью Нэнси, которую он убил прежде чем отправиться пострелять в школу.
Другие СМИ тиражировали интервью с отцом Адама, Питером Лэнза. О чём же поведал этот (не считая истории с сыном, разумеется) достаточно успешный по обычным житейским мерам мужчина с ежегодным доходом в четыреста сорок пять тысяч долларов, давно уже сменивший Нэнси (с которой он фактически расстался несколько лет назад) на более молодую женщину? Оказывается, теперь он сожалеет о том, что его сын вообще появился на белый свет. Ведь фамилия Питера тут же напоминает всем про Адама.
Показательно также заявление Питера о том, что издевательства сверстников над Адамом не были «избыточными» и касались только трудностей в общении и походки. Т.е., надо думать, по мнению этого просвещённого папаши, если тебя каждый день обзывают уродом – это не беда, вот если бы физическим пыткам регулярно подвергали, тогда уже перебор!
Впрочем, надо отдать Питеру должное, у него не было иллюзий относительно того, какое отношение он в итоге снискал со стороны своего сына: «Он стрелял в Нэнси четыре раза за каждого из нас: один раз за неё, один за себя, один за Райана и один за меня». Старший (на 4 года) брат Райан, впрочем, также заслужил свою пулю. Когда журналисты попросили его рассказать об Адаме, Райан сказал лаконично: «он был замкнутым задротом».
Ещё более зловещей была реакция карательных организаций типа ФБР. В своих официальных публикациях они призывали школьных учителей и особенно психолухов «проявлять особое внимание» к обиженным и озлобленным на весь мир молодым людям. Можно догадаться, каким окажется в результате такое внимание, учитывая тенденцию психолухов обвинять жертву. Сами они, правда, с их большой любовью к игре словами, называют это «брать на себя ответственность», но смысл, по сути, остаётся тем же. Психолухи, таким образом, толкают жертв на путь интернализации вины, т.е. самообвинения, заставляя человека верить, что он сам своим поведением притягивает на себя все несчастья, свалившиеся на его голову. Тем самым психолухи усиливают у человека чувство собственной никчёмности, погружая его в ещё более глубокую депрессию. Неудивительно, что, придя в свою бывшую школу, Адам Лэнза расстрелял не только директора, но и школьного психолуха!
Особенно яркое выражение такая характерная для психолухов позиция нашла в статейках породистой (римская четвёрка указывает на богатую аристократическую родословную этого сукина сына) психошлюхи по имени Джеймс Нолл IV. Который, правда, по специальности не психолух, а психиатр (MD), но смысл остаётся прежним.
Он начинает с «отмазывания» психиатрии, которая, по мнению многих обывателей, не пришла вовремя на помощь Адаму Лэнза. И в этом Джеймс Нолл, пожалуй, прав, так как исходя из формальных диагнозов Адама (синдром Аспергера и т.д.) ничто, как говорится, не предвещало.
Следует также признать, он грамотно формулирует образ мысли Адама и других людей, совершающих подобные трагические поступки: «Я несу в себе глубокое страдание. Я взорвусь и передам его вам». Нолл также достоверно описывает черты их психики и (фактически несуществующей) социальной жизни:
«Будучи детьми, они перенесли издевательства или были изолированы. Вырастая, они превращались в одиночек, впавших в отчаяние по поводу своей социальной исключённости. Их описывают как подозрительных, озлобленных держателей обид, демонстрирующих навязчивое и негибкое мышление.
Неудивительно, что у них также были нарциссические черты, и, сталкиваясь с личными проблемами, они обвиняли других. Их взгляд на мир характеризовался восприятием большинства других людей как чёрствых и отвергающих. В результате, они проводили значительное время, лелея свою озлобленность и пережёвывая в уме прошлые унижения. Эти пережёвывания эволюционировали в фантазии яростного возмездия».
Нолл также верно отмечает, что у многих из этих людей была патология мозга и то, что мы называем расстройствами психики.
Но что же доктор может прописать, чтобы подобные трагические события не происходили в дальнейшем? Ответ на этот вопрос он начинает с замечания, что зачастую такие люди не могут молчать о своих грандиозных планах, а потому при первых признаках, как говорится, нужно донести на них куда следует, и там уже ими займутся. Дальше же, как говорится, «Остапа понесло»:
«Бесстрашное и открытое сердце ищет счастье, но готово отпустить боль, фрустрации и то, что оно не может получить или избежать. Открытое и бесстрашное сердце ищет возможности взять на себя ответственность за свой гнев. Оно делает это, учась не экстернализировать (т.е. не переносить вовне) вину, будучи готовым анализировать себя и культивировать ответственность. В конечном счёте, независимо от того, какие биологические и социальные факторы задействованы, мы должны взять на себя ответственность за свой гнев».
То есть, ты живёшь, никого не трогаешь, а над тобой, допустим, постоянно издеваются твои же собственные одноклассники. И что тогда ты делаешь? Правильно, отпускаешь боль и фрустрации и обвиняешь в происходящем себя! А попутно вдохновляешь психопатов, садистов и просто отморозков на дальнейшие подвиги по отношению к тебе и прочим безобидным и беззащитным людям! Изумительно! Браво, господин психиатр!
Неудивительно, что статью Нолла хвалили на многих христианских сайтах – ведь эта индустрия деформации сознания уже более двух тысяч лет – куда дольше, чем психолухи и психиатры – гадит людям в мозг, пытаясь превратить их в покорных овец, несомненно, в действительности ради чьей-то чисто мирской выгоды. Впрочем, это далеко не единственная подобная религия, в чём можно убедиться, например, послушав другую дорогую проститутку (купленную ЦРУ или ХЗ кем там) – высокопоставленного индийского овоща далай-ламу.
Особенно впечатляет фрейдистский высер господина психиатра относительно проективной идентификации как механизма в данном случае: «Сижу я тут и чувствую невыносимую боль, с которой сам не могу справиться. Поэтому дай-ка, думаю, я другим больно сделаю, пусть тоже почувствуют, как мне хреново». Но боль – то откуда берётся в подобной ситуации? Несомненно, она может иметь эндогенные, чисто органические причины, как было, судя по всему, в случае Чарльза Уитмена. Который, кстати, в своей предсмертной записке в некотором роде взял на себя ответственность за свою глиому (он подозревал, что одолевающие его неукротимые приступы агрессии имеют под собой чисто органическую причину). А толку-то? Если несмотря на это, он убил свою мать и жену, а потом отправился на вышку пострелять в случайных прохожих!
В остальном же создаётся такое впечатление, что г-ну психиатру непонятен смысл гнева как важнейшей социальной эмоции, ориентирующей человека на ответные действия по отношению к тем, кто приносит ему вред. Может, конечно, таким докторам было бы удобнее, чтобы человек, пока ещё маленький, когда над ним систематически глумятся, просто пошёл и тихо удавился, как это сделали 11-летний Карл Уокер–Хувер и 15-летняя Фиби Принс. Как говорится, нет пациента – нет проблемы. Очень удобно, не правда ли? Впрочем, это уже другой вопрос...
Джеймсу Ноллу в значительной мере вторит в своём интервью «Российской газете» Джеймс Фокс, представленный изданием как «один из ведущих американских специалистов-криминологов, профессор права и общественной политики Северо-восточного университета в Бостоне, а также автор 16 книг, посвященных изучению феноменов массовых расстрелов в Америке»:
«В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить. Эти люди испытывают недостаток эмоциональной поддержки со стороны семьи и друзей. И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой они, как правило, выбирают и то, и другое».
Подобно Джеймсу Ноллу, Фокс, в принципе, приходит к вполне разумному выводу: «Дело не только в оружии» (имея в виду его свободный оборот в США). Однако далее он делает хотя несравненно более гуманное, однако, не менее абсурдное заявление: «Хотя не существует способов достоверно выявить массовых убийц до того времени, как они начнут действовать, нужно всячески поддерживать и вдохновлять тех, кто, по всем признакам, разочаровался в жизни». Вдохновлять на что, простите? Тихо уйти из жизни, не забирая с собой других? Ах, нет, простите, оказывается «Важно вернуть таким людям чувство уважения, предложить дружбу и понимание». Вернуть, говорите? А зачем забирали-то? И если человек не ощущает уважения к себе со стороны других, откуда у него такое чувство-то возьмётся, а? Ещё забавнее, если бы не было так печально, про дружбу и понимание. Интересно, как уважаемый профессор это себе представляет? Никто с этими людьми не хотел дружить, а тут кто-нибудь вызовется: «Видишь вон то ЧМО? Сегодня я с ним дружу и пытаюсь его понять, а то он перестреляет нас тут всех на хрен!» А может, с них деньги надо брать за то, что с ними дружат? Как там: «Ты на пенёк сел – должен был косарь отдать». О такой дружбе и понимании речь, да?
Впрочем, к счастью, есть в Пиндосии и светлые головы. Специалисты Центра контроля и профилактики заболеваний (расположенного в Атланте, шт. Джорджия) пришли к выводу, что ситуация, когда десятки процентов учащихся школ и колледжей систематически подвергаются издевательствам со стороны сверстников и ребят постарше, представляет собой серьёзную угрозу нации. А потому при всей важности терпимости по отношению к неграм, инвалидам, душевнобольным, геям и лесбиянкам, а также прочим физически и душевно иным, абсолютно недопустимо проходить мимо любых проявлений насилия и унижений человеческого достоинства.
К сожалению, в то время как в США, несмотря на серьёзное внимание к проблеме, ситуация остаётся очень непростой, в России даже само отношение безнадёжно далеко от описанного выше просвещенного подхода. Во многих случаях оно похоже на ситуацию, которую описывал в комментарии под новостью о преступлениях Адама Лэнза один американский школьник:
«Я понимаю ситуацию Адама, хотя сам, конечно, так не поступил бы. Надо мной издевались не один год. Я терпел и старался не жаловаться учителям. И только однажды, когда на физкультуре учитель спросил у меня, откуда синяки на руке, я рассказал о том, как меня заталкивали в шкафчик в раздевалке. Но из моей истории не сделали никаких организационных выводов. Физрук только сказал мне презрительно: надо учиться стоять за себя».
Примерно таково «просвещённое» отношение, с которым приходится сталкиваться многим жертвам и их родителям в России и прочих странах на территории бывшего СССР. Вместо моральной, а лучше конкретной организационной поддержки, учителя, школьные психолухи, другие родители и т.д. презрительно советуют пострадавшим записаться в секцию рукопашного боя, дабы там «из хлюпика сделали мужчину». Но можно себе представить, к чему могут вести такие «мудрые» рекомендации, если все дети пойдут в подобные секции совершенствовать свои умения калечить друг друга, нанося удары, которые вполне могут оказаться смертельными! Это же каким моральным физруком по жизни нужно быть, чтобы советовать повышать таким образом ставки в детских боях без правил?!
Кроме того, всегда найдутся те, кто просто по состоянию своего здоровья не сможет интенсивно заниматься. Им тогда придётся выбирать: либо умереть от чрезвычайных, противопоказанных им усилий, либо... стать лёгкой мишенью всех, кому не лень над ними поиздеваться. А кому-нибудь непременно захочется, так как иначе ради чего же они тренировались? Только чтобы защитить себя? Так это неинтересно – никаких удовольствий, только уход от негатива. Поэтому нужно потешить себя, поглумиться над кем-нибудь. Да к тому же, опять-таки, помимо психолухов и прочих, кто уже вовсю наживается на эпидемии деструктивного поведения в обществе, получается выгода для всяких школ рукопашного боя, фитнесов и прочей хрени.
Поэтому тем, кому уже деваться некуда, остаётся только, когда они дойдут до последней черты отчаяния, просто взять ствол и положить на хрен толпу народу... В первую очередь предпочтительно, разумеется, своих обидчиков или тех, кто смотрел, радовался, снимал на телефон, когда их унижали... Пусть теперь родственнички этих восторженных зрителей трупы своих близких на телефон поснимают!
Размышляя над этими вопросами, Джонни изумлялся, какой у нас ещё терпеливый народ. И что вы там вякаете, суки продажные, про озлобленность русских?! Если у нас народ, вон, то работает бесплатно, живя впроголодь, на ворьё, разбогатевшее на прихватизации, то терпит всё время обидчиков своих! А молодёжь, подростки, когда в депрессию впадают и совсем невмоготу становится, то просто тихо уходят навсегда от жизни такой, шагая с крыши.
История Адама Лэнза вдохновила Джонни на написание статьи «Как сделать так, чтобы дети не становились жертвами школьных стрелков». Ведь когда в России стало известно о стрельбе в Ньютауне, сразу же пошли разговоры: а как, мол, у нас будет, если «каждый псих» сможет купить оружие? Джонни же утверждал: главное не это. Просто не надо унижать человека, оскорблять его достоинство. А иначе он ножом, топором, да чем угодно, пусть не многих, одного-двух человек, да убьёт или покалечит. Особенно если деваться некуда, он загнан в угол, а контактировать с обидчиками всё равно приходится.
В суровой же действительности все его потуги заняться физическими упражнениями, чтобы нарастить мышечную массу, которая позволила бы ему выглядеть в глазах других источником реальной силы, терпели фиаско примерно по следующему сценарию:
После напряжённых усилий Джонни резко становилось не по себе – было трудно дышать, окружающий мир начинал казаться нереальным, возникал невыносимый страх скорой неминуемой смерти. А на следующий день Джонни отправлялся в поликлинику к терапевту «проверять сердце» – по его представлениям на тот момент, отказ именно этого органа должен был преждевременно оборвать его жизнь. Однако врач Бургомистрова и тем более время от времени подменявшая её (по сути, в роли статиста, способного лишь выписывать больничные) гастарбайтерша оказывались не в состоянии даже поставить вразумительный диагноз, помимо пресловутой «вегетососудистой дистонии» и (в неформальном разговоре с мамой Джонни) «излишней мнительности», и отправляла к невропатологу. Та же, после практически бессмысленного в такой ситуации ритуала постукивания по коленкам, предлагала прекратить нюхать клей и растворители, взять себя в руки и заняться спортом. Либо... обратиться к психиатру. Последнее уже говорилось ею с глазу на глаз маме Джонни, которая потом пересказывала ему, умоляя взять себя в руки и стращая для пущей убедительности тем, как гробят людей в психбольнице ядовитыми препаратами. А затем начинались скандалы, когда мама заставляла Джонни ездить к экстрасенсам «раз официальная медицина не помогает». И страдания Джонни только усугублялись, когда он полным ненависти взглядом наблюдал за тем, как шарлатан гребёт себе в карман мамины деньги, беспардонно наживаясь на несовершенстве медицины и неспособности некоторых людей примириться с тем, что некоторые болезни просто не лечатся.
С тех пор прошла примерно четверть века. У Джонни уже давно не возникало даже мыслей о силовых тренировках. Указание на то, к чему привели бы его такие попытки, он получил несколько лет назад, когда имел неосторожность немного пробежаться рысью за автобусом, чтобы потом долго не ждать. Неожиданно ему стало трудно дышать, он почувствовал, как не может сделать полноценный вдох, сердце стало колотиться так, словно вот-вот разорвётся на части, окружающая обстановка вдруг показалась нереальной, и случайные прохожие стали свидетелями того, как Джонни прощался с жизнью, жадно ловя ртом воздух. Потом, не раз вспоминая эту историю, Джонни с ужасом думал о том, как близок он был тогда к тому, чтобы безвозвратно перейти из состояния «зрачки расширены от страха» в «зрачки расширены, на свет не реагируют».
Теперь ему оставалось только стремиться реализовать программу – минимум: как пожить ещё немного, хотя бы несколько лет? Конечно, живи он в подлинно цивилизованной стране, первым разумным шагом в попытке поправить серьёзно пошатнувшееся здоровье был бы визит к врачу, дабы воспользоваться методами современной инструментальной диагностики, а также знаниями, которыми располагает специалист. Но к какому? Очевидно, в его ситуации это был бы невропатолог, или, как теперь их принято называть на западный манер, невролог.
Только вот незадача: Джонни до сих пор вспоминал свои отвратительные ощущения, когда во время последней болезни его мамы приходила невролог Ряхина. Физически он той весной чувствовал себя ещё не так плохо, как сейчас, однако моральное состояние его было совершенно ужасным. Состояние умиравшей мамы поставило тогда перед ним слишком много чисто практических и иных вопросов, на которые Джонни не только не знал ответа, но даже не представлял себе, с чего начинать. Однако один важный момент стал ему в те трудные дни предельно ясен: как бы тебе ни было плохо, рассчитывать на помощь со стороны медицины не приходилось.
Почему? Ответ на этот вопрос становился очевиден, когда Джонни невольно слышал разговоры бабок – бывших знакомых его мамы. Эти очень бойкие женщины, много повидавшие на своём веку, ещё отнюдь не впали в болезнь Альцгеймера или иную сенильную деменцию, а потому могли без труда прикинуть в уме, что автомобиль, на котором разъезжает «эта врачиха» равен по своей стоимости её официальной зарплате в поликлинике за шесть лет.
Впрочем, хотя он тоже, как говорят дерьмократы и им подобные, любил считать деньги в чужих карманах, в своей моральной оценке данного обстоятельства Джонни кардинально расходился с этими женщинами. С его точки зрения, доктор Ряхина имела ничуть не меньшее моральное право на комфортную жизнь, нежели многочисленные офисные служащие, которые, даже рядовой планктон, ни хрена не производили – ни товаров, ни подлинных благ. В противоположность им, невролог Ряхина приносила реальную пользу людям – пусть богатеньким, или, по крайней мере, заведомо платёжеспособным, а потому, возможно, классовым врагам Джонни, но в этой роли она отвечала высокому призванию врача. Глупо требовать от человека, даже медика, каждодневного самопожертвования в его профессиональной деятельности, если государственная политика в сфере здравоохранения не обеспечивает материальных ресурсов для оказания медицинской помощи каждому нуждающемуся в ней, независимо от его финансового положения.
А недавно Джонни невольно получил дополнительное свидетельство бесперспективности в его ситуации обращения за медицинской помощью. На основании увиденного он ещё раз убедился: крайне негативные впечатления, сформировавшиеся у него о работе системы здравоохранения, не были артефактами его личного опыта общения с неврологом Ряхиной или терапевтом Чепушенковой, а также случайно услышанных разговоров бабок со двора.
А дело было так. Водитель «Газели», перевозивший железки Джонни, а также товарищ водителя, сидевший с ними в кабине, смотрели телепередачу. Первой мыслью Джонни, никогда ранее не сталкивавшегося с просмотром зомбоящика в машине, было: «до чего дошёл прогресс». Потом, разумеется, Джонни не мог подумать о том, что если разговор по мобильнику, говорят, приводит к увеличению числа автокатастроф, то каковы могут быть последствия, когда водила ещё и телевизор смотрит. Тут же, впрочем, у него возникла и другая мысль, о том, как ящик помогает не сойти с ума человеку, вынужденному стоять большую часть своего рабочего дня в пробках, особенно в период осенне-зимней слякоти.
Так или иначе, Джонни неожиданно вынырнул из погружения в свои собственные печальные мысли, услышав голос ведущей ток-шоу: «Мы сегодня поговорим о реально имевших место трагических случаях, связанных с медицинской практикой, и о том, можно ли подобный исход предотвратить». Когда ещё была жива и более-менее в здравом уме его мама, и Джонни делился с ней тем, как случайно увидел подобную программу, она говорила ему: «везёт тебе, Хрюшка, на такие передачи!» Очевидно, она была каждый раз очень обеспокоена, как бы под впечатлением от увиденного у него крыша не съехала ещё дальше. Сам же Джонни обычно не считал это обстоятельство «везением», то есть не зависящей от него случайностью. По его мнению, идя по жизни, большинство людей сталкиваются с подобными телетрансляциями в общественных местах, а также прочими упоминаниями о смерти, неизлечимых болезнях и т.д., со сравнимой вероятностью. Ну а потом уже каждый для себя выбирает, обращать ему на это внимание, или нет.
На этот раз ситуация осложнялась тем, что смотреть передачу о тяжёлых болезнях и смерти Джонни пришлось в условиях дополнительного нервного напряжения. Мало того, что он практически не видел экрана, так ещё и не слышал половины слов. У него даже возникло сильное желание попросить сделать погромче, но озвучить его Джонни так и не решился. Только подумал: «Везёт психопатам! Когда им нужно, они просто прямо говорят: я хочу вот это или вон то!» Джонни же обычно в подобных ситуациях упирался в непреодолимую стену собственной рефлексии: «А что человек обо мне после этого подумает? А не сочтёт ли он(а) меня после этого ещё большим неадекватом, чем по мне и без того видно?!»
Впрочем, несмотря на эти сложности, основные моменты передачи Джонни всё же себе твёрдо уяснил. Первая женщина говорила, с трудом сдерживая слёзы. Она недавно потеряла мужа, с которым прожила более тридцати лет. Примечательно, что они многие годы работали вместе в медицине, на одной станции скорой помощи: она фельдшером, а он водителем.
В принципе, казалось бы, не было ничего удивительного в том, что пациенту не стали делать радикальную операцию – слишком неблагоприятными были шансы. Как логичным было и решение не делать ему переливание крови, когда он впал в критическое состояние, так как исход всё равно был предрешённым. Тем не менее, на основании рассказа женщины, который был вполне убедительным, несмотря на эмоциональные проявления, то и дело прерывавшие её изложение, у Джонни сложилось устойчивое впечатление, что дело также было в социальном статусе пациента. И окажись на месте бывшего водителя скорой помощи, недавно вышедшего на пенсию, какой-нибудь крупный коммерсант или чиновник, то не только протокол лечения был бы другим, дающим больше шансов пациенту на реальное продление жизни, но изменилось бы даже чисто человеческое отношение медперсонала.
Тогда, получается, жизнь человека, долгие годы работавшего в команде, спасающей других людей, ценится гораздо меньше жизни того, кто занимался собственным обогащением, скорее всего, за счёт других людей (учитывая преимущественный характер бизнеса и власти в этой стране), а теперь зато располагает средствами купить услуги продажной медицины!
Впрочем, как показывала печальная история другой женщины, в стране, где система здравоохранения напоминает вертеп разбойников, бывает, и богатые тоже плачут. Супруг второй участницы ток-шоу увлекался то ли нырянием, то ли подводным плаванием, пока не получил серьёзную травму позвоночника. В медицинском центре, куда он обратился, пока ещё был в состоянии сделать это сам, ему сделали операцию, в результате которой он, по своей вероятности, проведёт (теперь уже короткий) остаток своей жизни в состоянии парализованного овоща.
Нет, Джонни прекрасно понимал, насколько несовершенны наши знания о мире и способность исправлять дефекты функционирования, пожалуй, самой сложной системы в природе – человеческого организма. А потому даже при высокой квалификации хирурга возможны непредвиденные трагические осложнения, ведущие к летальному исходу. Джонни помнил, как у него открылось сильное кровотечение в ходе такого, казалось бы, банального и хорошо отработанного вмешательства, как удаление миндалин, а потом были осложнения, связанные с распространением инфекции (лимфаденит). К тому же, согласно представлениям современной медицины, тогда у него, наверное, не было достаточных показаний для операции. Но в те годы, врачи просто не могли понять, что с ним творится, и не имели возможности это выяснить, а потому пытались пробовать известные им методы лечения типа отрезать что-нибудь, даже если не были понятны причины происходящего.
Однако в ситуации женщины, которая выступала в программе, был один очень важный момент: когда она, уже будучи в отчаянии, обошла множество врачей с фактически бессмысленным (её супругу невозможно было вернуть подвижность) уже на тот момент вопросом «как же теперь быть?», некоторые из них сказали ей, что операцию её мужу вовсе не обязательно было делать. Конечно, доктора при этом обычно старались уходить от ответа на вопрос о причинах драматической ошибки, видимо, старясь соблюдать врачебную этику и потому избегая катить бочку прямым курсом в направлении трагически накосячивших коллег, а может, опасаясь конфликта в случае, если их мнение станет известно тому, о ком оно было высказано. Тем не менее, кое-кто из них прозрачно намекнул на роль «человеческого фактора».
Конечно, такая передача не могла не произвести неизгладимого впечатления на Джонни. В ту ночь он долго не мог уснуть, когда, ворочаясь, вспоминал те или иные фрагменты программы. Однако, как ни странно, он увидел в ней и положительные моменты. Так, Джонни был восхищён тем, с какой самоотверженностью выступавшие в передаче женщины боролись до последнего за жизнь и здоровье своих мужей. Наверное, у них была настоящая любовь,– подумал Джонни. Чувство, на которое не способны двадцатилетние куклы с гипертрофированными губами и тренированными задницами. Нет, конечно же, практически любая ТП может гордо разглагольствовать, как она жить не может без своего очередного кавалера. И даже если ткнуть её носом в конкретные прагматические причины такой «любви», она может заявить надменным тоном: «я его люблю не за то, что у него есть, а за внутренние качества, позволившие ему этого достичь». Но случись что-нибудь с человеком – не мелкие временные трудности, а реальное несчастье, и она уже с другим, а он остаётся один.
Впрочем, Джонни умудрился найти для себя негатив даже в самоотверженной заботе женщин из передачи о своих мужьях. Он печально подумал о том, что если, несмотря на все усилия и множество врачей, которых они обошли, им ничего не удалось добиться от системы, то каковы перспективы того, у кого близких вообще нет и кто никому на белом свете не нужен? Когда медицинские работники точно знают, что если ты сдохнешь, то никто даже не спохватится, не говоря уже про то, чтобы ходить, добиваться чего-то для тебя или предъявлять претензии по поводу неадекватного лечения или халатности. При таком раскладе максимум, на что может рассчитывать бедный совершенно одинокий пациент в «бесплатной» ОМС системе, так это что врачи, не заморачиваясь с обследованиями и постановкой точного диагноза, выяснением причин и т.д., выпишут таблетки для сбивания симптомов. Такой подход очень удобен системе здравоохранения: больной будет меньше беспокоить, а заодно повысит свои шансы откинуть копытца в результате побочных эффектов. Естественно, про операцию в такой ситуации лучше даже не думать – если её и согласятся делать, чтобы начинающим хирургам было на ком практиковаться, то это фактически прямая дорога на тот свет.
Либо есть ещё вариант, который, правда, маловероятен в силу небольшого количества таких заведений: больница какого-нибудь «научного» учреждения, где, суля самые передовые методы лечения, из тебя сделают подопытного кролика для опробования препаратов и процедур, которые в случае успеха будут применяться в терапии платёжеспособных господ. Люди, у которых, подобно Джонни, не было ни близких, ни друзей, были для этих контор очень удобными субъектами – никто не будет судиться, когда никому не нужного субъекта угробят.
Если же обратиться в платную контору, то сначала, следуя негласной формуле таких организаций, будут разводить на деньги по максимуму, стращая трагическими последствиями «пренебрежения к своему здоровью», а потом, когда средства у тебя закончатся, просто пошлют на х** независимо от объективного состояния, потребности в лечении и т.д. Либо ненавязчиво предложат влезть в долги, набрав кредитов у ассоциированных с ними структур, чтобы потом по миру пустить, а то и жильё отнять под это дело.
Ну а если в такой шарашке только просто анализы делать и прочие обследования, то где гарантия точности и правильной расшифровки? Или получится, как тогда у мамы было в центре шарлатанки Надежды (см. «Психопаты не унимаются»).
Конечно, после таких мучительных размышлений у Джонни по-прежнему оставались неразрешёнными некоторые важные вопросы. Тем не менее, он определился с ответом на главные: кто виноват и что делать (и чего не делать).
Учитывая состояние медицины в стране, ему не приходилось реально рассчитывать на лечение, которое могло бы радикально улучшить его состояние и продлить ему жизнь. Поэтому оставалось только стараться выполнить максимум намеченного, пока ещё есть силы, а потом просто лечь и сдохнуть. А сделать ему предстояло ещё непочатый край.
Во-первых, на сайт его как не ходили, так и не ходят. После всплеска на пару дней благодаря феминисткам, число посетителей, хотя и не опустилось полностью до прежнего уровня, тем не менее, по-прежнему оставалось просто никаким: два-три человека в день.
Во-вторых, и с этим ему также было очень важно разобраться, ему хотелось всё-таки понять, почему условия жизни в его стране заставляют, казалось бы, вполне нормальных молодых людей вести себя подобно психопатам, как он видел на примере Жени из Подольска, да и во множестве других случаев.
Впрочем, что касается второго из этих пунктов, неприятное происшествие, случившееся с Джонни перед Новым годом, прибавило ему оптимизма даже относительно людей, которых другие имеют реальные основания считать не очень хорошими. А заодно помогли ему ещё раз убедиться, какая моральная пропасть отделяет психопатов даже от людей с просто «антисоциальным расстройством личности» (не являющихся при этом психопатами).
В предпраздничные дни у Джонни был наплыв клиентов. Конечно, на самом деле их было не так уж много, просто больная голова и кривые руки, которыми она управляла, не позволяли ему решать возникающие задачи быстро и эффективно. Вероятно, это, а также слабеющая память, стали причиной того, что 30 декабря только под вечер, почувствовав голод, Джонни вспомнил про недоеденную ещё днём рыбу с рисом. Ещё минут двадцать он мучительно размышлял, что же теперь с этим делать. А потом, не найдя в себе сил выкинуть ценные продукты (у него всегда были проблемы с тем, чтобы выбрасывать вещи, которые вроде как ещё могут представлять ценность, а тут речь шла о ценном корме!) по-быстрому затолкал их в себя.
Опрометчивость этого поступка Джонни ощутил уже ближайшей ночью, собираясь спать. Он почувствовал недомогание и сильный озноб. Потом всю ночь провёл в полузабытьи дурной дремоты, боясь даже нормально измерить температуру градусником (т.к. она была очень высокой – стоило засунуть градусник под мышку, как он показывал 38), который специально положил неподалёку от себя на тот случай, если у него совершенно не будет сил подняться.
Утром, с трудом выбравшись из туалета, Джонни подумал: срочно нужно лечиться. Основным средством он видел... питьё минералки, которой у него дома не оказалось, так как пил Джонни обычно только соки. Вначале у него была мысль сделать нечто подобное самому, растворив в кипячёной воде соль. Однако прикинув, сколько должна была простоять в открытом пакете соль, которую использовала ещё его мама, отказался от этой затеи. Температура у него была не очень высокой – 37,8. Поэтому, несмотря на врезавшийся ещё с детских лет в память строгий запрет «если у тебя повышенная температура – три дня из дома не выходить!», Джонни сделал попытку сходить за минеральной водой в ближайший магазин, располагавшийся в паре сотен метров от дома. Однако как только он вышел на улицу, ему стало совсем неважно. У него начался сильный озноб, закружилась сильнее чем обычно голова, и сопровождающее его с детства, словно проклятие, чувство нереальности окружающего стало более интенсивным, а потому невыносимо пугающим.
Опасаясь полностью потерять контроль над собой, упасть в снег и замёрзнуть, если смерть раньше не наступит от внутренних причин, Джонни поспешно вернулся домой. Но поскольку он так и не дошёл до магазина, его проблема по-прежнему не была решена. Вскипятив воду в чайнике, Джонни на удивление быстро нашёл в открытом пакете из-под сока крупнозернистую соль, которую с давних времён запасала его мама, словно на случай ядрёной третьей мировой войны. Однако практически тут же, заметив во многих местах внутренней стороны пакета многочисленные коричнево-чётные точки, Джонни с отвращением швырнул его обратно: тараканье дерьмо явно не было лучшим подспорьем при лечении пищевого отравления!
Теперь ситуация представлялась ему практически безвыходной. Пить много чистой кипячёной воды совсем без соли означало риск умереть от отёка мозга, когда концентрация натрия в сыворотке крови упадёт ниже 135 миллимоль на литр. Чувствуя сильную слабость, Джонни сел на стул на кухне, отчаянно пытаясь сообразить, что же делать дальше. Вот оно, проклятье одиночества, когда тебе плохо, а даже воды принести некому,– обречённо подумал он.
В это время зазвонил телефон. Кого там ещё..., – мелькнула раздражённая мысль. После взаимных поздравлений «с наступающим» (как-никак, 31 декабря) Андрей Денисов попросил Джонни помочь ему что-то найти в интернете по компьютерной теме. Ответ Джонни «так погугли сам» несколько удивил Андрея. Ведь обычно в аналогичной ситуации Джонни принимался покорно выполнять его просьбу. Андрей продолжал настаивать: «Что, тебе так сложно, да? Просто мне в этом долго нужно разбираться, а ты спец, тебе раз-два...»
Обычно Джонни не смел повышать голос на Андрея, но на этот раз сделал исключение. Впрочем, говорил он при этом тоном не уверенного в себе мужчины, отстаивающего свои законные интересы, а скорее капризной девки: «Андрей, послушай. Я отравился. Мне очень хреново сейчас. У меня высокая температура. Я даже не могу дойти в магазин за минеральной водой себе, чтобы лечиться, а ты говоришь искать тебе какие-то материалы».
– А друга ты не можешь попросить?
– Да зачем я буду кого-то беспокоить?..
– Ладно, ты сейчас будешь дома?..
– Ну конечно, куда же я денусь в таком состоянии?!
– Тебе нужны какие-нибудь лекарства?
– Нет, только минеральная вода.
Примерно через полчаса на пороге квартиры Джонни стоял Андрей и протягивал ему четыре полуторалитровых бутылки минеральной воды, а также несколько упаковок активированного угля. Я думаю, это тебе тоже пригодится,– сказал Андрей.
Джонни даже не знал, чему он был рад больше – минеральной воде с активированным углём или поступку Андрея. Да, наверное, по чисто житейским меркам, Андрей, не раз сидевший за разбой, грабёж и тяжкие телесные повреждения, был не самым добрым человеком. Да, было время, когда Андрей не возвращал ему долги, очевидно, пользуясь тем, что в случае лично Джонни он мог себе это позволить безнаказанно. Да, Андрей не раз его обманывал в силу того же самого обстоятельства. Да, наверное, было достаточно оснований утверждать, основываясь на его поведении и «послужном списке» правонарушений, что у Андрея было «антисоциальное расстройство личности». Тем не менее, когда Джонни было плохо, именно Андрей помог ему. И Джонни прекрасно понимал: Андрей никогда не станет потом попрекать его этим поступком: вот, мол, посмотри, что я тогда сделал для тебя. Да, Андрей порой бывал жёстким и даже жестоким. Вероятно, при жизни, которая была у него за плечами, если бы он вёл себя даже не как Джонни, а просто немного мягче, чем обычно, его бы уже давно не было в живых! Но, несмотря на всё это, у Андрея были понятия, которые даже при такой жизни позволяли ему оставаться человеком.
После ухода Андрея Джонни принялся пить минеральную воду из расчёта примерно пол-литра в час (нормально работающие почки выводят до 900 мл за этот период), закусывая активированным углём (который, учитывая, когда произошло отравление, имело смысл теперь принимать разве что для успокоения). Теперь он боялся непредвиденных осложнений, вспоминая некогда прочитанную им трагическую историю про одного парня, кажется, из Швейцарии (где медицина гораздо лучше), который однажды вместе со своим отцом (кстати, врачом по роду деятельности) ел макароны с соусом песто. А потом на следующий день разогревал и снова ел. А потом ещё два дня разогревал и ел. И последний раз, когда они так ели, им обоим поплохело. Папаша несколько раз проблевался и пришёл в себя. Парень же чувствовал себя очень плохо, становился всё более сонливым и вообще никаким. Он пожелтел (билирубин 119 мкмоль/л при норме <17), у него отказала печень (АЛТ 5270 ед./л (норм.<22), АСТ 2140 ед./л (норм. <18), протромбиновый индекс 12 (норм. 80-100)), происходил распад мышечной ткани, развилась почечная недостаточность, а потом отёк мозга, и он умер. Как было установлено в итоге, причиной трагедии стало поражение митохондрий клеток печени (как видно из клинической картины, этот яд также поражал митохондрии мышечных клеток) токсином, который выделяли бактерии Bacillus cereus. Джонни знал, что эти бактерии хорошо размножаются в приготовленном рисе, оставленном в тепле. И хотя у него были несколько иные симптомы, нежели обычно развиваются при отравлении токсином «рвотной» разновидности Bacillus cereus, Джонни не думал об этом, а просто боялся. Тем более он знал, что тепловая обработка заражённого продукта в таких случаях не спасает, т.к. рвотный токсин выдерживает температуру сто двадцать градусов Цельсия на протяжении полутора часов.
К счастью, на этот раз для Джонни всё более-менее обошлось, и к вечеру, выпив три литра минеральной воды, он почувствовал себя лучше. Конечно же, Джонни ещё в юности понял, что уже никогда не будет чувствовать себя хорошо, но, по крайней мере, сейчас его состояние по большей части вернулось к уровню до отравления, а потому он не собирался помирать в новогоднюю ночь... По крайней мере, в эту.
Казалось бы, самое время для него порадоваться жизни. Но не тут-то было! Несмотря на улучшение объективного состояния и самочувствия, Джонни по-прежнему чувствовал слабость и разбитость. Но даже не это так огорчало его, как тот факт, что тогда, когда его ждут великие дела, он вынужден без дела валяться на кровати.
Чтобы не тратить время зря в этот период вынужденного отдыха, тем более что всё равно уже выспался, пока чувствовал себя совсем плохо, Джонни включил послушать познавательную аудиозапись на компе. Мужик довольно аргументированно (хотя и не без спорных моментов) рассказывал о том, как определяющим в мотивации нормальных мужчин является стремление доминировать над себе подобными, дабы не только получить как можно больше ресурсов для себя, но и в конечном счёте иметь доступ к максимальному количеству привлекательных самок и таким образом передать как можно больше своих генов следующему поколению. Для женщины же главное – отдать себя под покровительство самого сильного.
Отсюда следовал крайне неприятный, просто убийственный для Джонни вывод. Ещё в детстве, приходя домой после школы, где его постоянно унижали, Джонни мучительно раздумывал над вопросом: почему в век технической революции, когда космолёты бороздят просторы галактики, люди не могут договориться между собой без мордобоя или угрозы насилия? Или без обмана, когда они знают, суки, что ты чисто физически не имеешь возможности дать им всем в рожу, и пользуются этим?!
Разумеется, с тех пор ситуация несколько изменилась, в том плане что игра теперь идёт по «взрослым» правилам, когда непосредственный мордобой во многих случаях уступает демонстрации контроля над материальными ресурсами, власти, влияния, однако общий смысл, когда одни могут безнаказанно эксплуатировать и унижать других, по сути, остаётся прежним.
Кроме того, теперь, когда столь модные нынче этологические/социал-дарвинистские аргументы огромными порциями вбрасываются в массовое сознание (очевидно, кому-то это очень выгодно с идеологической точки зрения!), подобное деструктивное поведение получает не только объяснение, но и обоснование. Оно представляется, таким образом, как естественное, сообразное биологической природе существ мужского пола, а потому, с этой точки зрения, осуждать его и тем более пытаться корректировать вроде как глупо.
С этой «животной» точки зрения, Джонни (и многие другие люди, оказавшиеся в том или ином смысле в сходной ситуации) – всего лишь дефективный самец, генетический мусор, не приспособленный к жизни. В первобытных джунглях его бы просто убили, или он умер бы своей смертью от голода, будучи не допущенным к корму. Теперь же, в современном обществе, у него вроде как была возможность сохранить свою жизнь до тех пор, пока своим чередом не наступит смерть от болезней. Однако всё имело свою цену: люди, с которыми он контактировал, постоянно так или иначе использовали его.
И даже психопаты с описанной этологической/социал-дарвинистской точки зрения представлялись уже не вредителями, а своего рода «санитарами леса». Ведь они обычно охотились (если можно так выразиться) на наиболее слабых, уязвимых особей, которым если и можно позволить пожить немного, чтобы кормиться за их счёт, то уж точно нельзя позволять размножаться. Таким образом, в «животных» терминах получалось, психопаты как социальные хищники даже способствовали поддержанию здоровья популяции, избавляя её от больных особей.
Но вот незадача: Лично Джонни хотел жить. Он очень-очень хотел жить! А также желал, чтобы другие общались с ним на равных, не обманывали и не использовали его, уважали его человеческое достоинство. И раньше он даже хотел найти себе самку, если повезёт!
Но как заставить других считаться с ним и с его законными интересами, если многие понимают только язык силы, даже если она проявляется не как грубое физическое принуждение, а через опосредованные цивилизацией механизмы?
На уровне теории, конечно, Джонни очень любил рассуждать о том, как в процессе эволюции у человека развивался разум и способность к состраданию. Однако на практике, даже основываясь на его собственном горьком опыте, он встречал множество людей, которые не понимали, почему, коль скоро они имеют возможность брать, не отдавая, и при этом не испытывать угрызений совести, им следует этого избегать. Тем более, если при нынешнем моральном климате социума они не встретят при этом даже общественного порицания, а потому не будет нанесён урон их репутации. Иными словами, если на каждом углу слышится, что «без лоха и жизнь плоха», зачем они будут отказывать себе в хорошей жизни?
Конечно, Джонни мог сказать им, что они поступают неправильно с моральной точки зрения. Однако ими такие его заявления, скорее всего, будут расценены как «размазывание соплей» и беспомощное нытьё, которое они попросту проигнорируют с презрением. Ведь они уважают только силу и будут считаться только с ней.
Когда Джонни осознавал всю безысходность этой ситуации, в нём начинала кипеть и клокотать ненависть ко всем тем двуногих тварям, которые обманывали и унижали не только его лично, но также многих других хороших и добрых людей, зная, что не получат отпора. Но как же тогда их за это наказать?
В мире животных у немощного индивида фактически нет шансов против физически несравнимо более сильной доминантной особи. Однако когда хронически обиженные люди используют современные технические средства, и в первую очередь огнестрельное оружие, чтобы расширить возможности своих рук, последствия могут быть значительно более масштабными. Бешеный бульдозер Марвина Химейера нанёс ущерб, превышающий примерно семь миллионов долларов. Но пиндосы, даже если и слушали по приколу, то не хотели слышать его предсмертное послание, в котором он говорил: «...вы воспользовались моей добротой. И вот что ещё вы должны знать: если вы приносите зло в чью-то жизнь, оно вернётся к вам!»
А зачем? Тогда, в 2004 году, они посмотрели ТВ, покачали головами, даже посмеялись. И пошли заниматься далее своими более важными делами, стремясь завоевать и обустроить для себя более комфортное место под солнцем, чего бы это ни стоило другим. Их жизнь продолжалась: они женились/выходили замуж и рожали детей, которым передавали не только свои гены и свою собственность, но и свои взгляды на то, какими средствами нужно добиваться желаемого.
Но утро 14 декабря 2012 года для 20 семей из Ньютауна, штат Коннектикут, принесло не только крах их проектов продолжения своего рода, но и ужасную человеческую трагедию: придя в здание начальной школы, где когда-то учился сам, 20-летний Адам Лэнза расстрелял их детей.
Естественно, событие стало лакомым куском для журналистов. Надо было видеть, с каким остервенением они обсасывали неспособность Адама нормально общаться со сверстниками, замкнутость и прочие странности, а также его диагноз синдрома Аспергера. Те, кому это было удобно с политической точки зрения, использовали повод посмаковать тему ограничения продажи оружия. Мол, иначе агрессивные психически больные будут непременно его покупать, а потом стрелять в кого попало, включая детей.
Другие вспоминали и начинали обыгрывать на все лады старую песню, сочинённую ещё полвека назад канадцем Альбертом Бандурой (правда, применительно к зомбоящику), о том, как дети копируют агрессивное поведение в компьютерных играх. А Адам Лэнза сидел каждый день играл с утра до вечера.
И лишь единицы, чьи негромкие голоса тонули в общем потоке, говорили о том, как издевались над Адамом в школе. Нет, разумеется, справедливости ради надо отметить, что многие допускали такую возможность. Однако сразу же отбрасывали её, т.к. им удалось, дескать, поговорить с некоторыми бывшими одноклассниками Адама, которые не припомнят каких-либо издевательств над ним. Ах, конечно же, так они и сознались! Им это очень надо, чтобы потом к ним пришли федеральные агенты в штатском и ненавязчиво попросили показать пальчиком того, кто это делал! И, разумеется, все учителя «не помнили ничего такого», чтобы над Адамом кто-то издевался.
И лишь одна женщина, которой было то ли нечего терять, то ли просто она не могла об этом молчать, рассказала, как в младших классах, в той самой школе куда Адам потом пришёл пострелять, Нэнси (мать Адама) приходила в школу и сидела на уроках на задней парте, чтобы только её сына не обижали. Быть может, эта женщина просто ненормальная и придумала эту историю, чтобы журналисты проявили к ней интерес?
Но тогда следует обратить внимание на другого свидетеля, которому довелось знать Адама уже в старших классах. С еврейским мальчиком, о котором пойдёт речь, была связана достаточно громкая история, пусть и локального масштаба. Впрочем, пока его просто гнобили сверстники, на него никто особо не обращал внимания, даже среди тех взрослых, кому это вроде как положено по долгу службы. И в самом деле, мало ли кто евреев не любит – антисемитов полно даже в самых толерантных районах! Но вот когда ребята увлеклись, раздолбали автомобиль мальчика, и начала разбираться полиция, тут уж замять не получилось, т.к. собственность это святое! Тогда компетентные лица стали расспрашивать юношу: «Над тобой издевались сверстники? У вас вообще происходит такое?» Его ответ был: «Да. У нас это обычное дело». Но, по его словам, как бы тяжело ему ни приходилось, например, Адаму Лэнза было в тысячу раз хуже.
Тогда эту историю замяли. Семья еврейского мальчика, не добившись правды и гарантий человеческого обращения с их сыном, перебралась на западное побережье. Фрагменты его рассказа об издевательствах над сверстником «в тысячу раз хуже» пережитых им самим остались лежать в архивах местной газеты, в которые уже практически никто не заглядывал. И только Адам Лэнза всё время жил с воспоминаниями о том, как с ним обращались, постоянно терзавшими его и без того нездоровую психику.
Какие же выводы были сделаны в американском обществе в результате данной трагической истории? В первые недели после случившегося в ТВ и радиопередачах не было недостатка в психолухах, с типичным для них апломбом всезнаек, умеющих читать мысли умерших, интерпретировавших в фрейдистских традициях взаимоотношения Адама с его матерью Нэнси, которую он убил прежде чем отправиться пострелять в школу.
Другие СМИ тиражировали интервью с отцом Адама, Питером Лэнза. О чём же поведал этот (не считая истории с сыном, разумеется) достаточно успешный по обычным житейским мерам мужчина с ежегодным доходом в четыреста сорок пять тысяч долларов, давно уже сменивший Нэнси (с которой он фактически расстался несколько лет назад) на более молодую женщину? Оказывается, теперь он сожалеет о том, что его сын вообще появился на белый свет. Ведь фамилия Питера тут же напоминает всем про Адама.
Показательно также заявление Питера о том, что издевательства сверстников над Адамом не были «избыточными» и касались только трудностей в общении и походки. Т.е., надо думать, по мнению этого просвещённого папаши, если тебя каждый день обзывают уродом – это не беда, вот если бы физическим пыткам регулярно подвергали, тогда уже перебор!
Впрочем, надо отдать Питеру должное, у него не было иллюзий относительно того, какое отношение он в итоге снискал со стороны своего сына: «Он стрелял в Нэнси четыре раза за каждого из нас: один раз за неё, один за себя, один за Райана и один за меня». Старший (на 4 года) брат Райан, впрочем, также заслужил свою пулю. Когда журналисты попросили его рассказать об Адаме, Райан сказал лаконично: «он был замкнутым задротом».
Ещё более зловещей была реакция карательных организаций типа ФБР. В своих официальных публикациях они призывали школьных учителей и особенно психолухов «проявлять особое внимание» к обиженным и озлобленным на весь мир молодым людям. Можно догадаться, каким окажется в результате такое внимание, учитывая тенденцию психолухов обвинять жертву. Сами они, правда, с их большой любовью к игре словами, называют это «брать на себя ответственность», но смысл, по сути, остаётся тем же. Психолухи, таким образом, толкают жертв на путь интернализации вины, т.е. самообвинения, заставляя человека верить, что он сам своим поведением притягивает на себя все несчастья, свалившиеся на его голову. Тем самым психолухи усиливают у человека чувство собственной никчёмности, погружая его в ещё более глубокую депрессию. Неудивительно, что, придя в свою бывшую школу, Адам Лэнза расстрелял не только директора, но и школьного психолуха!
Особенно яркое выражение такая характерная для психолухов позиция нашла в статейках породистой (римская четвёрка указывает на богатую аристократическую родословную этого сукина сына) психошлюхи по имени Джеймс Нолл IV. Который, правда, по специальности не психолух, а психиатр (MD), но смысл остаётся прежним.
Он начинает с «отмазывания» психиатрии, которая, по мнению многих обывателей, не пришла вовремя на помощь Адаму Лэнза. И в этом Джеймс Нолл, пожалуй, прав, так как исходя из формальных диагнозов Адама (синдром Аспергера и т.д.) ничто, как говорится, не предвещало.
Следует также признать, он грамотно формулирует образ мысли Адама и других людей, совершающих подобные трагические поступки: «Я несу в себе глубокое страдание. Я взорвусь и передам его вам». Нолл также достоверно описывает черты их психики и (фактически несуществующей) социальной жизни:
«Будучи детьми, они перенесли издевательства или были изолированы. Вырастая, они превращались в одиночек, впавших в отчаяние по поводу своей социальной исключённости. Их описывают как подозрительных, озлобленных держателей обид, демонстрирующих навязчивое и негибкое мышление.
Неудивительно, что у них также были нарциссические черты, и, сталкиваясь с личными проблемами, они обвиняли других. Их взгляд на мир характеризовался восприятием большинства других людей как чёрствых и отвергающих. В результате, они проводили значительное время, лелея свою озлобленность и пережёвывая в уме прошлые унижения. Эти пережёвывания эволюционировали в фантазии яростного возмездия».
Нолл также верно отмечает, что у многих из этих людей была патология мозга и то, что мы называем расстройствами психики.
Но что же доктор может прописать, чтобы подобные трагические события не происходили в дальнейшем? Ответ на этот вопрос он начинает с замечания, что зачастую такие люди не могут молчать о своих грандиозных планах, а потому при первых признаках, как говорится, нужно донести на них куда следует, и там уже ими займутся. Дальше же, как говорится, «Остапа понесло»:
«Бесстрашное и открытое сердце ищет счастье, но готово отпустить боль, фрустрации и то, что оно не может получить или избежать. Открытое и бесстрашное сердце ищет возможности взять на себя ответственность за свой гнев. Оно делает это, учась не экстернализировать (т.е. не переносить вовне) вину, будучи готовым анализировать себя и культивировать ответственность. В конечном счёте, независимо от того, какие биологические и социальные факторы задействованы, мы должны взять на себя ответственность за свой гнев».
То есть, ты живёшь, никого не трогаешь, а над тобой, допустим, постоянно издеваются твои же собственные одноклассники. И что тогда ты делаешь? Правильно, отпускаешь боль и фрустрации и обвиняешь в происходящем себя! А попутно вдохновляешь психопатов, садистов и просто отморозков на дальнейшие подвиги по отношению к тебе и прочим безобидным и беззащитным людям! Изумительно! Браво, господин психиатр!
Неудивительно, что статью Нолла хвалили на многих христианских сайтах – ведь эта индустрия деформации сознания уже более двух тысяч лет – куда дольше, чем психолухи и психиатры – гадит людям в мозг, пытаясь превратить их в покорных овец, несомненно, в действительности ради чьей-то чисто мирской выгоды. Впрочем, это далеко не единственная подобная религия, в чём можно убедиться, например, послушав другую дорогую проститутку (купленную ЦРУ или ХЗ кем там) – высокопоставленного индийского овоща далай-ламу.
Особенно впечатляет фрейдистский высер господина психиатра относительно проективной идентификации как механизма в данном случае: «Сижу я тут и чувствую невыносимую боль, с которой сам не могу справиться. Поэтому дай-ка, думаю, я другим больно сделаю, пусть тоже почувствуют, как мне хреново». Но боль – то откуда берётся в подобной ситуации? Несомненно, она может иметь эндогенные, чисто органические причины, как было, судя по всему, в случае Чарльза Уитмена. Который, кстати, в своей предсмертной записке в некотором роде взял на себя ответственность за свою глиому (он подозревал, что одолевающие его неукротимые приступы агрессии имеют под собой чисто органическую причину). А толку-то? Если несмотря на это, он убил свою мать и жену, а потом отправился на вышку пострелять в случайных прохожих!
В остальном же создаётся такое впечатление, что г-ну психиатру непонятен смысл гнева как важнейшей социальной эмоции, ориентирующей человека на ответные действия по отношению к тем, кто приносит ему вред. Может, конечно, таким докторам было бы удобнее, чтобы человек, пока ещё маленький, когда над ним систематически глумятся, просто пошёл и тихо удавился, как это сделали 11-летний Карл Уокер–Хувер и 15-летняя Фиби Принс. Как говорится, нет пациента – нет проблемы. Очень удобно, не правда ли? Впрочем, это уже другой вопрос...
Джеймсу Ноллу в значительной мере вторит в своём интервью «Российской газете» Джеймс Фокс, представленный изданием как «один из ведущих американских специалистов-криминологов, профессор права и общественной политики Северо-восточного университета в Бостоне, а также автор 16 книг, посвященных изучению феноменов массовых расстрелов в Америке»:
«В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить. Эти люди испытывают недостаток эмоциональной поддержки со стороны семьи и друзей. И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой они, как правило, выбирают и то, и другое».
Подобно Джеймсу Ноллу, Фокс, в принципе, приходит к вполне разумному выводу: «Дело не только в оружии» (имея в виду его свободный оборот в США). Однако далее он делает хотя несравненно более гуманное, однако, не менее абсурдное заявление: «Хотя не существует способов достоверно выявить массовых убийц до того времени, как они начнут действовать, нужно всячески поддерживать и вдохновлять тех, кто, по всем признакам, разочаровался в жизни». Вдохновлять на что, простите? Тихо уйти из жизни, не забирая с собой других? Ах, нет, простите, оказывается «Важно вернуть таким людям чувство уважения, предложить дружбу и понимание». Вернуть, говорите? А зачем забирали-то? И если человек не ощущает уважения к себе со стороны других, откуда у него такое чувство-то возьмётся, а? Ещё забавнее, если бы не было так печально, про дружбу и понимание. Интересно, как уважаемый профессор это себе представляет? Никто с этими людьми не хотел дружить, а тут кто-нибудь вызовется: «Видишь вон то ЧМО? Сегодня я с ним дружу и пытаюсь его понять, а то он перестреляет нас тут всех на хрен!» А может, с них деньги надо брать за то, что с ними дружат? Как там: «Ты на пенёк сел – должен был косарь отдать». О такой дружбе и понимании речь, да?
Впрочем, к счастью, есть в Пиндосии и светлые головы. Специалисты Центра контроля и профилактики заболеваний (расположенного в Атланте, шт. Джорджия) пришли к выводу, что ситуация, когда десятки процентов учащихся школ и колледжей систематически подвергаются издевательствам со стороны сверстников и ребят постарше, представляет собой серьёзную угрозу нации. А потому при всей важности терпимости по отношению к неграм, инвалидам, душевнобольным, геям и лесбиянкам, а также прочим физически и душевно иным, абсолютно недопустимо проходить мимо любых проявлений насилия и унижений человеческого достоинства.
К сожалению, в то время как в США, несмотря на серьёзное внимание к проблеме, ситуация остаётся очень непростой, в России даже само отношение безнадёжно далеко от описанного выше просвещенного подхода. Во многих случаях оно похоже на ситуацию, которую описывал в комментарии под новостью о преступлениях Адама Лэнза один американский школьник:
«Я понимаю ситуацию Адама, хотя сам, конечно, так не поступил бы. Надо мной издевались не один год. Я терпел и старался не жаловаться учителям. И только однажды, когда на физкультуре учитель спросил у меня, откуда синяки на руке, я рассказал о том, как меня заталкивали в шкафчик в раздевалке. Но из моей истории не сделали никаких организационных выводов. Физрук только сказал мне презрительно: надо учиться стоять за себя».
Примерно таково «просвещённое» отношение, с которым приходится сталкиваться многим жертвам и их родителям в России и прочих странах на территории бывшего СССР. Вместо моральной, а лучше конкретной организационной поддержки, учителя, школьные психолухи, другие родители и т.д. презрительно советуют пострадавшим записаться в секцию рукопашного боя, дабы там «из хлюпика сделали мужчину». Но можно себе представить, к чему могут вести такие «мудрые» рекомендации, если все дети пойдут в подобные секции совершенствовать свои умения калечить друг друга, нанося удары, которые вполне могут оказаться смертельными! Это же каким моральным физруком по жизни нужно быть, чтобы советовать повышать таким образом ставки в детских боях без правил?!
Кроме того, всегда найдутся те, кто просто по состоянию своего здоровья не сможет интенсивно заниматься. Им тогда придётся выбирать: либо умереть от чрезвычайных, противопоказанных им усилий, либо... стать лёгкой мишенью всех, кому не лень над ними поиздеваться. А кому-нибудь непременно захочется, так как иначе ради чего же они тренировались? Только чтобы защитить себя? Так это неинтересно – никаких удовольствий, только уход от негатива. Поэтому нужно потешить себя, поглумиться над кем-нибудь. Да к тому же, опять-таки, помимо психолухов и прочих, кто уже вовсю наживается на эпидемии деструктивного поведения в обществе, получается выгода для всяких школ рукопашного боя, фитнесов и прочей хрени.
Поэтому тем, кому уже деваться некуда, остаётся только, когда они дойдут до последней черты отчаяния, просто взять ствол и положить на хрен толпу народу... В первую очередь предпочтительно, разумеется, своих обидчиков или тех, кто смотрел, радовался, снимал на телефон, когда их унижали... Пусть теперь родственнички этих восторженных зрителей трупы своих близких на телефон поснимают!
Размышляя над этими вопросами, Джонни изумлялся, какой у нас ещё терпеливый народ. И что вы там вякаете, суки продажные, про озлобленность русских?! Если у нас народ, вон, то работает бесплатно, живя впроголодь, на ворьё, разбогатевшее на прихватизации, то терпит всё время обидчиков своих! А молодёжь, подростки, когда в депрессию впадают и совсем невмоготу становится, то просто тихо уходят навсегда от жизни такой, шагая с крыши.
История Адама Лэнза вдохновила Джонни на написание статьи «Как сделать так, чтобы дети не становились жертвами школьных стрелков». Ведь когда в России стало известно о стрельбе в Ньютауне, сразу же пошли разговоры: а как, мол, у нас будет, если «каждый псих» сможет купить оружие? Джонни же утверждал: главное не это. Просто не надо унижать человека, оскорблять его достоинство. А иначе он ножом, топором, да чем угодно, пусть не многих, одного-двух человек, да убьёт или покалечит. Особенно если деваться некуда, он загнан в угол, а контактировать с обидчиками всё равно приходится.