Литература и журналистика

[Александр ВИН]

ПРОСЬБА ДЯДЮШКИ ГЕННИ


Прошёл всего лишь день, как они вернулись с северных территорий.
Новый проект ещё и до поездки расчётливо представлялся им весьма масштабным и многообещающим, но то, что пришлось увидеть сквозь свистящую метель и чёрную мглу полярной ночи, поразило их действительной грандиозностью собственного замысла и вполне осязаемыми глыбами предстоящих в скором времени финансовых и организационных дел.
Несколько часов они провели на огромном стальном острове в грохоте терпеливо стерегущих их вертолётов, среди пронзительных прожекторных лучей, в меховых волчьих одеждах поверх дорогих костюмов и галстуков, со сладким нефтяным запахом в каждом обжигающе морозном торопливом вдохе.
Все необходимые бумаги были тогда подписаны, необязательные и лживые слова зависимых от них людей – сказаны.
Теперь же, в большом и привычном городе, в глубоких и мягких клубных креслах, им представлялся вполне справедливым сегодняшний приятный покой.
Старший из промышленников, совсем седой и могучий крупной скалистой фигурой Кимбер, и молодой, стремительный взглядами и опасный словами, Навас, неспешно разговаривали не о проекте.
- Послушайте, Кимбер, я честно восхищаюсь вами, вашей хваткой и практическими знаниями, но с каждым днём всё чаще признаюсь себе, наблюдая за тем, как вы ведете дела, что я, окажись вдруг на месте любого из наших оппонентов, немедленно пристрелил бы вас. Даже не на дуэли. Вам когда-нибудь было стыдно?
Неторопливым взглядом старик отметил на просвет плавный уровень коньяка в своём бокале.
- Мне нравится, как вы держитесь после проигрыша, но сегодня в ваших словах много излишнего раздражения. Вы уступили всего лишь в одной незначительной сделке, но всё ещё остаётесь моим партнёром, что гораздо выгодней, согласитесь.
Старший поднялся из кресла и встал рядом с Навасом у широкого окна, по-отечески опустив большую ладонь молодому человеку на плечо.
- У вас есть многое, в свои годы вы, Навас, получили прекрасное образование, имеете значительный деловой опыт, полезные связи, достаточные деньги, в конце концов. Но для того, чтобы достичь в этом мире чего-то сверкающего, недоступного дыханию и прикосновениям прочих людей, необходимы ещё шрамы характера и душа, нечестная, как кастет.
Сейчас нам выпала редкая минута согреться и ненадолго позабыть многое пустое, а вы вдруг задали весьма удивительный вопрос, поэтому так неожиданно и вспомнилась мне одна давняя история. Уверен, если вы согласитесь её внимательно выслушать, получите ответ не менее странный, чем ваши дерзкие слова.
Тяжёлое кресло со стоном приняло в себя неторопливого Кимбера.
Плотно усевшись, старик одним глотком опустошил бокал, щедро добавил себе ещё из бутылки.
- В далёком начале разумной жизни какое-то время рядом со мной был один человек….
В переплетениях поколений нашей огромной семьи дядюшка Генни занимал особое место. Он первым из всех предков и потомков выучился и стал учителем, первым получил какое-то там научное звание. Те из общих родственников, ветвь которых особо близко представлял дядюшка Генни, часто пользовались своим преимущественным правом гордиться им.
Высокий, тощий, в изобильной причёске кудрявых волос, смуглый лицом, с умными, всегда смеющимися глазами, он был любим и нами, мальчишками, далёкими по родству его троюродными племянниками. Встречались мы с ним редко, больше по каким-либо семейным торжествам, знали о нём немного, он же, по причине природной хромоты, никогда не принимал участия в наших подвижных забавах.
Гораздо позже я понял, как же молод был в те времена дядюшка Генни.
Он, со своей рыжеволосой и надменной красавицей женой, и двумя дочками, совсем тогда ещё крохами, снимал домик в пригороде. В застольях родственники часто обсуждали их интересную, образованную, жизнь; говорили ещё и о том, как любит дядюшка Генни жену. По общему мнению, они жили в мире и согласии, кто-то даже однажды в их отсутствие шепнул, что видел, как дядюшка Генни осенним вечером, на крыльце, сам чистил ваксой и свои башмаки, и её чёрные кожаные сапожки…
К нему, единственному признанному педагогу, часто обращались за мудрым советом наши матери, если вдруг случались какие-либо трудности в чьей-то детской учёбе или позже, когда приходила пора нам самим задумываться о своём дальнейшем образовании.
Городок был небольшим, всего с двумя школами, поэтому судьба однажды позволила дядюшке Генни появиться на уроке и в моём классе. Мы с ним стали больше общаться, он же, как хороший учитель, никак не выделяя меня из числа прочих учеников, во многом помогал, подсказывал, терпеливо, с улыбкой, смешными и совсем не обидными упрёками заставлял меня правильно и вовремя обращать внимание на школьные тетради.
Пришла пора и я уехал.
Надолго, на другой край земли.
С решительностью, как и приходилось мне делать многое другое потом, я вырвался из тесной семьи на свободу и стал моряком.
В раннем детстве у меня была одна, но страстная, материальная мечта – шёлковый малиновый плащик, а после первого же удачного и выгодного рейса в южный океан я приобрёл себе чёрное тёплое пальто с блестящим воротником из дорогой каракульчи.
Деньги давали жизненный азарт, я не был жаден, но тратил на удовольствия много. Мелькали мачты разных кораблей, звёзды над морями и странами, часто звенели дешёвыми стаканами многоязыкие портовые кабаки, устало смеялись рядом со мной прекрасные и очень дорогие женщины, жизнь была вкусна, мои руки сильны, а глаза – молоды и остры.
Но однажды я вернулся.
Безо всякого серьёзного повода, не на чьи-то похороны, не уставший, не больной. Просто так. Сердце с непонятной тоской стукнуло прямо посреди океана, пришлось, конечно, немного подождать, но по возвращению в порт я прямо с трапа устремился в мой далёкий родной городок.
Давние друзья, подзабытые порядком братья, провинциальные подруги, рестораны, застолья…. Мне удивлялись, ведь меня не было в городе, по общему мнению, недолго, а успел я за время своего короткого отсутствия повидать многое. Меня спрашивали – я рассказывал, меня с удивлением любили – я был интересен.
Через несколько дней раздался вежливый стук в дверь.
Дядюшка Генни стоял у моего порога, странно маленький и жалкий.
Он посмотрел на меня блестящими, тёмными от усталости глазами и, извинившись, коротко попросил денег.
Что со мной произошло в те мгновенья, до сих пор не могу понять.
Помню только, что я запахнул халат, надетый на голое тело, грубо крикнул женщине, смеявшейся в глубине комнаты, чтобы та помолчала и, удачно, как мне тогда показалось, быстро придумал, что меня ждёт где-то невеста, что скоро свадьба, предстоят расходы, что у самого денег в обрез, что мой последний рейс был крайне неудачным….
В общем, я соврал. Глупо и низко.
Дядюшка Генни опустил голову, ещё раз тихо и медленно извинился передо мной за беспокойство и, припадая на хромую ногу, ушёл.


Большие значительные часы в углу тёмной комнаты пробили первое вечернее время.
Седой Кимбер пошевелился в просторном кресле, разминая поясницу, ещё раз до половины наполнил свой бокал.
- …Теперь-то я точно знаю, почему он выглядел тогда таким незначительным и ненужным. Уверен, что дядюшка Генни сразу же почувствовал мой гнусный обман и понял, что это не я вырос за годы разлуки и стал выше его, а ему самому приходится униженно опускаться передо мной на колени.
Назавтра я уехал, вернее, сбежал.
В бедных семьях вилки и ложки изогнуты по-разному. Понимание и зрелое объяснение такого факта сложилось у меня ещё и раньше, но только после случая с дядюшкой Генни я поклялся себе, что никогда не буду бедным, что ни разу в жизни деньги не будут для меня источником бед и неприятностей. Именно он, мой дядюшка, своей унизительной по форме просьбой невольно подсказал мне верный путь – с тех пор я стал упорно и много учиться.
Я смог разобраться, что лёгкими бывают только бумажные деньги - медяки почти всегда достаются людям куда тяжелее, чем капиталы. В скором времени совсем другие люди помогли мне понять, что не может быть фальшивой мелочи, что незначительные деньги всегда настоящие, такие, какими им и должно быть. У глупцов возникает соблазн сотворить только крупную фальшивку.
А ещё, как-то разглядывая себя в зеркало, я сделал вывод, что у мужчин с возрастом обаяние пушистых ресниц как-то естественно вытесняется свирепостью густых бровей.


Молодой Навас с удивлением слушал и молча смотрел на старика.
Он был уверен, что так подробно и неожиданно говорят о своём прошлом люди, которым эта сложная жизнь уже надоела или по каким-то причинам её осталось совсем немного.
Но он также знал, что здоровье его партнера не нуждалось в жалком медицинском уходе и ежедневном дорогом наблюдении. Скорее, Кимбер и сам был готов в любой момент предложить себя для участия в очередной рискованной деловой игре, и по-прежнему оставался азартен и надёжен, как прекрасно сработанный из дорогих и прочных сортов природного материала музыкальный инструмент.
Кимбер и Навас вместе удачно занимались нефтью, мутной жижей, которая, возникая по их желанию на поверхности стылых северных пространств, очень скоро, стремясь по трубам к тёплым городам, приобретала там бешеную цену и становилась чрезвычайно необходимой и горячей промышленной кровью.
Но ни разу, ни в одной из сделок, Кимбер не был слаб.


Седой лев медленно повернулся в кресле и посмотрел в глаза Навасу.
- Ну что, невероятно?
- Признаюсь, да.… Не могу поверить, что такое случилось когда-то именно с вами. Обыкновенная жизненная история, но чтобы вы…, и так…. Кстати, а как тогда стал поживать ваш дядюшка Генни? Что с ним стало?
- С тех пор я ни разу не был в родных краях.
Кимбер прочно поднялся и принялся расхаживать по толстому красному ковру.
- ...До меня доходили слухи, что жена моего дядюшки наделала массу денежных долгов и, безответно полюбив карточную игру, начала беспорядочно пить. А дядюшка Генни через неделю после моего отъезда повесился.


Внизу, за просторными окнами, по улицам уже проползал вечерний сумрак.
Тихо шуршали по асфальту шины больших автомобилей, бросали по сторонам цветные призывы многочисленные рекламные огни, шевелилась по линиям тротуаров и на переходах одинаково тёмные людские потоки.
- Ну, и почему вы рассказали эту историю именно мне? Я же не ошибаюсь, ведь никто другой об этом не знает? Вы, Кимбер, не беспокоитесь за свою репутацию беспринципного и жестокого финансового волка? Я ведь обиженный на вас, могу при случае рассказать всем о вашей нечаянной слабости.
Как и недавно, старик положил тяжёлую руку на плечо собеседника, только сейчас он смотрел ему прямо в глаза и улыбался.
- Милый мой Навас, вы в силу своей молодости и отсутствия жизненной боли ещё долго будете проигрывать эмоциям и невнимательности.
- Я слушал внимательно!
- Но пропустили, когда я сказал, что такое со мной случилось лишь однажды. Один только раз.
- Зачем вам это было нужно тогда? И почему вы не поступаете так сейчас?
- Раньше я какими-то мгновениями чувствовал, что могу жить не только для себя, а ещё и для кого-то, кто нуждается во мне….
- Сейчас же, - старик отстранился и посмотрел в окно - таких людей вокруг меня нет. Прискорбно признавать, но жизнь устроена таким дрянным образом, что в ней очень скоро не осталось тех, кому я чем-либо обязан.


И никто не увидал его слезы.

2013