Литература и журналистика

[Brandy for]

Кем бы был человек, если бы мог почувствовать кровь, текущую по его венам? У меня нет ответа, но я чувствую, как жизнь проходит сквозь меня. С каждой новой толикой душераздирающей боли я ощущаю, как жизнь покидает тело, как её циркуляция на секунду приостанавливается и она уходит из меня — вновь и вновь, снова и снова. То, что я пережил, — всё то, что дало мне силы жить, — всё это ничто по сравнению с тем, чем я стал. Нет-нет-нет, я жив, я всё ещё жив, но я перестал быть собой. Теперь, находясь под слоем холодной земли, я понимаю, ради чего нужна была моя смерть как человека.
Мои руки разрывались от переполняющей меня ярости, и тьма стала мне родным домом, когда божий свет отверг моё перерождение. Чувства окончательно покинули меня, когда я ощутил, что тепло жизни более не властно надо мной — даже холод, даже смерть, даже мои собственные мысли, чувства, амбиции — всё покинуло меня.
С каждым новым ударом мои руки пытаются вырвать меня из того ада, в котором я оказался, и с каждым новым ударом, с каждым новым ударом моей гниющей плоти я чувствую, как моё мёртвое сердце бьётся лишь в моём сознании. Безвкусный огонь холодеет внутри меня — я даже не чувствую его, не ощущаю его тепло, — он холоднее меня, но он пытается выжить, — пусть уже и потерянный для этого мира. Но не я…
Плоть распадается прямо на моих костях, мышцы обнажаются под натиском одной лишь воли. И с каждым новым ударом я слышу, как окружающая меня тьма ломается под напором моих рук.
Мой изъеденный разум всё ещё не может до конца осознать, что его питает, но огонь продолжает гореть — он разгорается и затухает лишь под напором моей воли. Черви раскопошили насквозь моё тело, пробираясь всё дальше и дальше в глубины гниющей плоти. И с каждым новым ударом их становится всё больше и больше, — они словно собираются на пир из моих потрохов. Скрип ломающейся древесины, который слышен только мне и моим вечным спутникам, заставляет меня продолжать — этот проклятый ящик сгниёт вместе со мной, вместе с моей болью, вместе с той жалкой толикой огня, которая холодеет внутри меня.
Этот огонь, должно быть он — моя жизнь. Он — то, что покинуло меня. Он — то, что хочет вернуть меня обратно в холодную тьму, снова и снова разгораясь на той единственной ниточке, что поддерживает меня в сознании, и надеясь спалить её без остатка, ради моего же мнимого блага и идеалов прошедшей жизни… нет, я не дам этому произойти. Он хочет, чтобы я был мёртв, но только живой может умереть. Но никогда, я никогда более не умру — жизнь ушла из меня также, как уйдёт и смерть. То, что уже не живёт, и никогда не жило, никогда не сможет умереть. Мне нельзя умереть опять.
Мой скромный деревянный коробок наполняет земля, и с каждым новым ударом я становлюсь ближе к тем, кто должны были жить, чтобы умереть. Как когда-то жил и умер я.
Земля осыпает меня, и насекомые, что так долго ждали снаружи, в почве, пробираются ко мне сквозь комки грязи. Мой рот забит ими, и всей той грязью, что принесла их, но я даже не ощущаю их вкуса на изъеденном языке. Словно сама природа чужда мне — она проходит сквозь меня, когда я пытаюсь выбраться из своей тюрьмы. Словно сама земля тушит во мне ту охолодевшую искру, что осталась от жизни… Словно сама же земля чужда этой жалкой, умирающей жизни. Но не мне. Мой разум, моё сознание, моя изъеденная плоть — она более не принадлежит ни этому миру, ни смерти.
Доски ломаются под напором моих рук… ещё немного, ещё совсем немного. Чувства, которых нет; боль, которая ушла, — они дают мне бессилие продолжать эту борьбу с жизнью. Ведь только благодаря бессилию я смог вернуться оттуда, где сила более ничего не значит.
Ещё немного, совсем немного, и всего один рывок отделяет меня от свободы. Мой череп трещит — он ломается от ударов по прогнившим доскам. Но я снова и снова продолжаю выбивать из себя жизнь — с каждым новым ударом мой лоб крошится от переполняющей меня воли к нежизни. Звуки ломающихся костей перекрывают скрип древесины, и я вырываюсь из человеческой тюрьмы, в которую меня заперли все те жалкие твари, что тешили себя надеждой на то, что я доставлю им душевные страдания лишь фактом своей смерти. Но нет, я не такой. Более не такой. Я заставлю внемлить страданию и молить о боли… Как же я молю себя о боли, когда мой живот распарывает одна из этих досок, что были сломлены мной минуту назад. Если бы, если бы я мог почувствовать боль… почему я не могу почувствовать боль?.. Лишь грязь и гниль струятся по моим разрушенным венам, когда я пробираюсь сквозь холодную могильную землю вверх, к солнцу.
Копая сквозь запах трупной плоти, которую я не могу почувствовать, и сквозь холод, который более не может сковать меня, я копаю, чтобы найти то, что я должен потерять — не предназначенную мне искорку потерянной жизни. И я нахожу её…
Ветер, который я не чувствую, и небо, словно истекающее кровью там, наверху, — в самом своём сердце, где теплится жизнь между мирами мёртвых. Мои пальцы нащупывают пустоту и промокшую поверхность могилы, и я наконец-то выбираюсь из этого ожившего кошмара.
Моему взгляду предстаёт ночное небо, оплакивающее тех, кто жил ради смерти, и его слёзы тушат во мне ту последнюю искорку, которая вновь разожглась в прогнившем сердце, когда я очнулся. Которая разгоралась раз за разом, чтобы снова затухнуть, пока моя плоть разрывалась прямо на моих костях, пока черви продолжали жрать мою плоть, пока мой раздробленный лоб продолжает таранить гроб, пока земля просачивалась сквозь мёртвую плоть. И теперь, когда я смотрю на камень, что должен был быть подтверждением моей смерти, я понимаю, что только этот небесный плач смог затушить искру моей жизни, когда я попал в мир, который отныне стал мне чужд. Слава Богу, — наконец-то я действительно потерялся.

[вега23]

Ой,а не страшно было Только вот сюжета нет,а жаль...Зарисовка оригинальная.