Литература и журналистика

[trueshakespeare]

Но Гаррис упивается видом могил, гробниц, эпитафий и надписей на
памятниках…

Д.К.Джером



Величественность раскинувшегося перед нами кладбища так поразила всех, что первый раз за всю поездку мы не только не были раздражены просьбой остановиться для удовлетворения необычной страстишки нашего друга, но и охотно приняли приглашение присоединиться к нему.
Необычное единодушие и, главное, скорость, с какой мы откликнулись на его просьбу и приглашение несколько озадачили нашего друга, сразу же заподозрившего нас в намерении устроить очередной розыгрыш над ним. Поэтому произошло небывалое. Не мы, чертыхаясь, плелись за ним к очередному погосту, но он едва поспевал за нами, погруженный в раздумья о том, какую каверзу мы задумали.
А между тем, нам было совершенно не до него. В отличие от него мы хотели стать писателями, хотели создать нерукотворные памятники себе, а потому просто не могли не воспользоваться случаем, чтобы посмотреть, как эти памятники выглядят у наших предшественников. Потому что уходящее за горизонт кладбище было погостом писателей.
Взяв с нас соответствующую мзду, позвякивая ключами и скороговоркой объясняя принятые здесь правила, сторож поковылял в направлении ворот.
— Дружище, не утруждайтесь! Мы пройдем в калитку.
— Никак нельзя! Калитку мы стережем даже пуще своего ока. Ведь именно через нее старается прошмыгнуть на кладбище со своими памятничками большинство писателей.
— Ну, так уж и большинство, — обиделись мы даже не за этих «писателей», а за самих себя.
— Да, большинство. Правда, есть еще анденгранденцы, пытающиеся прорывать ходы на кладбище под ее стеной, но собаки быстро их обнаруживают.
— Да что вы! Неужели есть и такие?
— О, еще какие есть хвантасты и детективы!
— Ладно, хватит! Идем быстрее к воротам! Дальше мы разберемся без вас!
— Вряд ли.
— Это еще почему?
— Очень просто! Вы не знаете, что надо читать на памятниках! А я бы вам показал.
— Мы что, мало сунули тебе! Или ты думаешь, мы не способны прочитать имена и фамилии!
— Э, мы лишнего не берем. Только читать-то надо не что попало.
— А что же?
— Девиз! Или завет!
— Как это?
— А вот, например, «Помни о войне!» Уважжаю!
— Так это не у писателя! Что писатель-то может написать?
— Вот те и на! Только писатели и знают, что только слова могут пережить любые памятники. А вы-то сами не писатели случаем? — вдруг в охотничей стойке замер сторож.
— Вот те крест, нет! А вы-то откуда всего этого набрались?
— А что. Дел у нас не много. Вот и вычитываем.
— Что вычитываете-то?
— То и вычитываем. Девизы, аль заветы, которые сами покойнички не удосужились распорядиться поместить на их памятниках. Некоторые поныне исполняются беспрекословно и неукоснительно.
— Ну, например?
— Да хотя бы вот: «Поэзия должна быть немного глуповатой».
— Эй, сапожник, суди о сапогах! А еще пример можешь?
— Да. На всю жизнь запомнил! «Простота и истина». Каково! Как раз для нас.
— Ой, заберите деньги. Смотрите, какую громадину везут. Сегодня экскурсий уже не будет.
— Оставь деньги. Мы постоим, посмотрим, что будет выбито на пьедестале.
— А чего смотреть-то! Ничего и не будет. Мы потом сами посмотрим в книжках покойника. А сейчас уходите!
И опять случилось небывалое. Наш друг стремительно помчался назад, а мы медленно поплелись за ним, перетряхивая в памяти написанное нами.