Литература и журналистика

Рубикон (49 г. до н.э.)
Отрывок из поэмы "Юлий Цезарь, Гражданская война"

***
Я целый день провел в Равенне,
Скрывая замыслы свои
И нараставшее волненье
За беззаботным поведеньем.
Из Галлии не подошли
Мои войска, и я навряд ли
Мог ждать их ранее весны.
А при ведении войны
Мне нужно действовать внезапно.
Иначе буду обречен
Немедленно на пораженье.
Помпей, вне всякого сомненья,
Меня раздавит с двух сторон.

В Ближней Испании стоят
Его семь легионов, с ними
Из Рима он весною двинет
Вновь навербованных солдат.
Тогда уже едва ль сумею
Я противостоять ему,
В тылу, кроме всего, имея
Враждебную к себе страну,
Которую завоевал,
Но где остался дух свободным.
В то время я располагал
Одним десятым легионом
По эту сторону от Альп
И кавалерией германцев.
Помпей же, словно праздный царь
Бездействовал и не решался
Начать готовиться к войне,
Высокомерно заявляя,
Что встанет армия любая,
Где б он ни топнул по земле.

Мои два легиона в Риме,
Что я Помпею отослал,
Он вряд ли мог считать своими.
И так что, как я полагал,
Часть моей армии теперь
Уже находится на месте,
И там пока активных действий
Не ждут со стороны моей.

С утра я разослал посланья
Легатам в Галлии своим,
И для своих агентов тайных
Письмо с инструкциями в Рим,
Чтоб в заблуждение вводить
Ложными слухами Помпея
И постараться убедить
Его, что сам я не посмею
Поднять оружье на сенат
И против римского народа
И где-нибудь через полгода,
Как этого они хотят,
Свои оставив легионы,
Уже как частное лицо
Прибуду в Рим, в конце концов,
Закону нашему покорный.

***
Теперь мне оставалось ждать
И тем же вечером исчезнуть,
Себя же я решил занять
Пока что чем-нибудь полезным.
И, в общем, не без интереса
Выслушивал, как обстоят
Дела с поставкой в город леса,
Затем довольный магистрат
Мне с гордым видом показал
План гладиаторской казармы.
Я внес ряд дополнений к плану,
И он их к сведенью принял.

После полудня осмотрели
Мы ход строительных работ
Общественных сооружений
И городской водопровод.
Немного позже в местном театре
Смотрел трагедию “Эдип”,
А вечером друзей своих
И всех равеннских магистратов
Собрал на ужин у себя.
Не дожидаясь окончанья,
Я, постаравшись дать понять,
Что отправляюсь на свиданье,
Покинул их и сел в повозку,
Шатаясь словно от вина.
На небе полная луна
Висела в воздухе морозном
Над крышами домов, и звезды
Усеивали небосвод,
Сверкая блеском переменным.
Мы выехали из Равенны
Из главных северных ворот.

От города примерно в миле
Остановились у ручья.
Сюда заранее прибыли
И в ожидании меня
Стоял Азиний Поллион
С центурией германцев рослых.
Я быстро вылез из повозки
И дальше следовал верхом.

Проехав мили полторы
Свернули к лесу, где, блуждая
И то и дело объезжая
Дубов поваленных стволы,
Искали в темноте ночной
Дороги старой ответвленье,
Что шла в низине параллельно
Дороге римской основной.
По ней, укрытой средь деревьев,
И сквозь тумана серый дым,
Пустились в южном направленье
В объезд Равенны в Аримин.

***
Похолодало и роса
На почве обратилась в иней.
Примерно через полчаса
Мы оказались на равнине
Где, озаряемый луною,
Струился тихий Рубикон.
Там ожидал меня Антоний
И мой десятый легион.

Свет полуночного светила
Мерцал на шлемах и щитах.
Шел редкий снег, земля остыла,
У берега в пяти шагах
Клубился голубой туман
И плыл неслышно над рекою.
Ко мне приблизился Антоний,
Спросил, что передать войскам,
Какие будут приказанья.
Хотя решение мое
Не изменилось, я в молчанье
Стоял у берега. Еще
Не поздно было повернуть,
Но этим слабость обнаружить.
А стоило продолжить путь,
Как все начнет решать оружье.

Пожертвовать ли свой успех,
Ради спокойствия и мира,
Иль правды добиваться силой
И бедствия навлечь на всех?
Что ж, пусть не миновать войны,
Но я себе останусь верен.
Да будет Рубикон перейден,
Мосты за нами сожжены!

Раз таковы предначертанья
И воля высшая богов,
Пора, к тому я принуждаем
Несправедливостью врагов.
Со мною верные друзья,
И пусть Юпитер нам поможет!
“Вперед!” – тогда воскликнул я
И меч свой выхватил из ножен.

Войска по моему примеру,
Воздели с криками мечи.
“Вперед, мои легионеры!
За мной, соратники мои!”

Я подал знак, и моя лошадь
Ступила на настил моста.
Был сделан шаг, был жребий брошен,
Война с Помпеем начата.

фрагмент из книги "Невольные вариации в стихах на тему Литературной классики (Мастер и Маргарита) и Классической истории (Цезарь и Ганнибал)"

М... А книга ранее была опубликована?

Хайретдинов, Ст.
Невольные вариации (в стихах) на тему Литературной Классики ("Мастер и Маргарита") и Классической Истории ("Цезарь и Ганнибал")
Издательство: Многоцветие
Переплет: ламинированный тверд.; 308 страниц; 2007 г.
ISBN: 978-5-05-006595-7; Формат: стандартный
Язык: русский

http://www.libex.ru/detail/book122191.html

Битва при Заме (202 г. до н.э.)
Отрывок из поэмы "Ганнибал" (расстановка сил)

***
Я проводил практически все дни
В уединенье в собственной палатке,
Где перечитывал и приводил в порядок
Разрозненные записи свои.

Согласно приказанью Сципиона
В пределах лагеря в дневное время я
Перемещаться мог вполне свободно.
Но, не желая злоупотреблять
Его великодушьем и доверьем
Как и расположением ко мне,
Я начисто отринул в тот момент
Какие-либо мысли о побеге.

Кроме того, как сам я полагал,
Имея одинаковые силы,
Противники теперь как никогда
Были близки к желаемому миру.
И в этот мир я вклад внести смогу,
Лишь находясь со Сципионом рядом.
Тщеславие и римское упрямство
Присущи, к счастью, не были ему.

Все двигалось к тому, что уже скоро
Излишне затянувшейся войне
Положат, наконец-таки, конец
Идущие теперь переговоры.

Пока же продолжалось перемирье,
Я в полной мере пользовался тем,
Что и возможность получил, и время
Достаточно подробно изучить
Жизнь в римском лагере, обычаи, порядки,
И иногда до самого утра
Мог слушать, как бывалые солдаты
Рассказывали юным у костра
Истории своей походной жизни,
И всю картину нынешней войны
Увидел снова, но со стороны
На сей раз не Карфагена, а Рима.

***
Общаясь тесно с римским полководцем
Я изучить смог легионный строй.
Традиционно, первым делом в бой
Идут гастаты, то есть копьеносцы.

Метая на коротком расстоянье,
Обычно с четырех-пяти шагов,
Увесистые копья в строй врагов,
Они в дальнейшем рубятся мечами.
Их линия завязывает бой,
Но ежели враги не уступают,
Гастаты целым фронтом отступают
К стоящей сзади линии второй,
Бойцы которой опытней гастатов.
Но обе эти линии у них
Обычно состоят из молодых,
А старые, бывалые солдаты
За ними образуют третий ряд
И потому триарии зовутся.
Хотя они храбрее прочих бьются,
Их римские стратеги не спешат,
Покуда положенье позволяет,
На смену молодежи выводить,
Но стоит им в сражение вступить,
Как битва с новой силой закипает.

Возможность для таких перестроений,
Заложена, как видится мне, в том,
Что римский легион подразделен
На тридцать войсковых соединений –
Манипулов (с латинского “кулак”),
По десять рядом в линию сплошную,
И каждый состоит из двух центурий,
Способных перестраиваться так,
Что из сплошной шеренги глубиной
В шесть человек и шириною в двадцать
Манипул может преобразоваться
(Одна центурия, встав позади другой)
В квадраты вдвое большей глубиною
(И вдвое же при этом ширина
Манипулов уменьшиться должна
Без измененья общей длины строя).
При этом меж манипулов соседних
По фронту образуется проход,
В него из задней линии встает
(Смещенной относительно передней)
Такой же точно формой и размером
Манипул свежий, замыкая строй.
И вновь опять шеренгою сплошной
Смыкаются ряды легионеров
Как и в начале, только глубже вдвое,
И вдвое, соответственно, мощней.
А если нужно вывести затем
Манипулы уставшие из боя,
Чтоб дать им отдых иль с иною целью,
Их секции отводятся назад,
Ну а их место занимает ряд
Центурий из манипулов соседних.

***
Я наблюдал, как римляне часами
На поле перед лагерным валом
Подобные маневры выполняли,
То шли вперед, то быстро отступали.
Их мастерство росло, и с каждым днем
Синхронней становились все движенья
И четче выполнялся каждый шаг.
Передо мною в солнечных лучах
Начищенные шлемы их блестели
Подобно золотистой водной глади,
Мерцающей слепящим глаз огнем.
Во время всех учений Сципион
Стоял на возвышении чуть сзади
Откуда приказанья отдавал
И наблюдал за ходом тренировки,
Ну и, конечно, общей подготовке
Немалое вниманье уделял.

За лагерным валом располагались
Штук сорок в землю вкопанных столбов,
И воины с пятнадцати шагов
В них дротики и пилумы метали.
Чуть далее разбит был ипподром –
Большое поле, где кавалеристы,
По большей части люди Масиниссы,
Оттачивали со своим конем
Стремительные конные маневры
И состязались в верховой езде.
Сам Сципион старался быть везде
И ободрял примером или словом
Своих солдат. Он также приказал
Соорудить подобие палестры
И часто из Сицилии атлетов
Сюда на состязанья приглашал,
Однажды в них участье принял сам.
При этом одолел в финальной схватке,
Одним броском повергнув на лопатки,
Сильнейшего борца сиракузян.

При этом Сципион ни на минуту
Не забывал про должностной свой долг.
Я прямо поражался, как он мог
Одновременно поспевать повсюду.
Он ежедневно рассылал разведку,
Слал письма в Рим и принимал послов,
Расспрашивал о чем-то пастухов
И созывал военные советы.
При всей неутомимости своей
И важности любых его решений,
В нем чувствовалось умиротворенье,
Спокойствие, которое скорей
Присуще умудренным жизнью старцам,
Чем людям его возраста. Покой,
Какой-то совершенно неземной
В его глубоком взгляде ощущался,
И отражался в правильных чертах,
Где сочетались строгость аскетизма
С изысканностью аристократизма,
Величие души и простота.

Но это же спокойствие меня
Как раз всего-то более пугало,
Ни жалости, ни гнева, как казалось,
В душе он никогда не ощущал.
Законы и обычаи людские
Условностью являлись для него.
И мне казалось, что он даже верил
В каких-то своих собственных богов.

Он был умен, прекрасно образован,
Успел перечитать немало книг,
Знал с юношества греческий язык
И говорил на нем вполне свободно.
Что же касалось опыта его,
Полученного им в военной школе,
То, несомненно, всякий полководец
Ему лишь позавидовать бы мог.

Начавший службу в армии отца
В канун войны простым легионером,
И все ступени воинской карьеры
Пройдя затем до самого конца,
Он был участником всех самых важных битв,
Свидетелем крупнейших поражений
И всякий раз учился на примере
Начальников несчастливых своих,
Как избегать их пагубных ошибок.
И изучить за этот срок успел,
Благодаря чему всегда брал верх
Их словно заколдованный противник.

***
Он иногда беседовал со мною,
И новости мне вкратце сообщал.
По сути, от него я узнавал,
Что в Италийских землях происходит.

Зайдя однажды вечером ко мне,
Он обратил внимание на свиток,
Который в тот момент лежал открыто
Передо мной на письменном столе.
Он молча пробежал его глазами.
“Тут, кажется, ошибка. У тебя –
Заметил он – написано, что я
Здесь вскорости сразиться собираюсь
С войсками Ганнибала и Магона,
И что последний с армией своей
Находится в Лигурии.” “Ужель, –
Я у него спросил недоуменно –
Мной что-либо написано не так?”
Ведь армия Магона направлялась
На юг Италии, и там предполагалось
Объединить затем его войска
С войсками Ганнибала. “До сих пор –
Ответил Сципион – все так и было.
Но только лично я употребил бы
Вот здесь в прошедшем времени глагол.
В Лигурии Магона больше нет.”
“А где же он?” – спросил я с нетерпеньем.
“Уже нигде. Он умер от раненья
Вблизи Сардинии. – дал нехотя ответ
Мой собеседник, – Можешь написать,
Что претор Публий Вар и Марк Корнелий,
Вступив в лесах Лигурии в сраженье,
Заставили противника бежать.”
Вот значит как, теперь и младший брат
Ушел в небытие вослед за средним,
И Ганнибал один теперь, последний
Оставшийся из трех могучих львят,
Что сотрясали мир своим рычаньем...
Еще один покинул этот мир.
Это Совет Магону поручил
Сперва отплыть с наемными войсками,
В Испанию, которую назад
Вернуть уже нам было невозможно.
Хоть предсказать заранее несложно
Было исход сражения тогда,
Меж необученной толпою войск наемных
И закаленными в походах и боях
Под руководством славного вождя
Отборными войсками Сципиона.

Затем на Балеарских островах,
Куда он отбыл после пораженья,
Магон на все оставшиеся деньги
Стал снова в спешке вербовать солдат
И вновь по приказанию Совета
Не к брату на подмогу поспешил,
А в Среднюю Италию отплыл,
Которая уже к тому моменту
Отрезана практически была
На юге крупной римской группировкой.
И хоть Магон упорно и жестоко
Ей целый месяц противостоял,
Его борьба была обречена,
И положенье было безысходным.
А в Африке в то время Сципионом
Нумидия была покорена.

(возвращение Ганнибала)


***
Так для меня прошла эта зима.
Вся информация, что все же поступала
Ко мне о предприятьях Ганнибала,
Была недостоверна и скудна.
Сам Ганнибал, как я узнал позднее,
Италию покинул в ноябре,
Когда ему карфагенский совет
Прислал посланье с просьбой о спасенье
Родного города. В Италии война
Велась тогда медлительно и вяло.
Здесь, в Африке, как всем тогда казалось,
Ее судьба должна быть решена.

Сам Ганнибал был к этому готов,
Война уже была бесперспективной,
В Италии все больше городов
Переходило снова в руки римлян,
А те же, что удерживал стратег,
Держались им не верностью, а страхом.
Так постепенно проходили прахом
Плоды его блистательных побед.

Рим наступал. Перед своим отъездом
Стратег в хранивших верность городах
Распределил всех раненых солдат,
А также часть во многом бесполезной
Толпы наемников, которые уже
Два года ничего не получали
И, кажется, серьезно помышляли
О самом настоящем мятеже.

Уже перед отплытьем, под Кротоном
С ничтожной частью прежних своих войск,
Вновь проявив талант блестящий свой,
Стратег разбил три римских легиона,
Пытавшихся его остановить.
И хоть бежавший консул Гней Сервилий
С необычайной ловкостью и рвеньем,
Едва оправясь после пораженья,
Пытаться будет позже исказить
И ход, и результат того сраженья,
И хоть народ, тем более сенат,
Скорей всего, конечно не поверят
Его хвастливым, лживым донесениям,
Но все благоразумно промолчат.

Как говорили, многих италийцев,
(Их было в его войске тысяч пять)
Страну не пожелавших покидать,
Сперва им повелев разоружиться,
Стратег затем собрал в каком-то храме
Где приказал коварно перебить,
После чего сам поспешил отплыть
С оставшимися верными войсками.

Рассказы эти – ложь, считаю я,
И совершенно неправдоподобны,
Ведь Ганнибал жестокости подобной
Даже к врагам своим не проявлял,
И был всегда к союзникам лояльным.
Я не могу, конечно, утверждать,
Что эти слухи, или же их часть
И вовсе каких-либо оснований
Реальных под собою не имеют.
Возможно, Ганнибал и впрямь казнил
Кого-нибудь, кто злоупотребил
Его великодушьем и доверьем.

В какой же мере эти слухи верны,
Мне сложно с объективностью судить.
Я лично не могу их подтвердить,
Как, впрочем, не могу и опровергнуть.
Одно известно точно, Ганнибал
Вернулся в Африку уже без италийцев
И в Лептисе, в ста милях от столицы
С остатком войска перезимовал.

Оттуда с наступлением весны
На тех же кораблях с попутным ветром
Он переправил войско к Гадрумету,
Чтоб продвигаться дальше вглубь страны.

До этого, покуда Ганнибал
Еще в самой Италии сражался,
Совет Карфагена почти единогласно
За заключенье мира выступал.

Я помнил, как являлись к Сципиону,
Послы, и, преклонившись перед ним,
Молили, чтобы был великий Рим
К пунийскому народу благосклонным.
Как в оправданьях, полных низкой лести,
Они пытались снять с себя вину,
Мол, Ганнибал решил начать войну,
Презрев их волю большинства в Совете.
Безумие его и жажда власти
Едва не погубили их народ,
Однако, от ответа не уйдет
Виновник их позора и несчастий.
Он, заверяли клятвенно, под стражу,
По возвращеньи сразу будет взят.
Ведь снова из-за алчности солдат,
И безрассудства собственных сограждан
От гибели их город оказался
Уже буквально в нескольких шагах.
Но пусть еще раз милостью врага
Сохранено им будет государство.
Пусть победитель властвует над ними,
Как справедливый, мудрый господин.
И никакой другой не нужно им
Отныне власти, кроме власти римлян.

На это так ответил Сципион:
Он плыл сюда с надеждой на победу
И самый ход войны надежду эту
В нем только укрепляет с каждым днем.
Победу, а не договор о мире
Он в Рим намеревался привезти.
Но, коли есть возможность, прекратить
Взаимные убийства и насилья,
Хотя победа у него в руках,
От мира отрекаться он не станет.
Пусть вспомнят все, а кто не знал – узнает,
Что существует все еще пока
Понятье права, и Рим с уваженьем
К понятию относится сему,
И начинать, и завершать войну
Лишь оным руководствуясь, намерен.

Так был подписан мирный договор,
Направленный в сенат на утвержденье.
В своих условиях проконсул был умерен
И на уступки многие пошел.
Он требовал лишь возвращенья пленных,
Отвода из Италии самой
И с ближних островов пунийских войск,
И возмещенья всех убытков Риму.

Но сразу по прибытьи Ганнибала
В Совете пожалели о своем
Былом решении. К тому же за окном
Толпа народа громко призывала
Решение о мире отменить
И продолжать сражаться до победы.
Так в Гадрумет прибывшему стратегу
Приказ был послан с войском поспешить
К Карфагену, где позабыв о мире,
Опять заговорили о войне.
И надо же случиться в тот момент,
Что б к берегу близ города прибились
Сто сорок римских транспортных судов,
Что из-за ветра встречного на море
Отбились от военного конвоя
И оказались в области врагов.

Толпа народа бросилась на площадь,
И непрерывно слышалось вокруг:
Добычи упускать нельзя из рук,
Ведь взять ее – чего быть может проще!

Другие возражали: Не истек
Покудова еще срок перемирья.
У римлян сами мира же просили,
И Сципион, хотя отвергнуть мог
Их предложенья, им пошел навстречу,
И договор направили в сенат,
А те, кто мира прочного хотят,
Такие допускать не вправе вещи.
Ведь мирные усилия разрушить,
Один лишь может их поспешный шаг,
И оскорбленный в лучших чувствах враг
Не станет оправдания их слушать.

Но, как всегда бывает там, где знать
Заигрывает с чернью ради власти,
Часть большая толпы над лучшей частью
Сумела без труда возобладать.

Покинутые в спешке экипажем
На тросах грузовые корабли
В карфагенскую гавань привели,
И в тот же вечер прибыли туда же
Послы от Сципиона, чтоб узнать,
Что означают действия такие,
Однако, жажду крови и насилья,
Чернь не желала более скрывать.

Вмешались, к счастью, должностные лица
И защитили прибывших послов,
Которые тотчас без лишних слов
Обратно поспешили удалиться.

Однако же, когда устья Баграды
Корабль их сумел уже достичь,
Откуда можно было различить
Примерно в пяти милях римский лагерь,
Три боевых пунийских корабля,
Напав на них, едва не потопили.
Мы этому свидетелями были,
И стало очевидно для меня,
Что слабые ростки моей надежды,
На то, что, наконец, наступит мир,
Погибли на корню, и новый был
Виток войны при этом неизбежным.

***
Немало удивлен и возмущен
Был Сципион подобным вероломством,
Тем, что Карфаген так легко и просто
Смог преступить неписаный закон
О неприкосновенности посла,
Особенно во время перемирья.
Вдобавок ко всему, тогда же в Риме
Ему на смену думали прислать
Очередного консула, поскольку
Его формальных полномочий срок
Уже почти полгода как истек,
И в Риме возбуждали недовольство
Из-за вражды и зависти к нему
Противники, и прежде всего, Фабий,
Которые народу объявляли,
О том, что он затягивал войну
Из злого умысла или же потому,
Что завершить ее не в состоянье.

Тем временем уже карфагеняне,
Которые с прибытием вождя,
Казалось, вновь поверили в себя
И новою надеждой воспылали,
Направили к стратегу подкрепленье,
Которое он требовал от них.
Там сто слонов имелось боевых,
Отряды городского ополченья,
Оставшиеся верными ливийцы,
Наемники из самых разных стран –
Иберы, мавры, кельты, лигурийцы,
И небольшой отряд македонян,
Направленный сюда царем Филиппом
В виде союзной помощи своей,
Чуть, правда, запоздалой. Лишь теперь
Царь бросил вызов римлянам открыто.
Как бы то ни было, но хилиарх Сопир,
Который в Гадрумете появился
С трехтысячным отрядом фалангистов
Отнюдь не лишним в этом войске был.

Конечно, Ганнибал не мог предвидеть
Подобный перемирия исход,
И что такой внезапный поворот
Случиться может в череде событий.

Собранием толпы безумцев полных
Он обозвал карфагенский сенат,
А на приказ вести своих солдат
Немедленно на лагерь Сципиона
Ответил так: “Вы глупостью своей
И жадностью вначале не давали
Мне победить в войне, мечтая в тайне
О нашем пораженье! А теперь
Решили погубить и весь наш город,
Отвергнув, предлагаемый вам мир,
Уже после того, как утвердил
Римский сенат условья договора!
Так знайте же, старейшины и судьи,
Что судьбы двух великих городов
Сейчас висят на острие клинков,
От вас же ничего уже не будет
Зависеть даже в собственной судьбе,
Она в руках моих и Сципиона!
И быть ли впредь Карфагену свободным,
Отныне лишь ему решать и мне!”

***
Прошла весна, и наступило лето,
А вместе с тем ужасная жара.
Война опять как будто замерла,
И лагерь Сципиона близ Тунета
Напоминать стал мирный городок,
Где разместились на постой солдаты.
Под Утикой еще велась осада,
Но не давала никаких плодов.

Сам Сципион все время отлучался,
Куда-то с частью конницы своей,
Отсутствовал порой помногу дней
И крайне изможденным возвращался.

Хоть как всегда он выглядел спокойным,
Но, присмотревшись, я отметить мог,
Что в действиях наметилось его
Стремленье очевидное ускорить
Дальнейшие событья. И теперь
Он срочно вызвал в лагерь Масиниссу,
Который десять тысяч нумидийцев
Привел с собой из западных земель,
Из них почти шесть тысяч было конных.
Так римской кавалерии число
Уже до восьми тысяч возросло,
А пехотинцев в войске Сципиона
Имелось тридцать тысяч человек
(Что было меньше, чем у Ганнибала).
Последнему зато не доставало
Хорошей конницы, которая успех
Столь часто приносила ему прежде.
Но говорят, всему есть свой черед.
Воинственных кочевников народ
Служил сегодня, и вполне успешно,
Его противнику... Я вспомнил, как при Каннах
На быстрых африканских скакунах
Сквозь римский строй, мешая кровь и прах,
Они неслись подобно урагану.

Ничто, казалось, не могло сравниться
В стремительности с черными как смоль
Номадами. Отряды нумидийцев
В бою превосходили быстротой
Любую конницу. Я думаю порой,
Что в Каннской мясорубке ощущал
Любой из римских воинов, наверно,
Когда отряд номадов озверелых
Обрушился на них как черный вал.
Когда был слышен только вой и свист,
А пред глазами яростно мелькали
Десятки перекошенных в оскале
Свирепых и почти безумных лиц.

Ну а теперь карфагенский стратег
По сведеньям моим имел в наличии
Всей конницы лишь около двух тысяч
И пеших сорок тысяч человек.
Но это преимущество в пехоте
На деле было призрачным. Из них
Не меньше трети было молодых,
Неопытных юнцов, лишь на охоте
Доселе бравших лук или копье
Или вообще их взявшие впервые.
Треть составляли разноплеменные
Наемники, которые еще
Не воевали вместе с Ганнибалом
И преданными не были ему.
Из тех же, что прошли с ним всю войну,
Таких число немногим превышало
Двенадцать тысяч, далеко не все,
От возраста, полученных ранений,
И всевозможных тягот и лишений,
Которые они перенесли,
Имели силы службу продолжать,
Но покидать стратега не желали,
Ведь в опытности равных им едва ли
Возможно было где-либо сыскать.

Все эти воины, хоть и ослабнув телом,
Всецело были преданы душой
Военачальнику, с которым в новый бой
Готовы были снова выйти смело
Против легионеров Сципиона,
Который смог на двух материках,
Добиться превосходства и пока
Еще ни разу не был побежденным
Как полководец, и вполне серьезно
Считал себя избранником богов.
Что же касалось боевых слонов,
То больше иногда вреда, чем пользы
Они в бою способны причинить,
Коли их применять неосторожно.
Уж я то знал по опыту, сколь сложно,
В отличье от индийских приучить
К покорности ливийских великанов,
Которые и больше, и сильней.
Но Ганнибал мог выставить теперь
Лишь только их, согласно нашим данным.

Такими силами располагал в то время
Карфагенский стратег, когда война
Была под осень возобновлена,
И он от Гадрумета продвиженье
Предпринял к тому месту, чье названье
Впервые я тогда лишь и узнал.
Поселок Зама был настолько мал,
Что прежде о его существованье
Я даже и не слышал, а теперь
Он, кажется, известен всему свету.
Весь переход туда от Гадрумета
У римлян занял менее трех дней.

Переговоры

***
Наутро я и Публий Сципион
Отправились на встречу с Ганнибалом.
Карфагенская армия стояла
Чуть севернее Замы. С трех сторон
Вокруг тянулась плоская равнина,
А сзади поднималась цепь холмов,
Там находился лагерь. От него
Я расстоянье оценил примерно
До римской ставки в восемь-девять миль.
Практически на равном расстоянье
Меж римским и пунийским лагерями,
Тек мутный высыхающий ручей.

Туда противники в условленное время,
Оставив лошадей и свой эскорт
На некотором разумном удаленье,
Направились (я шел в сопровожденье),
Чтоб встретиться и застарелый спор
Меж римской и карфагенской державой
Теперь, быть может, миром разрешить.
И это бы обоих их покрыть
Могло бы несравненно большей славой,
Чем в случае победы одного,
Пусть даже и блистательной победы.
Такую мысль я римскому стратегу,
В той степени, насколько это мог,
Внушал, пока мы ехали сюда.

И вот стратеги встретились. Вначале
Минуты две противники молчали,
И каждый с изумлением взирал
На своего соперника. В смущенье
Я отступил на пять шагов назад.
Мне показалось, что обоих взгляд
Был полон непритворным восхищеньем
Пред гением и славою другого.
Вот так впервые встретились они,
Два величайших воина, вожди
Двух издавна враждующих народов.

Ни тот и ни другой как полководцы
Не знали поражений до сих пор.
Но если не решить теперь их спор,
То завтра одному из них придется
Впервые уступить и перестать
В глазах всех прочих быть непобедимым.
Я чувствовал, что мне невыносимо
За их немой беседой наблюдать,
Казалось, это будет длиться вечно.
Молчание нарушил Ганнибал.
“Что ж, римлянин, я не предполагал,
Что нам судьба подарит эту встречу.”

“Да, – отвечал на это Сципион, –
Под Римом ты рассчитывал едва ли,
Что десять лет спустя уже Карфаген
Войсками Рима будет осажден.”

“Да, это так, шестнадцать лет назад
Я перешел с войсками Пиренеи,
И вторгся через Альпы в ваши земли...
Мне было почти столько же тогда,
Сколько тебе сегодня, Сципион.
Тебе же было только восемнадцать,
И ты обычным воином сражался,
Когда впервые я с твоим отцом,
Едва спустившись с Альп, вступил в сраженье.
При Требии, затем при Тразимене
Несли вы с каждым разом от меня
Все более тяжелые потери.
И, потерпев три крупных пораженья,
Вы выбрали диктатора, вождя,
Имевшего в теченье полугода
Почти неограниченную власть.
И что же, он позволил разорять
Мне ваши земли, а военным долгом
Считал бездействие. Против меня бороться
Он почитал безумием в бою,
И, сохранив так армию свою,
Был признан величайшим полководцем.
Затем всю молодежь и ветеранов
Решил собрать в едином войске Рим,
Два консула командовали им,
Когда я разгромил его при Каннах.
Тогда мне было только тридцать лет,
Я представлял, что вскоре завоюю
Весь круг земной. Передо мной Капуя
Ворота распахнула и Тарент.

Еще недавно, стоя у Аньена,
Я мог оттуда ясно различить
Защитников мелькающие шлемы
И ряд зубцов на внешних римских стенах
И разве только не взошел на них.

И вот теперь я здесь, перед тобою,
Просить явился мира у тебя,
Когда уже пунийская земля
Охвачена жестокою войною.

Подумай, Сципион, моя судьба
Тебе послужит пусть предупрежденьем,
Ведь от вершины славы до паденья
Длина пути не более шага.
Ты повторяешь пройденный мной путь,
Ну так остановись, ты у вершины!
Ты смог уже добыть победу Риму,
Так мир ему с Карфагеном добудь!

Не искушай ответом непреклонным,
Прошу тебя, терпения богов,
Пока еще к тебе столь благосклонных.
Ты, кажется, уже достиг всего,
По крайней мере, мир в твоих руках.
Исход же новой битвы ненадежен.
Даруй же мир, пока еще возможно,
И ты стяжаешь славу на века!”

Проконсул призадумался. “Ну что же,
Мы все уже устали воевать,
Но интересно было бы узнать,
Какие же условия предложит
Нам сторона, начавшая войну,
И терпящая ныне пораженье?”

“На мой взгляд, Сципион, исход сраженья
Не может быть известен никому, –
Ответил Ганнибал, – и побежденным
Кого-либо считать уже сейчас
Немного преждевременно. Не раз
Случалось так, что счастье благосклонно
Оказывалось к тем в последний миг,
Кому уже, как большинству казалось,
Надежды никакой не оставалось.
И не известно, кто из нас двоих
Свой удачей может быть покинут,
Когда мы завтра встретимся в бою.
Не лучше ли, умерив спесь свою,
Довольствоваться лишь необходимым,
Чем беспрестанно воевать за то,
Что все равно в итоге не удержишь?
Когда б еще наши отцы и деды
Все это в свое время взяли в толк,
То мы бы избежали многих бед,
Что принесли нам пагубные войны.
Все то, за что боролись мы, не стоит
Цены всех наших пирровых побед.

Не спорю, да, я развязал войну,
Своей вины я здесь не отрицаю,
Но все, что захватили мы вначале,
Я в полной мере вам уже вернул.
Я вывел из Италии войска,
Сардиния, Сицилия – все ваше,
В Испании, от нас в войне отпавшей
Сегодня Рима властвует рука.

Да будет так, пусть римские владенья
Раздвинутся к Мелькартовым столбам,
Пусть боги устоять помогут вам,
Взвалившим на себя такое бремя.
Владейте же, коль можете владеть,
Но знайте же в своих желаньях меру.
Ведь боги очертили нам пределы,
Водою разделив земную твердь.

Карфаген, безусловно, возместит
Ущерб, что нанесен был вам войною,
Но Ливия пусть нам принадлежит,
И пусть нас разделяет только море.”


фрагмент из книги "Невольные вариации в стихах на тему Литературной классики (Мастер и Маргарита) и Классической истории (Цезарь и Ганнибал)"