Литература и журналистика

Через тернии к счастью


РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКАЯ БУМАЖКА

На третий день госпитализации в научно-исследовательском институте меня посетил помощник губернатора провинции Шаньси по иностранным делам Жан Дунчин и вручил мне корзину живых цветов и огромное количество фруктов.
С помощью переводчика у нас получилась неофициальная беседа. Особое место при разговоре было уделено моему пребыванию в китайской клинике и прохождению интенсивного курса лечения. Высшие руководители провинции были заинтересованы в успешном лечении. Администрация нашей области после удачного и эффективного лечения намерена была создать центр китайской традиционной медицины в Калуге.
Будучи в клинике, прекрасно осознал, что подобных «подопытных» людей найти невозможно. Я, пожалуй, единственный человек, который сумел устоять перед бюрократической системой и добиться поставленной цели. По существу, мне удалось достичь высоты, недоступной для простого российского человека. Это меньше всего тогда беспокоило. Для меня главным было пройти в китайской клинике экспериментальный курс врачевания.
На протяжении шестнадцати лет я шел к поставленной цели. Инвалид, разбитый параличом, с помощью восточных врачевателей и европейских медицинских разработок стремился победить физический недуг. В жизни хотел добиться только одного - стать физически значительно лучше и обрести личное счастье.
Мне много пришлось испытать несправедливости. Как вездеход, я все преграды сметал на пути и рвался изо всех сил к китайскому богу-исцелителю. Для меня не страшно было никакое сложное лечение. Буквально все зависело только от медицинских светил.
Китаец значительно отличается поведением и воспитанием от российского человека. Каждый трудоспособный человек дорожит рабочим местом, работу выполняет своевременно и качественно.
По рекомендации администрации провинции я круглосуточно находился под бдительным присмотром социального работника. Один превращался в сиделку с 8.30 до 18.00, другой - с вечера до самого утра. Мало того, и ночью «телохранитель» ночевал со мной в палате. Своим чрезмерным вниманием порой докучали и переходили рамки приличия. Мне случайно удалось выяснить, что с такой патологией тяжелого неврологического заболевания ранее в клинике курс лечения никто не проходил. Может быть, поэтому такая перестраховка. Я согласен был пребывать в таких жестких условиях, только чтобы врачи взяли на себя смелость и ответственность на применение сложного метода лечения.
В подсознании начали появляться тревожные мысли: неужели на протяжении всего курса лечения врачи будут перестраховываться и смотреть в сторону затраченных средств? Мысли эти пытался отгонять и думать, что в конечном итоге у них на первом месте все же окажется гордость за свою страну и медицину. Я прекрасно понимал: чтобы улучшить мое физическое состояние, требовалось вложить в лечение колоссальные денежные средства.
Пошла третья неделя моего пребывания в клинике. Улучшения никакого. А ведь от конечного результата моего лечения будет зависеть, сумеют ли китайцы попасть на калужский медицинский рынок или нет. Конечно, они считают каждый затраченный доллар, но в данном случае, наверное, это неуместно.
– Неужели все измеряется в этом мире только одними деньгами? - задал я вопрос сотруднику администрации провинции Шаньси Лю Супин.
Она толком не сумела ответить.
– Буду разговаривать с директором клиники и лечащим врачом, - отреагировала тридцативосьмилетняя переводчица.
Губернатор нашей области А.Д.Артамонов, бесспорно, проявил высочайшую гуманность и человеческое понимание. Руководителю области небезразлична не только судьба конкретного человека, но и конкретные достижения восточного врачевания.
Все чаще вдалеке от дома я стал задумываться над философским вопросом жизни и смерти. Для чего вообще рождается человек? Только ему, человеку, дан разум. Только он способен творить и созидать. Отдельные отрицательные личности в один миг готовы все до основания разрушить. Интересно знать, какая клетка мозга этими людьми овладевает и заставляет их делать неблагородные поступки. Сколько человеку необходимо иметь долларов для того, чтобы он был меценатом и вкладывал какую-то часть в науку?
Природа немногих людей награждает талантом. На эту тему можно долго рассуждать и обсуждать неординарные личности. Достаточно вспомнить нашего земляка К.Э.Циолковского. Он был одержим идеей, что земляне неодиноки во Вселенной и человечество рано или поздно вырвется в космическое пространство. Константин Эдуардович это доказал в своих научных трудах. Его идеи стали реальностью только после смерти.
Я полетел на Восток в надежде на исцеление, но мною двигало стремление пройти через все методы лечения, тем самым доказать людям, что человек, находясь в экстремальной ситуации, способен многое пережить и перенести, когда он к этому морально, психологически и физически подготовлен.
Человечество твердит, что опасный рубеж на пересечении тысячелетий для землян пройден. Я думаю, что серьезные испытания только начинаются для цивилизации. По предсказаниям Нострадамуса, смутные и тяжелые времена для многих народов обрушатся в конце ХХ века и в первые годы третьего тысячелетия. Смех смехом, а его пророчества сбываются. Он в зашифрованном послании писал, что очищение от зла начнется с северной страны, другими словами - с России.
Я по наивности надеялся, что наука и прогресс одержат верх над всемогущей зеленой бумажкой, которая старается подчинить человека себе, взять его в рабство. Надеялся на врачевателей Востока...
В первой половине дня 9 мая иглорефлексотерапию проводила лечащий врач. В этот момент в палату пришел директор научно-исследовательского института традиционной китайской медицины Лю Шаомин с заместителями по лечебной части и заведующими различных отделений. На медицинском консилиуме решался вопрос о нейрохирургической операции на головном мозге. К сожалению, беседу не сумел записать на диктофон. В это время лежал под иголками.
Я без колебания дал свое согласие на сложное оперативное вмешательство в самую сердцевину центральной нервной системы.
На этот форум докторов была приглашена и старшая медицинская сестра отделения Тя Хунвей. Лица у врачевателей были напряженными. Они обсуждали вопрос о дальнейшем лечении. У меня не было никакой трусости и робости. Я готов был лечь на операционный стол в любой день и час.
– От своих слов, что были изложены письменно при госпитализации, о моем согласии на любое хирургическое вмешательство, в том числе и на головном мозге, я не отказываюсь.
Речь закончил словами о том, что я надеюсь, руководители клиники, врачи и весь медицинский персонал примут это во внимание при принятии решения о применении сложного лечения. В клинике за два месяца мне, бесспорно, помогли улучшить физическое состояние, но я по-прежнему не могу заинтересовать представительниц слабого пола. Их интересуют здоровые мускулистые парни. В России знают, что я отправился в Китай на экспериментальное лечение. Все необходимые юридические бумаги мной в России подписаны. При принятии окончательного решения прошу учесть мое мнение.
Доктора долго обсуждали дальнейшую перспективу моего лечения. По существу, я негласно им предлагал: «Делайте со мной что угодно. Копайтесь в моем мозгу, изучайте его. Наверняка будет польза для научных открытий». Рядом сидел директор института и на протяжении всего разговора держался за мою правую руку.
По настоянию сотрудника администрации провинции Шаньси и одновременно переводчика Лю Супин начало оперативного лечения было отменено.
Такая операция в пекинской клинике стоит сорок тысяч долларов. Очень большие деньги. У меня теплилась надежда на положительный исход. Я просчитался. Зелененькая бумажка оказалась весомее научных разработок.
Этот день оставил неприятный осадок. На душе было намного тяжелее, чем в августе 2000 года, после депортации из Китая. Тогда я мог поделиться с друзьями. Они не позволили сломаться и погибнуть. Я не мог предположить, вылетая в Сиань, что спустя почти два года создастся в чем-то подобная ситуация. Вдали от Родины, родителей, друзей я метался и старался найти выход из создавшегося тупика.
Совесть меня мучила: как я буду смотреть в глаза многим людям, которые по копейкам собирали средства на экспериментальное лечение, на тяжелую и сложную операцию?
Я со многим смирился, пребывая в клинике, даже с тем, что не имел права самостоятельно выйти из отделения. Мысленно задавал себе один и тот же вопрос: почему так получилось? Медицинский эксперимент перевесил ненасытный зеленый доллар?
Мне оставалось надеяться только на удачу. Она капризна, как красивая девушка.
По китайскому телевидению прошла передача, которая была посвящена лечению детского церебрального паралича. Один сюжет был показан про подростка, прошедшего курс лечения в пекинской клинике и прооперированного. Результат превосходный.
В один из майских дней лечащий врач крутила меня минут двадцать, как только могла. Социальному работнику Хан Липин с огорчением показывала мою левую сторону. В ее разговоре часто повторялось слово, которое означало, что необходимо произвести несколько оперативных вмешательств.
Я превратился в заложника доллара. Это страшно и печально.
У меня была какая-то надежда на родной город, на тот же самый областной департамент здравоохранения и лекарственного обеспечения. В конце концов должна ведь быть какая-то профессиональная заинтересованность у медицинских чиновников в благополучном исходе врачевания соотечественника, который много лет добивался лечения тяжелого неврологического заболевания в Поднебесной. Не верилось, что у этой категории сограждан напрочь отсутствует милосердие и гуманизм. В медицину по клятве Гиппократа обязаны приходить люди высокогуманные и нравственные, для которых на первом месте –профессиональный интерес в здоровье и излечение тяжелобольного человека. Людей в белых халатах, так думалось, ни в коем случае не должна волновать стоимость лечения конкретного больного. К моему глубокому огорчению в этой ненасытной сфере человеческой деятельности на передовых рубежах уже много десятилетий не профессионализм, а быстро процветающая коррупция, которая охватила все здравоохранение и медицину Советского Союза, а затем, после распада огромной мировой империи, и Российскую Федерацию.
В тяжелые, трагические дни в китайской клинике, когда на первый план вышел всемогущий американский доллар, а не милосердие администрации провинции Шаньси, у меня была надежда, что все же департамент здравоохранения и лекарственного обеспечения Калужской области проявит свой гуманизм и найдет необходимые валютные средства на проведения сложнейшей операции на головном мозге.
В первых числах мая мой отец, инвалид Великой Отечественной войны второй группы Николай Григорьевич Шарабин, обратился в областной департамент здравоохранения и лекарственного обеспечения Калужской области к начальнику лечебного отдела Сергею Владимировичу Кабикову с просьбой о выделении необходимых 30 000 (тридцать тысяч) долларов на сложную операцию на головном мозге. Но на просьбу был получен категоричный отказ. Медицинский чинуша, развалившись в импортном кресле, престарелому посетителю, у которого вся грудь в орденах и медалях, в раздраженной форме презрительно выдавил из своих уст:
– Денег на лечение вашего сына нет, и никогда не будет. Их нам самим никогда не хватало и сейчас хватает. Мы сами не имеем возможности купить недвижимость на Рублёвке, несмотря на то, что к этому давно стремимся. Больному с диагнозом с последствия детского церебрального паралича не собираемся помогать. Он не один такой. Помоги одному, тогда и другие будут требовать. Притом в нашей корпорации эта категория больных, слава богу, считается не перспективной в лечении. На эффективное лечение одного пациента требуются слишком большие денежные вложения. Это было не под силу раньше и тем более в настоящее время. Поэтому лучше никому не помогать. Пусть ни с чем срочно возвращается в Калугу.
Высокий представитель медицинского чиновничьего советско-российского аппарата во время личного приема, этот самый эскулап в своем кабинете нахамил и по существу оплевал инвалида Великой Отечественной войны. Медицинский чиновник напрочь позабыл об этикете поведения с посетителями. Вся семья Шарабиных из села Полянки Ядринского района, включая главу огромной семьи Григория Филипповича Шарабина и его сыновей Владимира, Николая, Константина и Алексея, находилась на фронте. Двое из них, Владимир и Константин, погибли на этой проклятой войне. Ветеран-победитель, которому восемьдесят, разве мог он когда-нибудь предвидеть, что медицинский чиновник, почти вдвое моложе его, будет с ним разговаривать в такой не достойной форме? Сильно расстроенный, отец покинул этот бесчеловечный областной департамент.
В последнюю неделю пребывания в клинике меня посетила Хан Липин с близкой подругой. Лечащий врач не скрывала своего негодования по поводу скудного финансирования лечения российского пациента администрацией провинции:
– Очень сожалею, что полностью доверяли Лю Супин. Она многое переводила неверно, и ключевые детали при переводе были упущены. На протяжении всего курса мы не имели точной информации о вашем самочувствии и организме. Мы находились в неведении, что вас беспокоит, а следовательно, ломали голову о назначении лечения. Практически все при переводе было искажено сотрудником администрации провинции. Очень сожалею, что так получилось. Приношу вам свои искренние извинения за малоэффективное лечение. Языковой барьер сыграл свою черную роль.
– Я приехал на интенсивное лечение. Вы поставили врачей в такие условия, что они не имели возможности испробовать на мне новейшую методику, сочетающуюся с современными медицинскими технологиями, - сказал я в конце мая сотруднику администрации провинции Шаньси и переводчику Лю Супин.
– В нашу программу не входило вылечить вас или значительно улучшить физическое состояние. Я надеялась, когда вас пригласили в институт, что будете молчать и полностью подчиняться требованиям, которые интересовали меня как сотрудника по иностранным делам провинции. Мы хотели без больших материальных затрат после вашего пребывания в клинике открыть филиал традиционной китайской медицины в Калуге. Вы от нас стали требовать полноценного качественного лечения. Тут мы допустили промашку. Следовало на переговорах поставить вопрос ребром и сразу в Калуге вести переговоры об открытии клиники, - в гневе высказала Лю Супин. Она продолжила:
– Авиабилет свой предъявите мне.
Я, как и положено, достал авиабилет и предъявил его собеседнице. Она со злостью выхватила из моих парализованных рук этот билет на обратный путь и второпях скрылась за дверью палаты. Я быстро последовал за ней.
– Вы что делаете? Верните мой авиабилет.
Невысокая дама с черными волосами и с красным больным лицом, ничего не говоря, оттолкнула меня. Я грохнулся навзничь и ушибся головой. Это видели многие сотрудники клиники. Моментально подбежали ко мне и отнесли в палату. Я пролежал около двух часов. Старшая медсестра вызвала начальника отделения, лечащего врача и доложила о происшедшем директору НИИ Лю Шаомину.
В последний день весеннего месяца в присутствии сотрудника областной администрации провинции Шаньси лечащий врач с медсестрой принесли большое количество лекарств и бесплатно вручили мне. Когда переводчица ушла, Хан Липин с улыбкой обняла меня и жестом руки показала: в малоэффективном лечении повинна только Лю Супин.
Три месяца лечения прошли. Мир слишком жесток. В очередной раз вынужден написать эти скверные слова. Доллар взял верх над гуманной акцией, начатой китайскими врачевателями.
Черный лимузин тронулся в аэропорт. Сотрудник администрации провинции Шаньси по иностранным делам Лю Супин прихватила двух охранников меня провожать.
Пекин. Вечер. С собой на Родину вез пять сумок. Коварная и алчная китаянка сначала любезно предлагала провести ночь до вылета в Москву в гостинице, в которой, по ее словам, был заказан для меня номер. Я наотрез отказался от предложения. Ее телохранители предложили мне перекусить. На какое-то мгновение я поддался их уловкам, но сумку, в которой находились письмо директора научно-исследовательского института традиционной китайской медицины, дискеты и распечатка дневника, повесил через плечо.
Мы вышли за территорию аэропорта. Один из сопровождавших помощников, взявшись за мою руку, потащил не в общепит, а к машине. Я начал кричать и звать на помощь правоохранительные органы. Из железного объятия удалось вырваться, и я вернулся на аэровокзал. Мне в ту минуту было абсолютно ничего не жалко из вещей, кроме китайской документации, которая находилась в походной сумке. Через три часа был возвращен весь багаж. Всю ночь перед отлетом в Москву провел на втором этаже вокзала.
Со слезами на глазах и с подорванным здоровьем вынужден был возвращаться в Калугу.
Огромное спасибо экипажу воздушного отечественного лайнера. Меня первого сопроводили в салон и дали успокоительное. На протяжении всего полета российские аэрофлотовцы интересовались моим самочувствием.

ВОСТОЧНАЯ ПРИНЦЕССА

Вроде бы все рассказал, что приключилось со мной в Китае. Но была еще одна страничка, без которой была бы неполной моя одиссея. Откроем ее.
...К моей палате прикреплена двадцатилетняя, стройная, высокая медсестра. Кровь так и играла в маленькой упругой груди Ван Хуичинь (Светлана). Она прямо-таки излучала положительную энергию. Руки сами тянулись к этому очаровательному созданию. У меня за всю взрослую жизнь не проявлялось такой страсти, как на Востоке, так хотелось прислониться к ее обнаженным грудям. Она так извивалась, демонстрируя перед окружающими свою женскую красоту. Но только глазами старалась заманить к себе, когда же делал движение в ее сторону, шла на попятную.
В один из мартовских дней я проснулся раньше обычного, настроение не из лучших. Светлана в положенное время не пришла. В палату заглянула ее коллега – Ли Тинпо, которой под пятьдесят. Я попытался выяснить, что случилось с Ван Хуичинь.
– Мама. Она ребенок, – вполне сносно сказала медсестра на русском языке.
На душе кошки скребли.
– Она замужем и у нее маленький ребенок?
– Она свободная девушка. Ребенка у нее никакого нет. Сегодня она сдает экзамен, затем поедет домой. У Ван Хуичинь заболела мама.
У меня отлегло на душе. Следовательно, можно было продолжать с китаянкой играть в кошки-мышки. Оставалась маленькая надежда на благополучный исход во взаимоотношениях.
В первых числах апреля социальный работник Сяо По завел разговор о необходимости подстригаться.
– Я согласен в любой день.
– Время еще не пришло, – с хитрецой отреагировала Ван Хуичинь.
– Если мои волосы мешают врачу делать акупунктуру, то хоть сегодня подстригусь под лысого. У нас в России среди «новых русских» модно ходить с бритой головой.
– Я против стрижки. Ты мне больше нравишься с волосами, – сказала медсестра улыбаясь.
Я попытался вытащить у нее интересующую информацию о разрабатываемых дальнейших методиках восточного врачевания.
– Все хорошо, – к этим словам она ничего больше не добавила.
С помощью китайско-русского разговорника и словаря она выписала слова, с ее точки зрения, подходящие к моей личности: ухлестать, ухватливый, фуфыриться, радостный, твердый.
Всю правду о дальнейшей перспективе моего лечения разглашать было строго-настрого запрещено. Был только косвенный намек на экспериментальную операцию. Во время обеда медсестра постоянно старалась разложить больничную пищу на столе, а затем садилась на кровать и разглаживала на моей голове жидкие волосенки.
В выходной день по отделению дежурила Ван Хуичинь, которая уложила меня под капельницу на два с лишним часа. Ах, какое же сокровище создал Господь Бог! К большому огорчению, мы с ней разговаривали на разных языках. Но друг друга понимали с полуслова.
Она чувствует боль пациента и понимает его моментально.
Ближе к вечеру пришел доктор проводить иглоукалывания. На этот раз иглы были вставлены во все конечности. Я обязан был в таком состоянии лежать минут сорок. Врач на это время покинул палату. В комнате мы остались вдвоем с социальным работником Вуан Хинчюн. Во время процедуры у меня появилась спастика в левой руке. Я не знал, куда ее деть. Рукой двигать было невозможно, в ней стояли иглы. Прошу маленькую подушечку подложить под левую руку, чтобы она расслабилась, и подаю знаки головой. Китаец на меня уставился как баран на новые ворота и ничего не предпринимал. Болезненные ощущения в руке усиливались. Я уже начал обливаться потом. Превозмогая боль, правой рукой, в которой также находились иглы, показывал, что ему необходимо сделать. С его стороны - ноль внимания.
– Немедленно пригласи Ван Хуичинь, – прошу его.
Несообразительному и нерасторопному молодому человеку ничего не оставалось, как выполнить просьбу. Ван Хуичинь уже через несколько секунд была у моей кровати. Посмотрела на меня своим лукавым взглядом и моментально все поняла. Под парализованную руку подложила маленькую подушечку, и спастика начала медленно проходить.
В палату принесли обед. Аппетита никакого. Пил только крепкий кофе. Светланка из рук выхватила кружку с недопитым напитком и заставила одеваться. Женский персонал решил со мной пообщаться в кафе.
Молодая китайская красавица сама стала меня одевать. Я вынужден был подчиниться. В кафе Хуичинь села рядом со мной. На протяжении всего обеда не спускала с меня глаз и ухаживала за мной, как за родным человеком. Ей до этого дня было неведомо, что со мной произошло неделю назад, 9 мая, все узнала только за этим столом. Когда мы возвращались в клинику, она с грустью сказала единственное русское слово: «Хорошо».
Потом при помощи жестов объяснила, что прекрасно знала о проекте сложной операции на головном мозге, назначенной на начало мая.
Подошло время очередной процедуры. Акупунктуру пришли делать два доктора. Иглы на этот раз были подключены к электропитанию. Взгляд врача остановился на перочинном ножике. Она взяла его в руки и, сделав отмахивающее движение в сторону золотой иглы, провела им над головой. За этим наблюдала Ван Хуичинь.
¬– Да, – произнесла медсестра с каким-то неведомым унынием.
Это означало ее согласие на сложную операцию.
Лечебная процедура закончилась, и врачи покинули палату. К вечеру у меня собралось много медиков. С помощью авторучки, словаря, разговорника и жестикуляции я сказал:
– Мне удалось добиться в жизни того, что не каждому здоровому человеку под силу. У меня две специальности: тренер-преподаватель по шахматам и журналист. Я закончил финансово-экономический институт. Все необходимые заявления на проведение экспериментального лечения мной подписаны и имеются в администрации Калужской области, в российских редакциях и клинике. Без колебания могу лечь на операционный стол. Мне терять в этой жизни нечего. Если со мной что-то случится во время операции, след свой я оставил на земле. Люди будут вспоминать, что в Калуге жил Сергей Шарабин. Мной в соавторстве написана книга по шахматам. Несмотря на интеллект, семью никогда не создам, находясь в таком физическом состоянии. Мне неведомо, что такое любовь, хотя много о ней написал статей. Такой калека я ни одной женщине не нужен.
После этих слов Ван Хуичинь не выдержала и со слезами на глазах скрылась в гигиенической комнате. В помещении было слышно журчание воды из умывальника. Китаянка с покрасневшими глазами подошла к моей кровати и взяла дамскую сумочку. Движением руки показала, что уже не в силах слушать.
Мне очень тяжело писать, но... мир слишком жесток. Он подчинен американскому доллару. Все экономические вопросы можно регулировать только при помощи злополучной зеленой бумажки. Он подмял под себя буквально все.
Директор клиники прекрасно это понял, когда вынужден был 9 мая отменить начало оперативного лечения. Моя твердая позиция пройти все сложные методы врачевания в Китае ни к чему не привела.
Шестнадцать лет титанического труда были потрачены напрасно. Боже мой! И снова на языке крутятся зелененькие. У кого их много, тот и правит балом.
Целый день я пил относительно крепкий кофе. В Сиане продается только гонконговский кофе. Он значительно уступает по вкусовым качествам и по крепости индийскому, тем более, бразильскому напитку. Есть ничего не хотел. У меня было полное разочарование от тех событий, которые происходили вокруг меня. В майский день Сяо По не выдержал и стал меня упрекать, что Лю Супин еженедельно по отношению ко мне занимается благотворительностью, что я нахожусь на полном ее финансовом содержании. Эти несправедливые претензии меня возмутили и взбудоражили еще сильнее. Я тогда предъявил социальному сотруднику письменную расписку в том, что от меня во время госпитализации в клинику администратор провинции Шаньси и переводчик получила сумму в долларах за питание и проживание. Молодой китайский парень был шокирован. Сяо По, схватившись за голову, метался по палате как ошпаренный и с помощью словаря просил у меня прощение за необоснованные упреки. В тот же день об этом им было доложено директору клиники.
С самого утра 24 мая прикрепленная медсестра твердила, что мне обязательно нужно постричь волосы. Вечером объяснила, что процедура переносится на понедельник.
– Зачем? – спросил я, – к операции готовят?
– Да!
Вечером слова Ван Хуичинь были подтверждены старшей медицинской сестрой Тя Хунвей, которая назвала дату – 28 мая.
Я не мог понять Ван Хуичинь. Она целый выходной посвятила российскому инвалиду. Утром сама поставила капельницу. Подошло время обедать, и она моментально, словно по мановению волшебной палочки, появилась в палате, разложила принесенную поваром пищу и с помощью национальных палочек начала меня кормить.
Вечером вновь словно с небес спустилась Ван Хуичинь. Я занимался преждевременной, как ей показалось, упаковкой своих вещей. Она выхватила их из рук и заставила лечь на кровать для прогревания спины. В этот самый момент вошел в палату директор научно-исследовательского института традиционной китайской медицины Лю Шаомин. Он впервые посмотрел мои российские фотографии. Я его поблагодарил за лечение и откровенно сказал:
– Мышцы лица и разговорная речь - хорошо, а все остальное плохо. Несмотря на это, я очень благодарен вам и персоналу клиники, что приняли меня на лечение. У меня больше денег нет. Придется ни с чем возвращаться в Калугу. Я расстроен и разочарован после 9 мая этой поездкой. Значит, не судьба быть здоровым и завести семью.
В заключение сказал директору: «Прошу на меня не обижаться. Я вас очень уважаю».
Между Лю Шаомином и медсестрой произошел разговор, который длился минут пятнадцать. Из письменного стола она самовольно достала мои статьи и ознакомила с ними директора.
Он мне сказал: «Лю Супин нехорошо поступила».
Жестами показал, что медицинский институт полностью берет на себя все затраты.
– Ты никуда, – сказала медсестра на ломаном русском.
На этом мы и расстались с Лю Шаомином.
Выходной день. Я не успел позавтракать, как дверь открыла Ван Хуичинь. Она на два часа уложила меня под капельницу. У постели напомнила:
– Завтра необходимо подстричься и помыться.
У меня предстоит очень тяжелый день 28 мая. До него оставалось менее двух суток.
Ближе к двенадцати подошли Тя Хунвей и Ли Тинпо. Старшая медсестра взяла карманный календарь и показала на 28-е число. Ван Хуичинь пробыла со мной в выходной день до вечера.
Мне с трудом верилось, что директор принял решение продолжать лечение за счет клиники не просто терапевтическими методами, а применять дорогостоящее оперативное вмешательство.
В клинике пообедали, и медики меня повели на экскурсию в мечеть. В Сиане четырнадцать мусульманских мечетей. Самая известная среди них находится в переулке Хуацзюэсян.
Исламизм проник в Китай в самом начале правления династии Тан. Его исповедуют представители народности хуэй (свыше 60 000), одного из официально признанных национальных меньшинств. Первая мечеть была построена по указу императора Сюаньцзун (Ли Лунцзи) под контролем министра строительства Ло Тяньцзюэ в первом году правления Тянбао в 742 году.
Мечеть, вероятно, построена в эпоху династии Юань, а затем не раз ремонтировалась. Большинство зданий этой мечети было построено при династиях Мин и Цин. Постройки великолепны. Внешний ее облик и убранства выдержаны в духе китайской архитектуры. Пышные, богатые изображения на потолках зала хорошо сохранились, имеют большую художественную ценность. Молитвенный зал, расположенный поперек центральной оси, яркий пример китайского зодчества. В мечети есть мусульманский календарь на арабском языке, выбитый на каменной плите.
Понедельник, 27 мая. Предоперационный день. Раньше обычного пришла в медицинский институт китайская принцесса. Ее лицо сияло от радости. Ван Хуичинь, поздоровавшись со мной, с лукавством произнесла: «После обеда подстригаться. Вечером мыться. Завтра. Хорошо».
На короткое время медсестра вышла из палаты, а когда вернулась, она была вне себя. Мы втроем остались в палате, с нами находился еще социальный работник Сяо По. Он был очень возбужден, на меня не смотрел. Я ничего не мог понять. Знал только одно: предстоит сложная операция на головном мозге, которая при успешном исходе избавит от парализации. У своих китайских друзей спрашиваю, когда они меня поведут подстригаться. Светланка не выдержала: «Лю узнала. Такое творится. Все решится после обеда».
Я попал в очередную стрессовую ситуацию. Левая рука не могла разогнуться, а походка была черепашья. Во второй половине дня пришел директор института и отменил подготовку к операции.
В день операции медсестра пришла раздраженная и взволнованная.
– Сегодня будут оперировать? - встретил я ее вопросом.
– К двенадцати часам все решится.
Ближе к полудню позвонила переводчик и сотрудник администрации провинции Шаньси Лю Супин и грубо, истерически завопила:
– Кто вам сказал, что сегодня операция?
– Я впервые это слышу. Откуда вы это выдумали? О какой операции вообще толкуете? - сказал я разъяренной собеседнице.
– Я все знаю! – в истерике закричала Лю.
Таким образом, было отменено самое главное, ради чего я отправился в Китай.
В палате собралось много народу: медсестры, врачи. Мы ломали голову, откуда просочилась информация.
– Ты с кем-то делился? – спросила медсестра.
– Нет.
В палате воцарилась гробовая тишина. Все находились в полной растерянности и в недоумении.
– Боже мой, какую допустил оплошность, – схватился я за голову.
Меня все окинули взглядом.
– Что случилось? – спросила старшая медсестра отделения Тя Хунвей.
– Компьютер – «тено»! Я веду ежедневный дневник. Лю с помощью электронной почты считывала всю информацию.
Ван Хуичинь в тот миг готова была меня разорвать на мелкие кусочки, но поезд уже ушел.
Вместе с китайскими друзьями мы поехали всей компанией в городской парк. Медики старались оставить меня наедине с восточной золушкой. Мы с ней посетили музей-выставку изделий изо льда и восхищались скульптурами сианьских мастеров. Затем всей компанией прогулялись по парку, смотрели знаменитые фонтаны.
Мое пребывание в Китае заканчивалось. Сумки собраны. Мне не удалось пройти интенсивный курс лечения и значительно улучшить состояние здоровья. Китайская принцесса, сдерживая слезы, уложила меня под капельницу. Все сто двадцать минут Ван Хуичинь просидела около меня.
Ближе к двенадцати по приглашению директора научно-исследовательского института Лю Шаомина и врачей мы с ней направились в кафе на прощальный обед. Светлана села рядом и в течение полутора часов не сводила с меня глаз. Медицинскому персоналу было тяжело расставаться с невылеченным российским больным.
Директор клиники в очередной раз принес свои извинения за малоэффективное лечение и срыв операции.
Последние минуты пребывания в клинике.
– Я вынужден инвалидом возвращаться на родную землю, – сказал медсестре. Затем продолжил уже без словаря: – Ты – Сиа-Пекин-Москва, я – Калуга-Москва в июле, августе.
– Да! - лаконично ответило мне неземное создание.
Перед выходом из клиники директор обнял меня, подарил часы и калькулятор. При этом по-русски сказал: «Извините».
Я искренне поблагодарил восточных врачевателей за лечение, теплое, сердечное отношение. До чего же они все-таки тонкие люди! Умудрились-таки оставить нас наедине с Ван Хуичинь. Последние секунды. Мы бросаемся друг другу в объятия, и я шепчу ей на ухо:
– Ты – Сиа-Пекин-Москва, я – Калуга-Москва.
– Да!

НАДЕЖДА НА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЕ

Вдали от родного края я часто вспоминал в мае слова Бориса Пастернака: «Я один, все тонет в фарисействе, жизнь прожить, не поле перейти».
Молодой прогрессивный губернатор Калужской области Анатолий Дмитриевич Артамонов договорился с китайским коллегой о моем интенсивном лечении в сианьской клинике за счет провинции. Я должен был оплатить только питание, проживание и переводчика.
В последний месяц пребывания в клинике первое лицо области дважды обращалось по факсу на имя губернатора Чен Андонгу провинции Шаньси от 13 и 20 мая с письмом:

«Позвольте мне еще раз выразить удовлетворение качественной медицинской помощью, оказываемой нашему земляку персоналом Академии Традиционной Китайской Медицины Шаньси. Внимание, уделяемое Вами Сергею Шарабину, вызывает истинное уважение со стороны калужан, а также неподдельный интерес региональных средств массовой информации.
В своих письмах на Родину Сергей подробно сообщает о ходе лечения, делая особый акцент на теплое отношение, дружеское расположение и огромное желание помочь человеку из области-побратима. Особенно отрадно, что Шарабина периодически навещают представители Правительства Шаньси. Сергей Шарабин пишет нам, что китайские медики предлагают ему продлить курс лечения еще на 3 месяца для более высокой эффективности результатов лечения. Для поддержки земляка Калужской общественностью собраны необходимые средства для дальнейшего реабилитационного курса лечения, которые находятся в распоряжении Шарабина. В связи с этим передаю Вам просьбу калужан по возможности положительно решить этот вопрос.
Эффективное лечение Сергея Шарабина в Китае вызвало широкий резонанс среди медиков Калужской области, что обуславливается огромным интересом россиян к китайской традиционной медицине.
Предлагаю Вам, господин Губернатор, согласно договоренности, достигнутой ранее, объединить наши усилия по созданию в Калуге совместного центра китайской медицины, а также наладить обмен ведущими медицинскими специалистами.
Убежден, что сообща Шаньси и Калуга имеют реальные шансы на плодотворные результаты в побратимском сотрудничестве.
С искренним уважением Губернатор области А.Д.Артамонов».

В эти майские дни для меня выпали серьезные испытания. Решался вопрос о продлении моего лечения в провинции Шаньси. Я регулярно связывался по телефону с родным городом. Родители, друзья и руководители областного центра меня поддерживали в надежде на продление лечения в китайской клинике. Все, с кем приходилось общаться по телефону, не теряли надежду на благополучное завершение переговоров. На Родине многие были заинтересованы в продлении моего пребывания в Китае и дальнейшем применении сложного восточного врачевания. Во второй половине дня 20 мая по международной телефонной связи Валерий Николаевич Афонин сообщил мне, что по факсу отправлена повторная просьба Артамонова губернатору провинции о продлении моего лечения в клинике. Меня это воодушевило. Я тут же связался с представителем администрации Шаньси и переводчиком Лю Супин:
– Сегодня на имя губернатора провинции по факсу отправлено ходатайство руководителя нашей области о продлении моего лечения.
Собеседница сделала некоторую паузу. Затем предложила:
– Я буду хлопотать перед своим губернатором о продлении вашего лечения, если на мое имя составите расписку. В ней обязаны написать, что в случае принятия врачами решения произвести какую-то операцию, вы от нее обязательно откажетесь.
– Абсолютно не могу вас понять, для чего это все с меня требуете. Я приехал на лечение, а вы требуете от пациента такой документ. Никакой расписки писать не собираюсь.
– В таком случае в ближайшие дни возвратитесь в Россию.
Сотрудник провинции Шаньси была в гневе от занятой мною твердой позиции.
Итак, обязан констатировать факт, что китайской администрацией было проигнорировано данное ранее согласие об оказании всех видов медицинской помощи в лечении российского пациента. Естественно, в таких случаях необходимо подстраховываться и предвидеть заранее, какие могут возникнуть нестандартные ситуации. В моем лечении обязано было принимать непосредственно участие Министерство здравоохранения России, а оно бездействовало. Эту мафиозную структуру никогда не интересовало здоровье отдельного человека. Отечественный Минздрав денежные средства способен делить только между своими подопечными и близкими больными.
Прогрессивные методы лечения зарубежных стран чиновников абсолютно не интересуют. Для внедрения в отечественные лечебные учреждения новых методов требуются немалые денежные вложения. Это «родному» Минздраву неинтересно, так как лишний раз чиновник в белом халате не будет иметь возможности смотаться в дальнее зарубежное турне.
В пятницу, 24 мая, во второй половине дня были отменены все лечебные процедуры. В кабинете директора клиники Лю Шаомина около двух часов в присутствии лечащих врачей и сотрудника администрации Шаньси и переводчика Лю Супин обсуждался вопрос дальнейшего моего лечения. На медицинском совещании споры приняли ожесточенный характер. Ближе к семнадцати часам в палату с переводчиком пришли многие врачи. В этот день Лю Супин выглядела нервной и взъерошенной. Она с трудом сдерживала озлобленность и очень спешила на работу.
– Вы отдыхайте. Я должна вернуться в администрацию, чтобы отправить факс в Калугу насчет вашего лечения и дальнейшего пребывания в клинике. Вы не оправдали моих надежд.
Женщина в черной одежде второпях скрылась за больничной дверью. Медики, присутствовавшие на данном совещании, мне с помощью разговорника и словаря сообщили:
– Лю Шаомин настаивал тебя передать на баланс клиники. В этом Лю Супин ему отказала. Лю Шаомин был возмущен, что Лю себя выдавала благотворительницей и меценатом за счет твоих денежных средств.
В тот же день я созвонился с родным городом и узнал, что в администрацию поступила депеша:

«Китай, провинция Шаньси, г. Сиань, 23.05.2002.

Переводчик: Сергей Николаевич лечится 3 месяца. Положительные результаты есть – лицо и рот выглядят нормально, осталось привести в порядок ногу и руку. Но сейчас обстоятельства очень осложнились неправильным, по мнению китайских специалистов, отношением Сергея Николаевича к лечению. Он требует провести операцию, нервничает, злится, отказывается от лечения и питания… Рисует гроб, а это признак мыслей о самоубийстве…
Китайские специалисты считают, что операция не нужна. И по предварительному соглашению лечение предполагалось без операции. А Сергей Николаевич настаивает на ее проведении. В связи с этим «принимающая сторона» просит Правительство Калужской области направить своего представителя в г. Сиань для возвращения Сергея Николаевича на Родину в срок (до 3 июня). Завтра 24.05 в нас адрес поступит факс с подтверждением содержания этого разговора. Телефон для связи: 029-742-09-61.
Записала со слов переводчицы Дьяконова Г.Д.».

Первоначально многие калужане были ошеломлены данным посланием из дружеской китайской провинции. Некоторые даже подумали, что у меня резко ухудшилось состояние здоровья и полностью отказали ноги.
Российские лица, внимательно следящие за моим лечением, довольно быстро разобрались, что это была анонимка. Печати и подписей директора и врачей клиники, руководителей администрации провинции на присланном факсе не значилось. В официальном документе не было сообщено, кто конкретно посылал данную депешу. Но поняли, что на меня оказывалось сильное моральное давление и как тяжело приходилось в эти дни.
Во второй половине дня я связался с Валерием Николаевичем Афониным, которому подробно изложил, что происходит вокруг меня. Он выслушал и сказал:
– Сергей, учитывая сложившиеся обстоятельства в китайской клинике, предлагаю возвратиться в назначенный срок домой. Тебя оперировать не будут. В полном объеме китайская сторона не желает выполнять ранее достигнутой на переговорах договоренности с твоим лечением.
По возвращении в Калугу я намеревался подать иск в международный суд на администратора провинции Шаньси и переводчика Лю Супин за клевету. Она мне с уверенностью сказала, что это у меня не получится сделать. Я тогда толком не понял почему. Только когда взглянул на присланную бумажку, моментально догадался, что она с юридической точки зрения неподсудна. Ее подписи нигде тоже нет.
Вот и закончилось мое лечение на Востоке. По существу, на мне в течение трех месяцев проводился международный эксперимент, но только не медицинский.
В конце своего повествования о китайском врачевании должен констатировать еще один интересный факт, который произошел со мной в клинике. В один из майских вечеров в присутствии социального работника Вуан Хинчюн я применил сленговое русское слово «трахнуть». Удивительно то, что этот молодой человек моментально засмеялся. Из этого можно сделать вывод, что китаец прекрасно знал русский язык. Он буквально каждый мой шаг и вздох докладывал сотруднику администратора провинции Шаньси и переводчику Лю Супин.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В жизни я пережил сильнейший стресс. Все стремления и старания, которые за многие годы проделал, в один миг разлетелись.
После личной беседы с директором научно-исследовательского института Лю Шаомином я расслабился, хотя он жестами предупреждал быть сконцентрированным и сосредоточенным. В роковые дни я думал не только о себе, но и о таких же больных, как сам. Прекрасно осознавал, какая сложная операция предстоит через трое суток. Она меня ничуть не страшила. Трудно предположить, как могла закончиться намеченная операция на головном мозге… Несмотря на веру в успешный ее исход, моим сознанием двигала цель – описать, как я психологически чувствовал и воспринимал весь курс восточного лечения, врачей и медицинский персонал клиники, саму подготовку к хирургическому лечению. Я очень надеялся и верил, что мои записи будут интересны многим специалистам. Я был убежден: операция обязательно состоится!
Главу пишу по прошествии года. Уже пошел второй год, как вернулся из Китая, но не нахожу покоя и не могу себе простить той опрометчивости, которую совершил в решающие дни в сианьской клинике. Душу свою, наверно, буду терзать до последних дней. Вполне возможно, я уже находился бы на пути к выздоровлению. Вынужден писать в сослагательном наклонении, применяя при этом предлог «бы». Прежде чем что-то сделать в жизни, нужно тысячу раз обдумать поступок, только затем его совершать. Одно лишнее слово способно перечеркнуть буквально все…
Лечение в клинике главным образом проводилось только с помощью лечебно-действующих иголок, но сложнейших, дорогостоящих процедур в основном не было применено. И снова на языке крутится слово «доллар», эта злополучная бумажка.
Многие калужские медики не скрывали радости, что на мне не было применено восточное оперативное лечение. Им неинтересен был успешный результат лечения неврологического больного. Прецедент медикам не нужен. У них болела бы головушка, как от большой попойки. Они были удовлетворены результатом китайского лечения. Наши медики с поднятой головой авторитетно утверждают: «Детский церебральный паралич неизлечим». В их среде много консерваторов, но кто порядочнее, те твердят как заклинание, как обучают первоклассника провописанию, так и мне талдычат: «Необходимо было молчать». Да, я сам себе навредил доверчивой, открытой душой.
Немного пришел в себя ближе к весне. Прекрасно осознаю, что придется жить теперь одними воспоминаниями, несостоявшимся выздоровлением и соответственно личным счастьем. За грубейшие промахи в жизни нужно платить. Это неважно, чем и как, так уж устроен человек.
И все же терзаюсь в мыслях, на что способна китайская медицина. Не миф ли о чудодействующих восточных врачевателях? Почему на мне не был применен медицинский эксперимент?
В клинике мне неоднократно переводчик откровенно говорила, что мое выздоровление требует огромных финансовых затрат. Ее слова были подтверждены и врачами. Я это прекрасно понимал и перед третьей поездкой.
Мне сложно прийти к общему знаменателю о китайской медицине. Легенды на пустом месте не рождаются, в каждой из них имеется зерно. Мне не суждено было пройти через все восточные методы врачевания, тем самым победить тяжелое неврологическое заболевание. Нельзя исключать, что данная клиника не располагала современной методикой. Врачи с помощью сотрудника администрации провинции разыграли описанный финал. Тогда встает вопрос о медикаментозном лечении. Оно практически не применялось. Лекарство стали давать только после того, как отец по факсу выслал рецепт, выписанный в пекинской клинике. Но данный медикаментозный препарат был заменен другим. Лю Супин мне объяснила, что он помогает детям и подросткам, а взрослым не подходит. Два месяца, возможно, китайцы меня не воспринимали серьезно. Перед врачами была поставлена задача пролечить пациента народными методами, при этом не использовать лишних затрат, если не считать капельниц.
В майские выходные мне организовали экскурсии, показывали исторические места, которыми гордятся жители провинции Шаньси.
Я оповестил многие российские СМИ о трехмесячном лечении в китайской клинике, но среди них практически никто не откликнулся. Данная проблема российское государство не интересует. Неоднократно разговаривал с корреспондентами программы «Здоровья», которую ведет Елена Васильевна Малышева. По телефону мне сказали, что она развела руками: «Чем я могу больному помочь?». Телепередача создана как рекламный трюк здравоохранения. Государственная политика продолжается по-прежнему, лишь бы одурманить доверчивый народ…
Из людей никто от болезни, от инвалидности не застрахован. Может быть, у богатой российской семьи, не дай Бог, конечно, родится ребенок с подобным недугом.
Мне непонятно другое. Китайцы стремились на калужский медицинский рынок, но для этого необходимо показать на конкретном человеке все возможности прославленной китайской медицины. В конце концов, неужели в этом мирском мире нет места состраданию к человеку? И снова как в этой связи не упомянуть о всемогуществе доллара. Он в мире стал выше чести, совести, научных открытий и человеческой жизни.
В первые месяцы трагического завершения восточного врачевания я страдал бессонницей, спал не более трех часов в сутки.
Страждущие, больные люди без пачек «зеленых» неинтересны медицинским учреждениям. В моем же вопросе все решила сотрудник администрации провинции Шаньси и переводчик Лю Супин.
Книгу я задумал написать перед третьей поездкой в Китай. Я дал ей название «Через тернии к счастью». Мне представлялось, что я самое главное сумел реализовать в жизни – добился лечения в поднебесной. Но не тут-то было…
К огромному огорчению, у меня получился с лечением тяжелого неврологического заболеванием трагический финал.
Ура! Доллар взял верх над гуманной акцией, начатой китайскими врачевателями!
Невольно встает вопрос: для чего таким людям в этой стране, как я, дают путевку в жизнь, если самому государству и медицинским чиновникам из Минздрава страны безразлично здоровье конкретного человека и в целом всей нации? Я это на себе ощутил из горького опыта. Для чего расплодили в российской столице столько бюрократов и нелюдей в белых халатах? Для того, чтобы за счет больных эти ненасытные хапуги набивали свои карманы “зеленью” и отдыхали ежегодно на Канарских островах!?