Литература и журналистика

Яков Есепкин

Портреты юдиц с тлеющим воском

Тринадцатый фрагмент

Темный Питер, винтажных снегов
Чара льется на дивные арки,
Спит Обводный, у невских брегов
Колоннад пламенеют огарки.

Мглу ночную эльфиры сведут,
Ингрид нам из песков Гюнтианы
Соявится, ее ли и ждут
В царских операх Аи и Ханы.

Млечность хвои иль таинство нег
Бледных фей скрасят утренник вдовий,
И тлеющийся елочный снег
Златью выбьет лепнину дворцовий.

Двадцатый фрагмент

Хвоя тусклая нощно манит
Балевниц, страстных дев ли, вергилий,
Кельхи в золоте Герника мнит,
А и мы дышим желтию лилий.

Что ж, царице, воспирствуем, гнев
Снам оставим, пусть феи златые
К нам влекут белых Сантий и Ев,
И шелка их цветят навитые.

Ганимед из киафа богов
Преливать станет вина иль яды,
И червленость кровавых слогов
Исторгнут меловые тийяды.

Тридцать четвертый фрагмент

С облямовкой златою шары
Держат свечи, их пламена ясны,
И макушки у елей остры,
И шелка див Ювентус прекрасны.

Ах, останьтесь, юноны, жалеть
Вам и не о чем, хлебы наставим
К винограду, шелковницы млеть
Будут нощно иль туне лукавим.

Не дворцовая ль чернь весела,
Где поутру мелятся золовки
И царевны одне круг стола,
И тлеют восковые оловки.

Тридцать восьмой фрагмент

Очи дев наднебесных полны
Цветью ночи, атраментной слотой,
Их ли жгут фаворитки Луны
Молодой восковою золотой.

Пусть к хлебницам пировий ночных
Солетают холеные донны,
Меж рейнвейнов и яств отходных
Веселясь, аще нети бездонны.

Мы с Либерой подсядем ко сим
Юным грациям, дышащим хмелем,
И тлеющийся воск угасим
Божоле огненосным и элем.

Пятидесятый фрагмент

Вновь откупорим нощность, давно ль
Мы и пить научились, тиады,
Спит Огюст, пьяны ангели в ноль,
Где веселых шутов эскапады.

Жизнь есть сон иль дурная игра,
Ах, одно, кровью свились фарфоры,
На хлебницах тлеет мишура,
Обнесли герцогинь бутафоры.

Течен шелк легковесный, цариц
К столам эльфы манят, увлекая
Их аромой чудесных кориц,
Негой мускуса, златью токая.

* В России новомодное поветрие — по негласной команде произведения Есепкина убирают с витрин ведущих книжных сервисов, сетей и магазинов после их пятилетнего нахождения на этих витринах. Латунские и Ликоспастовы сообразуются с каноникой черного юмора Булгакова: Шекспир, Лопе де Вега и ты. Тем ярче ореол культовости вокруг фигуры нашего великого современника.


Яков Есепкин

Портреты юдиц с тускло-вишневыми лилиями

Седьмой фрагмент

Сны златые кому навевать,
Иль цветочные феи увечны,
Будем с гоями неб пировать,
Яко амфоры мглою истечны.

Поднесут меловницы вино
К хлебам, столы еминой заставят,
И чудесно веселье одно,
Суе днесь аониды картавят.

И Господе в угольной сени,
Мглой и жалуя кельхи пустые,
Нимфам Ада речет: се они --
Хоров млечных певцы золотые.

Одиннадцатый фрагмент

Дышит сад ли миазмами неб,
Август в жарком пылает кармине,
Се эфирный точащийся хлеб,
Вновь у Царствия мы на помине.

А и тще небопевцев искать
Меж лилейников бога Аида,
Внове пиры — и будем алкать,
Нам вино занесет гесперида.

Иль фурины Эдем навестят --
Шелкотечною хвастать обновой,
Их увиждим, их суе цветят,
Всяка с лилией тускло-вишневой.

Девятнадцатый фрагмент

Вертоградам благим исполать,
Август щедр, не таит и жаровен,
Огневая пусть цедится злать,
Гость пиров небожителям ровен.

Боги, боги, хранители уз
И цветов сумасшедших нимфеток,
Убегайте их вычурных муз,
Тьмы египетской в мороке веток.

Иль к столам именинный куфор
Дочки Тийи внесут с хладной пеной,
Мы тогда августовский фарфор
Налием цветью роз и беленой.

Тридцать третий фрагмент

Хлеб серебром осыпем, к столам
Несть патеры емин одесные,
Мы угодны еще ангелам,
Яды антики ль все ледяные.

Полно мучить камен, что ж оне
Холод мрамора век предвкушают,
Леденея в исчадном огне,
Граций юных ко сну оглашают.

Станет Господе небы темнить
И увидит — се мы воспируем,
Яко смертью и можно пленить
Ангелей, коим звездность даруем.

Пятидесятый фрагмент

Нимфы дивные млечность поют,
Мы и сами в каком вертограде,
Гостьи шелк и аромы лиют,
Сад Астерии каменный, чаде.

Время пить золотистый арак ,
Наполнять белым хлебом патеры,
Оттеняя вишневый сумрак,
Любят млечные вишни гетеры.

Иль пробудимся — неб Зведочет
Спит во тьме эолийских столешниц,
И холодная мирра течет
По раменам и лядвиям грешниц.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с феями и шутами

Седьмой фрагмент

В колпаках и хламидах шуты,
Выходные их платья червонны,
Пир небесный зерцают кроты,
Юн эфирных шелка благовонны.

Лед амфорников тли ж, Вифлеем,
С бледным ядом розетки ль медовы,
Где мы сами одесно тлеем,
Звездным сном утешаются вдовы.

И начнут диаменты пылать,
Ирод-царь над еминой склонится,
И вскричим к ангелам – исполать,
Яко Господь юродивым снится.

Десятый фрагмент

Феи смерти в леканах таят
Хлебы с ядом, путрамент мышьячный,
За царевнами тьмы восстоят,
Серебрят ею холод коньячный.

Пей, Фурина, честное клико,
Разбавляй совиньоны шампанским,
Умирать о всекрасном легко
Под Кремлем ли, под небом гишпанским.

Иль откупорим внове когда
Лудогорицу, барвы Токая,
Ах, меж усн рдятся кровь и вода,
Мы бледнеем, небесность алкая.

Двадцать пятый фрагмент

Сны кровавые, шелк гробовой
Видят ангели, митры сонимем,
Пей исцвет кто одесно живой,
Славу царскую мы ли не имем.

Облепили щедрые столы
Алчно дочери тьмы юродные,
Жгут белену, их веи белы,
Хлеб ядят, усны их ледяные.

И белы фаворитки Луны,
И царевны от яств залетели,
Где сангины гиад холодны
И царей остывают постели.

Сорок третий фрагмент

Хлад серебра в асийском вине,
Эту горечь мы пьем, не хмелея,
Круг столовий царевны одне
И у всякой на шелке – лилея.

Что ж амфорницы ночи пусты
И ритоны лишь кровью тиснятся,
Шелк цветочный зерцают кроты,
Им дюймовочки мертвые снятся.

И барочные дивы пеют,
И о сребре белы керамины,
И, темнея, отраву лиют
Нам во битые кубки Симины.

Пятидесятый фрагмент

Выйдет Господе в розовый сад
Хмель вдыхать и благие аромы,
Где и феи Эреба, где Ад,
Майский блеск наливает хоромы.

Станут млечные арки тлееть,
Кровотечные лозы сордятся,
Ангелки небом свитую плеть
Озлатят и вином усладятся.

Бледный яд карамельных свечей
Истечет ли на тусклый сакрамент,
Мы явимся – из мертвых очей
Преливая червонный диамент.

* Пять лет книги культового русского андеграундного писателя Якова ЕСЕПКИНА, в том числе «Порфирность», «Мраморные сады», «Космополис архаики», «Оратории», возглавляли витрины крупнейших интернет-сервисов, респектабельных магазинов Москвы и Санкт-Петербурга. Под шум времени усилиями квазиэлиты и мнимой анти-фронды имя гениального художника возвращается интеллектуальному андеграунду.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с феями ночи

Шестой фрагмент

О шабле и клико – арманьяк,
Вусмерть будем пьяны и явятся
Феи нам, и небесный коньяк
Занесут, и чермам подивятся.

Где иродицы, алчут оне,
Желтоцветные меряя блузы,
Совиются в исчадном огне,
Кровью гасят фамильные узы.

Несть бисквиты им, вишни и яд
Ко рифленой желтице муаров,
Чтоб не узрели бледных Гияд,
Опочивших во мгле будуаров.

Восемнадцатый фрагмент

Сколь нещадно горят васильки
Под росою убойно-истечной,
Мрамор неб изломали в куски
Феи ночи о патине млечной.

Иль найдем к августовским столам,
Будет чудное время обедать,
Петь легко и твоим ангелам,
Царских яств должно всяку отведать.

Но содернуты емины тьмой
И серебром, одне пировают
Днесь юдицы с Эридой немой
И, белясь, мрамр всенощный скрывают.

Двадцать второй фрагмент

Август цветию нас упоит,
Кровью млечных жаровен овеет,
Воспевай эту цветность, пиит,
Аще с яствами хмель огневеет.

Се эфирные феи из мглы
Ветхотечной доносят емины,
Хлебы ломят щедрые столы,
В души смертников льются кармины.

И Господе к столовьям витым
Низойдет, чтоб холодной белены
Со лекифа испить, всезлатым
Опахалом чаруяше тлены.

Тридцать девятый фрагмент

Августовские розы пьянят
Фей небесных и ангелей хоров,
Ядом хлеб эвмениды тиснят
За серебром истечных фарфоров.

Будем, будем одно пировать,
Налием в эти кельхи златые
Именинные вина, скрывать
Их от юдиц найдут пресвятые.

Ах, Господе, холодную цветь
Мглой клеймя, не печалься, зерцая,
Как дали нам еще огневеть
Меж столовий, юдоль восклицая.

Пятидесятый фрагмент

В темных лотосах яства к столам
Августовским несут мажордомы,
На десницы лиют ангелам
Пунш златой, шумной Тийей ведомы.

Герцогинь ли еще оглашать
Безобразных – мы сами калечны,
Станем лотосов негу вкушать,
Аще пильницы наши всемлечны.

Зри, юдоль, как родные восждут
Хоть бы мраморных столпников неба,
И коньячные рюмки блюдут
Под серебром эфирного хлеба.

* Литературная среда, состоящая из «однаробразных» фигурантов, не воспринимает явления неких пророческих знаков, художественной гениальности. Лучшая литература или не написана, или не дошла до читателя. Маргиналы в должностях с демонической силою противились изданию книг Есепкина, а эти элитарные книги парадоксальным образом стали наиболее востребованными в том числе на массовом российском рынке.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с эвменидами

Пятый фрагмент

Скорбь утопим в капрейском вине,
Пейте с нами, холодные девы,
Суе вас обличать, мы ль одне,
Любят нас Береники и Евы.

Запеклись хоры ядною мглой,
Неб атрамент истечен и плавок,
Эвменид ли тиранить иглой
Отравленной, графитом булавок.

Станы римлянок бледных трюмо
Италийское нощно лелеет,
Где кроваво-златое письмо
Днесь еще на винтажах алеет.

Четырнадцатый фрагмент

Сомраченные тени дерев
Льежа, Грасса ли ночь осеняют,
Хлад чрез усны лиют Женевьев
И Гитан, им коварство вменяют.

Что манкирует нами Тулуз,
Эвмениды, о мраморном щите
Всяк тлеется, в кровавости блуз
Свальных лярв наш атрамент ищите.

Ах, откупорим нощность, блядей
Наречем именами прелестниц,
Чтоб во слоте февральских дождей
Шелк их гас на мраморниках лестниц.

Двадцать девятый фрагмент

Сны юнеток демонов манят,
Нега лядвий их гоев чарует,
Вновь цари шелк бессмертия мнят,
Им ли амфоры небо дарует.

Цинки выбьем серебром, из мглы
Нанесем ледяные кофоны,
Уставляйтесь, честные столы,
Дорог холод тенет Персефоны.

Будут ангели неба сиять,
Будет яркой всемлечная сводность,
И начинем тогда вопиять,
Преливая на столы холодность.

Тридцать восьмой фрагмент

Диаментные хлебы сотмим
Тусклым цветом гранатово-млечным,
И ритоны слезой окаймим,
Хватит аскосов гоям калечным.

Буде нощно юдицы белы,
Буде черные шелки их ярки,
На щедрые подставим столы
Хоть бы витые мглою огарки.

Веселятся оне и ядят,
И в утробники яд изливают,
Где лишь нас эвмениды следят
И с убийцами чад пировают.

Пятидесятый фрагмент

Суе Мании взоров бегут
Юродивые, локны срывают
Накладные, портретникам лгут,
От зерцал мел белены скрывают.

Из лекан с ядом хлебы достать
Суе грешницы бледные тщатся,
Книгу смерти устанут листать
Эвмениды и в тьму облачатся.

И закатные тени царей,
Челядь алчную цветом велебным
Истенив, у пустых алтарей
Одарят нищих мрамором хлебным.

* В России новомодное поветрие — по негласной команде произведения Есепкина убирают с витрин ведущих книжных сервисов, сетей и магазинов после их пятилетнего нахождения на этих витринах. Латунские и Ликоспастовы сообразуются с каноникой черного юмора Булгакова: Шекспир, Лопе де Вега и ты. Тем ярче ореол культовости вокруг фигуры нашего великого современника.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с эльфами и сильфидами

Семнадцатый фрагмент

Феи ночи к одесным столам
Занесут о серебре пасхалы,
Мы ль угодны еще ангелам,
Господь-Бог, наши вретища алы.

Льет сумрак Византея, одно
Будем чаять небесные хоры,
Пусть начиния полнит вино
И зефирность вседарствуют Оры.

А юдицам дадут балевать,
Халы вымесят Цины и Леи,
Мы начнем с их шелков обрывать
Перевитые кровью лилеи.

Двадцать пятый фрагмент

Боги, боги, летите сюда,
Мы пируем, юдиц не зерцая,
Вновь тускла чудных елей слюда,
Звезды в ней угасают, мерцая.

Но голодные крысы шелка
Юных граций белых источают,
Кутия им без вишен сладка,
Их с подвалами тьмы обручают.

Мертвых львов ли, запалых волчат
На щитах спишут кровию гои,
И букеты нам Иды вручат –
Все из красной тлеющейся хвои.

Тридцать четвертый фрагмент

Вновь гиады отраву таят
И серебро в начинье мешают,
Торты вишнями чинят, слоят
Ядом их и пиры оглашают.

Нитью чермной обвесть ли столы,
Елей остия шелком загробным
Исплести ль, юдиц хоры милы,
Гостей жалуют смехом утробным.

Траур их веселей именин,
Боги неба, хотя бы узрите,
Как темнятся оне средь менин
И во черном пеют лазурите.

Сорок третий фрагмент

Ель одесная, тлей и гори,
Канителью чаруй и тесьмою
Алой дев, ныне ль грозны цари –
Всяк охвалится нищей сумою.

Ах, золотность русалочек, фей,
Шелк тийяд и богинь антикварных,
Сны им дарит златые Морфей,
Темен умысел дщерей коварных.

Пусть юродивых эльфы влекут
К млечным ярусам, к чарам и неге,
Изливая серебро цикут
В мглу фарфоров о елочном снеге.

Пятидесятый фрагмент

Пей, Уильям, и смерть не зови,
Яко млечные гаснут хоромы,
Убежим сумасшедшей любви
Одалисок, взыскующих громы.

Хвоя будет всетускло гореть,
Золотыя макушки чадиться,
Положат нам легко умереть
В темно-красном и мглой пресладиться.

И тогда лишь во трауре Ид
На пиры отведут временные –
Гладить шелки эфирных сильфид
И рамена царей ледяные.

* Пять лет книги культового русского андеграундного писателя Якова ЕСЕПКИНА, в том числе «Порфирность», «Мраморные сады», «Космополис архаики», «Оратории», возглавляли витрины крупнейших интернет-сервисов, респектабельных магазинов Москвы и Санкт-Петербурга. Под шум времени усилиями квазиэлиты и мнимой анти-фронды имя гениального художника возвращается интеллектуальному андеграунду.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с ядом и ритонами

Пятый фрагмент

Суе речь, нас губители ждут
В пировых, шелки томных юнеток
Иудейским серебром ведут,
Алчно лядвия мнят шансоньеток.

Яд никейские донны таят,
Очеса их беззвездно-ледовы,
Перманентом желтясь, восстоят
Круг амфорниц холодные вдовы.

Ах, Симина, оне ль не белы,
Не замыто ль винтажие лестниц,
Где серебро течет на столы
Изо усн отравленных прелестниц.

Шестнадцатый фрагмент

Крем юдицы отравой чинят,
Переспелые вишни срывают,
Мглу алкая, бессмертие мнят
И осповники лядвий скрывают.

Яд в канфары богов солием,
Будем пить, аще небы туманны,
Много ль цвета в тебе, Вифлеем,
Аще бледны Ирады и Ханны.

И Господе Своем ангелам
Чад накажет любить, и, зерцая
Шелк очес, мы подсядем к столам,
Хмель юдольных белен восклицая.

Двадцать восьмой фрагмент

Тусклый глянец и матовый блеск
Ночью дышащих люстр отемнятся,
Феям оперы царской бурлеск
Снов закажут – им ангели мнятся.

Денно ль розовый сад источать
Не устанет арому ночную,
Мы поидем царевен встречать,
Гнать шампанским тоску ледяную.

Ах, менады, хмельны вы одно
Без рейнвейнов и пуншей коньячных,
Лейте ж в нощь золотое вино
С терпким привкусом ядов мышьячных.

Тридцать седьмой фрагмент

Под серебром белена темней,
Где и август с опалой жаровен,
Вновь легки хороводы теней,
Феи млечны, путрамент неровен.

Юны, юны шелковые, лон
Ваших тусклость манит лишь коварных
Темных эльфов, лишь вам Аквилон
Шлет зефир от столов антикварных.

Иль велебные девы пеять
Не устали меж амфор и хлеба,
К ним и будем из кущ вопиять,
Из холодных цветочников неба.

Пятидесятый фрагмент

Иудицы златые шелка
Весело круг остья навивают,
Ядность амфор ли битых горька,
Несть ритоны, зане пировают.

Меловницы темны, иль одне
Китаянки фарфора белее,
Ах, дарите хотя бы во сне,
Феи тьмы, царичам по лилее.

Будут чаять алмазные фри
Этот нощный серебряный морок
И грильяжи с беленой внутри,
И мышей под столовием корок.

* Литературная среда, состоящая из «однаробразных» фигурантов, не воспринимает явления неких пророческих знаков, художественной гениальности. Лучшая литература или не написана, или не дошла до читателя. Маргиналы в должностях с демонической силою противились изданию книг Есепкина, а эти элитарные книги парадоксальным образом стали наиболее востребованными в том числе на массовом российском рынке.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с ядом и темным серебром

Пятый фрагмент

Яства снов и морошку Француз
В тусклых небесех денно вкушает,
Кто бежал пламенеющих уз
Аонид – див к столам оглашает.

Се благие, благие пиры,
Гостьи млечные их утаенны,
Рая маковки, неба ль шатры
Зрят чудесные веи Фаенны.

И нагорное пламя горит,
И веселие длится земное,
И в чарующем сонме харит
Мы серебро пием ледяное.

Десятый фрагмент

Из ритонов одесно ли пить
Хлад серебра, винтажные яды,
Смерть юдицам дадут искупить —
Прекричат и забьются гийяды.

Нам Либера еще поднесет
Эти амфоры с вечной отравой,
Бледных царичей Господь спасет,
Огнь лия над юдольной оравой.

Но богинь статуэтки темней
И темней, мы пием, не хмелея,
И увеченный мрамор теней
Нощно гасит пустая аллея.

Двадцать девятый фрагмент

Тушь холодная с вей меловых
Одержимых юдиц истекает,
Много скорби от яств пировых,
Всяк юродивый нощность алкает.

Сих торговок Лаверна бежит,
Их серебро темней домовинной
Мглы, богини Луны ворожит
Суе им над армою зловинной.

Мы одне, мы всеприсно одне,
Лярвы алчные жалко смеются
И гадают на ядном вине,
И в похмельной истерике бьются.

Сорок шестой фрагмент

Дива темная с львиной главой –
Нам готовит Сехмет именины,
О плюмажах небесный конвой,
Веселятся беспечно менины.

Яд в патерах, оливки и яд,
Аще жертвенной чаши не минем,
Воспируем хотя у гияд,
Расточив золотое на синем.

Это золото ангельских чар:
Шелком вновь дышат перси Аделей,
Се и мы без высоких тиар
Меж порфирных лежим асфоделей.

Пятидесятый фрагмент

Яд из аскоса выльем, одно
Под серебром не масло – белена,
Темен хмель, отравленно вино
Дочерями седьмого колена.

Убивают юдицы благих
Небостолпников, зло убивают,
Мглу рейнвейнов лиют дорогих
На столовья, еще пировают.

Будет розовый сад огневеть,
Будут ангели в темном слетаться,
Нас зерцая и ядную цветь,
Коей можно лишь кровью сплетаться.

Яков Есепкин

Портреты юдиц со свечами и ядом

Четырнадцатый фрагмент

Льет серебряный эль Аполлон
В кубки див наднебесных и граций,
Иль розарии выжег Колон,
Станет феям иных декораций.

Хмель, дурман изумрудный, смугу
Лет временных увиждят ли еры,
Дон Мигель туне ищет слугу,
Ядом червным пьяны щелкоперы.

Вновь хмелятся оне и галдят,
На манжетах рисуя виньетки,
И с фиадами торты едят,
И несут им клико шансоньетки.

Двадцать восьмой фрагмент

Феи бледные, феи пиров,
Соливайте арак и рейнвейны
В кубки юдиц, золоту шаров
Бейте мглой, аще вы темновейны.

Падших ангелов суе искать,
Хрисеида, отравленный ужин
Дщери нам и готовят, алкать
Яд зовут на каратах жемчужин.

Мы наидем, елико белы
По червовые сени деревы,
И блюдут золотые столы
Отлюбившие нас Женевьевы.

Тридцать девятый фрагмент

Чудный лэкех, бисквитов арма,
Золоченые цедрой емины,
Днесь пирует Геката сама,
Налия беленой керамины.

Тьмою бархатной вита спираль
Дуг незвездных, масонские ложи
Осеняет священный Грааль,
Тускл парчевник шагреневой кожи.

Иль очнемся – на мраморе стен
Кровь атраментов фей благовонных,
И пирующих яд веретен
Бьет изборно меж емин червонных.

Сорок четвертый фрагмент

Ах, витое серебро теней
Уходящих по лунной аллее,
Иудицы столовья темней,
Волны кафисты шлют Лорелее.

Митры снимем, Гермина, пускай
Жжет чела холод свеч, веретенных
Яд иголок точится, алкай,
Всяк одесный из амфор бестенных.

И найдут в пировые купцы –
Дщерям бледным со ядом ледовым
Шелк примерить, и неб чернецы
Завиют локны фуриям вдовым.

Пятидесятый фрагмент

Пир готовьте, фиады, Эреб
Ныне злать афинянкам дарует,
Им порфировый жалуют хлеб,
Сребром волн их Мефитис чарует.

Иль угодно царевнам белеть
Даже нощно, златыми шелками
Вить арму, изумрудно тлееть
Над червицей и смерть-ручейками.

Из дворцовий Никеи, из мглы
Царств Парфянских с тенями юнеток
Иды ль к нам и бегут, чтоб столы
Овести кровью млечных виньеток.

* Сегодня Яков ЕСЕПКИН — писатель номер один в России. Равных ему не было и вчера, и позавчера, ни в Серебряном, ни в Золотом веках. Читайте великую литературу, коль скоро она чудесным образом существует и не является предметом трансвременной метафизической иллюзорности.

Яков Есепкин

Портреты юдиц у Корделии

Седьмой фрагмент

Сны Корделии тягостны, мгла
Почивальню шутов овивает,
Близу дикого сердца игла,
Что иродных еще убивает.

Лире, Лир, не веретища злы,
А пиров меловые столовья,
Дщери наши смертельно белы,
Алчут ядов и тьмы суесловья.

И томятся оне, и ядят
Вишни Гебы меж чад неборовных,
И отцов из парчевниц следят –
Надэфирных уже и бескровных.

Девятнадцатый фрагмент

Что юдицам икать – хлеб давно
Зачерствел, шелки емин алее,
В кровь и яд превратилось вино,
Девам жалуют пунш на лилее.

Ах, следите, Гиады, тлеют
О каморном венечье рубины,
Фреи нам диадемы лиют
Из увеченной славской рябины.

Грянет бальник Аваддо, чела
Мертвых одниц распишут уголем,
И трельяжей ночных зеркала
Мгла собьет, где еще мы глаголем.

Тридцать восьмой фрагмент

Волны снов Идофея сребрит,
Богородице нас отемняет,
А бледна и веселость харит,
Именины их ночь отменяет.

Что ж исцветникам снится, Колон,
Белым розам и алым, горящим
Тленной желтию, сех Аквилон
Презлатил в наставленье дарящим.

Будут вершникам дарствовать мглу
И хлебницы, и негу жасминов,
И тогда мы подсядем к столу
Именитств о золоте карминов.

Сороковой фрагмент

Тусклым блеском левкоев и астр
Сад встречает диаментных гостий,
Жжет вино золотой алавастр,
Шелк мерцает круг басмовых остий.

Зри, Господе, хотя цветники
И обручников ночи хрустальной,
Где еше и висят ангелки,
На какой гильотине портальной.

Станут юдицы Тейю хвалить,
Первой лунной богине дивиться,
Чтоб кровавую цветность излить
И карминовой миррой давиться.

Пятидесятый фрагмент

Август ночь золотых цветников
Благо дарствует стайкам прелестниц,
Фей чарует всезвездный альков,
Холодя сенью мраморных лестниц.

Убеляйся, каморная тьма,
Пусть фиады о винах немеют,
Нам Геката мирволит сама,
Ей торговки перечить ли смеют.

Но Корделии сны тяжелы
И юдиц устрашает изветность,
И со усн мы лием на столы
Изумрудно-кровавую цветность.

* Сегодня Яков ЕСЕПКИН — писатель номер один в России. Равных ему не было и вчера, и позавчера, ни в Серебряном, ни в Золотом веках. Читайте великую литературу, коль скоро она чудесным образом существует и не является предметом трансвременной метафизической иллюзорности.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

I

Тени Лувра, летите сюда,
Мы стенаем в цветах Сеннаара,
Темен мрамр иль сиянна Звезда,
Прелилась наднебесная чара.

От порфировых этих сильфид
Все белы, яко вишни любили,
Потчевали лепных аонид,
Хоть венчайте небесностью шпили.

Утром томным восплачет Эдель,
Роз ко статуям вынесет млечность,
И с кровавыми гипсами эль
Допиют ангелки – за увечность.

II

Ночи огненный ярусник нем,
Дышит маем течение Леты,
Сводность царства Аида минем,
Се и ангелей неб пируэты.

Византея, сияй и гори,
Ненавистны святые Отчизне,
Мы были всеземные цари
И в комодной побитой старизне.

Виждь, Господь, со рубиновой мглы,
Как еще юродные смеются,
Где исцвечены кровью столы
И на остия вина лиются.

III

Льет юдоль молодое вино,
Ах, мучения наши подавны,
Тще ль искать золотое руно,
Вспели гоев небесные фавны.

Чу, смертливые осы летят,
Нас покоя оне возлишают,
Спит и Шервуд, разбойно свистят
Лишь соловки и вдов оглашают.

Век успенных боялись певцов
Эти вдовы под миррою течной,
Се и зрят нас без ярких венцов
На челах, битых оспою млечной.

IV

Сердце ангела – шелк совитой
И о чадах оно престенает,
Наш атрамент эфирный, златой
Волн тоскливей и ангелов знает.

Пусть демоны гиад веселят,
Пусть надеждою тешат юродных,
В нас еще царствий феи вселят
Звезды неб, млечность граций холодных.

Чайки Бога слетятся ль к пустым
Берегам тихой Леты, мерцая
Опереньем своем золотым,
Чтоб гореть, мглу скульптур восклицая.

V

Ядовитые шелки сильфид
Геба ветошью звездной овеет,
Влечь безумных к столам аонид,
Мел их лядвий пускай багровеет.

Что, Иосиф, невесел, царей
Не любила толпа и во тлене,
Императорских спален Борей
Отдал мглу нежноокой Селене.

Углич, Рим ли оплачет сие
Неболожество, с Эос матроны
В мрамор наше вобьют остие –
И чермные сонимем короны.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

VI

Феи тьмы ангелочков не чтут,
Аваддон им внушает беспечность,
А ночных ли певцов и сочтут,
Паче сводности мирры истечность.

Низлетим с хоров млечных к столам—
Хлебы тлить цветом ночи холодным,
Чтоб юдицы, таясь по углам,
Вняли флейтам волшебно-рапсодным.

И Господе превидит благих
Нетей пленников, чад убиенных
В темной слоте божниц дорогих
И за патиной неб всетлеенных.

VII

Разве небо и чтило нефрит,
Наши перстни хладят одалисок,
Меловица рябая горит
На гетерах и яде ирисок.

Антиквары блажные, столы,
Веселясь, накрывайте парчами,
Вейся, нощь, где с блядями юлы
Содомитскими грезят ночами.

Это мы ль, Иокаста, следим
Балы антики меркнущим взором,
Вечность пьем и тюльпаны ядим,
И хвалимся небесным позором.

VIII

Лучшим -- терние выцветших неб,
Пламень роз иль августа холодность,
Жизни стоит всемаковый хлеб,
Кто немолвен, внимай богородность.

Парки грезили век об ином,
Только светочей Энн пожалеет,
Спит Эмилия тягостным сном,
Базель мертвое чадо лелеет.

Нас боялись и с чернью в устах,
Обрамленных вифанской беленой,
Иды мел угасят: на перстах
Мгла завьется кровавою пеной.

IX

В Одеоне зерцала тускней
Арабийских морган, веселятся
Хороводы печальных теней,
Дольше века литании длятся.

Нас взыскует порфировый сад,
Молодые шелковые узы,
Что Гекате сияющий Ад,
Надевай всекровавые блузы.

Станет август детей обольщать,
Бледных чад, кружевниц благовонных –
И начнем юродиво кричать
Меж опалых алмазов червонных.

X

Ночи одницы нас ли и ждут,
Мы еще слог чудесный внимаем,
К лицам каморным нашим идут
Звезды неб – их перстами снимаем.

Ночь, Геката, для од создана,
Ах, оне лишь светил тяжелее,
Бить начинье царица вольна,
А скульптурность юнид ей милее.

По мраморному глянцу обсид
Ангелки прелетят, низвергаяясь
И кляня фижмы пляшущих Ид,
И во черни остий содрогаясь.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XI

Нас, Господе, следи в барве неб,
Ангелки мимо чад излетели,
Всепорфирный точащийся хлеб
Сочерствел, мы его прехотели.

А и туне сейчас вопиять,
Над брегами летейскими рдиться,
И алеять, и молча стоять,
Гои нас будут вечно стыдиться.

С темной миррой юдицы одне
К нам и льнут, и серебро лелеют,
И во млечном холодном огне
За колонницей мертвенно тлеют.


XII

Змеи тирские хмель овиют,
Кора свечками пурпур уставит,
Нас ужель четверговки убьют,
Кто и с вечностью ныне лукавит.

Полны столы начиний пустых,
Ничего, соливайте, гияды,
Вин мускусность еще золотых,
Не царевнам ли чествовать яды.

Камор звезды мирволили нам,
Присно будем во сех оявляться
Гранях млечных, где бьют по стенам
Тени роз и вселожно бояться.

XIII

Где, июль, тестовые сурьмы,
Брашно сладкое, с вишней рейнвейны,
Бел Эдем и меловые тьмы,
А принцессы одне темновейны.

Жизнь цвела и сребрилась, но вот
Лишь желтки и горят в сей остуде,
Алчно змеи обсели кивот,
Зло виются мокрицы на блюде.

Яко звезды бессмертие чтут,
Златоустов камены читают,
Пусть хотя ли убитых сочтут –
Все венцы наши червно блистают.

XIV

Звезды чтили успенных, цемент,
Гипс иль глину исторгнут дыхницы,
Обнажится еще диамент
И за сим, паче уст багряницы.

Темный мрамор июньских аллей
Нагоняет печаль вековую,
Кто умел горевать, веселей,
Точат спящим виньету живую.

И начиние сбилось, хлебы
Суе мертвые тьмы украшали,
Всё опять нецелованны лбы –
Мы лишь звездностью присно дышали.

XV

Лишь в июне сордится оцвет,
Из черемух вспорхнут махаоны,
И укажем небесный корвет
С золотыми тенями Вероны.

Сколь юдицы нас вечно блюли,
Аще их перелилась мышьячность,
Пей отраву, Цинита, юли,
Хороша и твоя небозлачность.

Цветники ли, тенета весны
Ядом жгут отравительниц сонных,
К нам тиснятся еще ложесны
Сех паскуд во шелках благовонных.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XVI

Вновь оцветный томительный сок
Изливают в сервантные чаши,
Лишь Иосиф подставил висок,
Всех иных закололи апаши.

Дождались четверговки пелен
Белошелковых мускусных бязей,
Аще встанем с меловых колен,
Хоть узнают диаментных князей.

И черешни без нас прецвели,
И юдицы алкают бесстрашно
Голубое со кровью шабли,
Окаймляя подвальное брашно.

XVII

Воск пасхальный неровно горит,
Как успеть и не могут святые,
Налием в хлебы кровь-лазурит,
Яко постны столы золотые.

И сойдем, участь юдиц верша,
С хоров млечных и райской целины,
Всяка днесь иродица -- левша,
Всякой голем не жертвует глины.

Нас узнают оне по челам,
Тусклой миррой и тьмой увиенным,
И внесут эти хлебы к столам,
Чтоб воссниться купцам опоенным.

XVIII

Розы Асии нежной армой
Наднебесных царевен встречают,
Именины Чумы ли самой
Днесь пеют, нас ли ангелы чают.

Битый мрамор обсидный минем,
Зло молчат преблюстители Коры
И ея меловницы, где нем
Вечный пир и точатся фарфоры.

Цветью их расписали свечной,
Миррой тусклой свели, и Господе
Чад не узрит в смуге выписной –
Пьющих немость о славленном годе.


XIX

За сумраком вифанским таит
Неботвердь голубые фиолы,
Бледных мальчиков сонм предстоит
О садах: улетай, богомолы.

По аллеям дворцовым ли несть
Розоцветных сиреней холодность,
Аще Божие сумерки есть,
Мы узрим виноградную сводность.

Где и вился честной Аваддон,
Меж каких утешается циний,
Рдея, тусклую кровь на поддон
В пировых Иды льют со начиний.

XX

Нощность антики станем белить,
Во четверг ли от ядов очнемся,
Что и подлую чернь веселить,
Мы в родные пенаты вернемся.

Будут постные яства гореть,
Будем сами альтанок белее,
Выльем кровь на подносную мреть,
Идет камень фамильной аллее.

Сад немолчный успел оцвести,
Бьют по гипсу цветки ледяные,
И всё тусклою пудрой свести
Мел и кровь тщатся Иды хмельные.

* «Не так давно имя и феномен русского андеграундного писателя Якова ЕСЕПКИНА оказались в заголовках литературных новостей. Культовый автор известен библиофилам со времен СССР, официально создатель «Космополиса архаики», обретшего негласный статус последней великой русскоязычной книги, начал издаваться за рубежом. Между тем после выхода самиздатовских сборников «Готика в подземке» и «Классика» юного гения восторженно приветствовала советская провластная художественная элита.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Эфемериды», издательство «Де’Либри», 2021


Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XXI

Томных дев и камены блюдут,
Нам лишь кровию были чернила,
Со щитами героев не ждут,
Алекто наши сны огранила.

Но мгновенье, замученный брат,
Вдоль сиреней текут путраменты,
Их цеди, за каратом карат,
Яко пламени траурной ленты.

Мы писали канцоны не сем
Юным феям, шелковым наядам,
И теперь меж перстами несем
Тьмы цветниц, всепокорные ядам.

XXII

Стол накройте сакраментной мглой,
Ночь Вифании чтут пировые,
Феб и Мемнон в гортанях с иглой,
Кто погублен – успенны живые.

Время париям днесь умереть,
А и нам ли веселье преложно,
Тщиться будут пифии стереть
Мглу чернил, где бессмертие ложно.

Возлиются гербарии тьмой,
Всеоцветною розовой сенью,
И лишь выступит кровь под сурьмой,
Золотяше пути к неспасенью.

XXIII

Алавастры ночные влекут
Черных фей и беспечных юнеток,
Тускло золото млечных цикут,
А и полно червовых монеток.

Пляски фурий взирает Аид,
Столы антики щедро ломятся,
Хоры сонных пеют данаид,
Прескучают оне и томятся.

Дивный пир и чудесная мгла,
И теней алавастровый морок –
Всё горит, всё и нощность свела
Тьмой во злате вишневых подпорок.

XXIV

Царской оперы фавны пышны,
С бельэтажей свисают химеры,
Граций томных в шелках ложесны,
Дышат негою их костюмеры.

Юны, юны сюда нас влекли,
Днесь оне ль примеряют балетки,
Бал окончен, сие умерли,
Авансцену терзают старлетки.

И хотят нас, Геката, убить
Иудицы под темной золотой,
Чтоб хотя всеуспенных увить
Чернотечной вишневою слотой.

XXV

Черных вдов феи тьмы и белят,
Ядом чинят нецветность их аур,
И царевен травить всевелят,
Яко сводам приличен лишь траур.

Пой, Эреб, остия сех юдиц,
Веселятся пускай четверговки,
Меж скульптурных ядят молодиц,
Всяк пиит удостоен торговки.

И с отравой нальется вино
В наши амфоры, чернью витые,
Мы его преалкаем одно,
Цветь лия на шелка золотые.